Забыв о саднящих коленках, Элэйс вскочила и пробежала вдоль парапета. Она не боялась, что часовые выдадут ее Ориане, но лучше поскорее выбраться из Шато и добраться до собора Святого Назария. Заглянув вниз и убедившись, что там никого нет, Элэйс почти соскользнула по деревянному трапу на землю. От сильного удара ноги подогнулись, и она шлепнулась на спину. Остатки воздуха толчком вышибло из груди.
Элэйс оглянулась на часовню. Ни Орианы, ни Гильома не видать. Держась у самой стены, она прокралась в конюшню, задержалась на минуту у денника Тату. Отчаянно хотелось пить, еще больше хотелось напоить несчастную лошадь, но та малость воды, которая здесь осталась, предназначалась только для боевых коней.
Улицы были полны беженцами. Элэйс прикрывала рот рукавом, защищаясь от запаха страдания и болезни, туманом висевшего над улицами. Раненые мужчины и женщины, бездомные, баюкавшие на руках младенцев, провожали ее тупыми безнадежными взглядами.
На площади перед собором Святого Назария собралась толпа. Оглянувшись через плечо и убедившись, что за ней не следят, Элэйс приоткрыла дверь и вошла. В нефе спали и просто лежали люди, но им уже ни до кого не было дела.
На главном алтаре горели свечи. Элэйс свернула в северный трансепт и оказалась в боковой часовне с простым алтарем. Сюда приводил ее отец. Мыши прыснули по углам, шурша и царапая пол, Элэйс просунула руку за алтарь, как показывал ей Пеллетье, постучала пальцами по стене. Потревоженный паук защекотал ладонь и скользнул прочь.
Раздался тихий щелчок. Медленно, осторожно Элэйс сдвинула в сторону каменную плитку и просунула пальцы в пыльную нишу. Извлекла длинный тонкий ключ и вставила его в скважину деревянной дверки у самого пола. Скрипнули петли, и дверца медленно отошла.
Казалось, отец стоит рядом с ней. Элэйс закусила губу, чтобы не расплакаться.
«Это все, что ты теперь можешь сделать для него».
Она вытащила наружу ящичек, который уже видела у него в руках. Не больше шкатулки для драгоценностей, но без украшений, с простой защелкой. Элэйс откинула крышку. Внутри лежал мешочек из овчины — тот самый, что показывал ей отец. Она перевела дыхание, только теперь осознав, как боялась, что Ориана сумела опередить ее.
Нельзя было терять время. Элэйс проворно сунула книгу за пазуху, а остальное вернула на место, оставив в точности как было. Если этот тайник известен Ориане или Гильому, они могут потерять время, считая, что шкатулка нетронута.
Она пробежала через церковь, прикрыв лицо капюшоном. Снова открыла тяжелую дверь и растворилась в толпе несчастных, бессмысленно толпившихся на площади. Болезнь, убившая ее отца, быстро распространялась. Переулки полны были разлагающихся гниющих туш — овечьих, козьих, даже коровьих. Раздувшиеся тела испускали отравленное зловоние.
Элэйс заметила, что не задумываясь выбрала дорогу к дому Эсклармонды. Она не надеялась найти ее там — за последние дни не раз проверяла, не вернулась ли подруга, — но больше идти было некуда.
Большая часть домов южного квартала стояли заколоченными так же, как и дом Эсклармонды. Все же Элэйс постучала в дверь и окликнула:
— Эсклармонда?
Постучала снова, подергала дверь:
— Сажье?
Она услышала шорох, топот бегущих ног, звякнул отодвинутый засов.
— Госпожа Элэйс?
— Сажье, слава Богу! Скорей, впусти меня!
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить ее.
— Где же ты была, госпожа?
Элэйс крепко обняла мальчика.
— Что случилось? Где Эсклармонда?
Маленькая ладошка Сажье скользнула в руку Элэйс.
— Пойдем…
Он провел ее в отгороженную занавеской половину дома.
В полу чернел открытый люк.
— Ты все это время был там? — Элэйс заглянула в темный проем и увидела горящую под лестницей масляную лампу. — В погребе? Значит, моя сестра вернулась и…
— Это не она, — сказал он дрожащим голосом — скорее, госпожа.
Элэйс спустилась первой. Сажье захлопнул за собой крышку люка и спрыгнул на пол погреба.
— Сюда.
По темному сырому проходу он вывел ее в маленькую клетушку и поднял светильник над головой. Здесь Элэйс увидела Эсклармонду, неподвижно лежащую на груде тряпок и шкур.
— Нет! — вырвалось у нее.
Элэйс бросилась к подруге. Голова ее была обмотана бинтами. Элэйс приподняла краешек и ахнула. Левый глаз был залит кровью. Его прикрывала чистая припарка, но под кожей разбитой глазницы угадывались размозженные кости.
— Ты ей поможешь? — спросил Сажье.
Элэйс приподняла одеяло. Желудок свела судорога. Поперек груди тянулась багровая полоса свежих ожогов. Местами кожа совсем обуглилась.
— Эсклармонда, — прошептала она, склонившись над подругой. — Ты меня слышишь? Это я, Элэйс. Кто это сделал?
Ей почудилось слабое движение в лице Эсклармонды. Чуть шевельнулись губы, Элэйс повернулась к Сажье.
— Как ты сумел перенести ее сюда?
— Гастон с братом помогли.
Элэйс снова обернулась к искалеченному телу на постели.
— Как это случилось, Сажье?
Мальчик помотал головой.
— Она тебе не сказала?
— Она… — Впервые он не совладал с собой. — Она не может говорить… язык…
Элэйс побелела.
— Не может быть, — в ужасе прошептала она, потом громче добавила:
— Тогда расскажи, что знаешь ты.
Ради Эсклармонды, им обоим приходилось быть сильными.
— Когда мы узнали, что Безьер пал, meninaзабеспокоилась, как бы Пеллетье не передумал отпустить тебя к Арифу.
— И была права, — угрюмо вставила Элэйс.
— Meninaзнала, что ты будешь его уговаривать, но решила, что кастелян Пеллетье послушает одного только Симеона. Я не хотел ее отпускать, — всхлипнул мальчик, — но она все равно ушла. В еврейский квартал. Я пошел за ней, но приходилось прятаться, чтоб она не заметила, и в лесу я отстал. Потерял ее из виду. Ждал до заката, а потом как представил, что она скажет, если вернется, а меня нет… ну, я и пошел домой. Вот тогда и…
Голос у него сорвался, а янтарные глаза ярко блеснули на побледневшем личике.
— Я ее сразу узнал. Лежала без чувств у ворот. Ноги в крови, как будто долго шла. — Сажье поднял голову. — Я хотел тебя позвать, госпожа, да не посмел. Гастон помог ее сюда перенести. Я старался вспомнить, что бы она сделала, какие мази прикладывала… — Он шевельнул плечом. — Делал, что мог.
— Ты все сделал как надо! — горячо заверила его Элэйс. — Эсклармонда может гордиться тобой!
Услышав шорох на постели, оба разом повернулись туда.
— Эсклармонда, — заговорила Элэйс, — ты слышишь? Мы оба здесь. Тебе ничего не грозит.
Она хочет что-то сказать.
Элэйс перевела взгляд на ее руки. Пальцы сжимались и разжимались.
— Кажется, просит пергамент и чернила.
Сажье поддерживал руку бабушки, пока та писала.
— По-моему, «Франсуа», — предположила Элэйс, разбирая дрожащие буквы.
— Что бы это значило?
— Не знаю. Может, он мог бы помочь? Слушай, Сажье, — сказала Элэйс. — У меня плохие новости. Симеон почти наверняка погиб. И мой отец… он тоже умер.
Сажье взял ее за руку. Движение было таким ласковым, что на глазах у Элэйс выступили слезы.
— Мне очень жаль…
Элэйс прикусила губу, чтобы не расплакаться.
— Ради него — и ради Симеона и Эсклармонды — я должна сдержать слово, добраться до Арифа… — Она с трудом заставила себя договорить. — Жаль, но у меня только «Книга Слов». Книга Симеона пропала.
— Но ведь твой отец ее тебе отдал?
— Ее унесла моя сестра. Мой муж впустил ее в нашу спальню. Он… он отдал сердце моей сестре. Ему больше нельзя доверять, Сажье. Так что мне нельзя возвращаться в замок. Теперь, когда отец умер, никто их не остановит.
Сажье посмотрел на бабушку и перевел взгляд на Элэйс.
— Она выживет? — спросил он.
— Она тяжело ранена, Сажье. Левый глаз она потеряет, но… если не будет заражения… Она сильна духом, Сажье. Выздоровеет, если решит, что так надо.
Он кивнул и вдруг показался гораздо старше своих одиннадцати лет.