Ворота Лазутина встретили их обычным постом стражников, досматривающих повозки и собирающих плату за въезд в город. Одного из трёх стражников на воротах она знала - хотя узнала с трудом - так он распоролся на тихой и сытной службе. Из двадцатилетнего худого мальчишки превратившись в совершеннейшего борова лет пятидесяти - из-за разгульной жизни, наверное. Он не узнал Марьяну, хотя когда-то приходил к ней лечиться, когда она ещё держала лавку на Цветочной улице. Марьяна не стала напоминать ему о себе, заплатила входную пошлину за себя из а своих охранников - у стражи, как обычно, не нашлось сдачи с золотого, и вот сани со скрипом несутся по брусчатой улице - снег местами вытаял от выплёскиваемых на мостовую помоев и как всегда Марьяна с раздражением вдохнула сладкий запах помоев, мочи и тлена. Насколько же всё-таки более здоровый воздух в клинике, чем тут - подумала она. Наконец их сани подъехали к гостинице, оттуда выбежал мальчишка- конюх, принимая их лошадей, сани загнали во двор, под навес, укрыли брезентом и сопровождаемая охранниками Марьяна поднялась в тот номер, что ей предоставили хозяева гостиницы. Конечно, он отличался от трактирных помещений - спальня обита шёлковой тканью. Кровать с периной под узорчатым балдахином. Вторая комната с настоящим унитазом и медной начищенной ванной - правда, в которую. Всё равно надо было таскать воду вручную, но зато сливалась она через дырку в днище - потом вся грязная вода и нечистоты отправлялись по трубам из гостиницы в канавы по сторонам мостовой. И оттуда уже в реку...

  Марьяне тут же захотелось залезть в ванну и понежиться в ней, после поездки, но она переборола себя, спрятала мешок с деньгами (честно говоря, ей страшно надоело с ним таскаться, тем более что он был объёмистый и тяжёлый) и пошла вниз, в обеденный зал. Охранники сидели там, ожидая её. Она быстро с ними вместе перекусила, затем отправила их наверх, чтобы они внимательно следили за её номером по очереди - один будет отдыхать, другой следить. Им она тоже сняла номер на двоих, вполне приличный. После этого Марьяна отправилась в город. С собой она взяла только небольшой мешочек с деньгами. Первым пунктом её посещения был собор святой Иросафилы, где настоятелем был отец Пафнутий. И магическая школа, и собор были достаточно близко от гостиницы, где она остановилась, потому ей не пришлось долго идти. Златоглавый собор вырос из-за поворота, как будто кто то кинул вниз красивую игрушку - она даже залюбовалась сиянием куполов. До вечерни ещё было много времени, и Марьяна знала где найти настоятеля - он в это время обычно находился у себя дома, позади собора. Она подошла к воротам и с силой начала бить в них кулаком так, что они затряслись. После минуты таких упражнений, в откинутое окошко ворот выглянул недовольный толстый монах и с неудовольствием спросил:

  - Вы чего, госпожа шумите? Отец настоятель почивать изволят и будить не велел.

  - Давай буди его. Дело важное к нему.

  - Не могу - невозмутимо сказал монах. Не велено. И стал закрывать окошко.

  Марьяна взревела в ярости:

  - Ты, помесь осла и ящерицы, если ты не доложишь Пафнутию, он тебя отлучит от церкви. А раньше, я напущу на тебя такую порчу, что ты будешь чёрным поносом дристать, пока не скончаешься в луже своего дерьма, козёл безрогий! Быстро давай Пафнутия сюда!

  Испуганное лицо монаха исчезло и через минут десять послышался дрожащий голос:

  - Кто, кто мешает моей послеобеденной молитве! Какой нечестивый человек требует от старого, больного священника, молящегося за всех нечестивых граждан этого города о их прощении, отвлечься от святого дела?

  В окошко показалось лицо довольно-таки бодренького круглолицего человечка, с красным носом и хитрыми маленькими глазками:

  - Кто побеспокоил меня и напугал моего Анафима?

  - Открывай, Пафнутий, разговор есть на тысячу золотых.

  - На тысячу? - за воротами загромыхало, отодвинулся засов и Марьяна скользнула на широкий двор. Пафнутий вгляделся в лицо красивой дамы:

  - Вы кто, госпожа? Я вас знаю? Мне кажется, я где-то вас встречал!

  - Пафнутий, это же я, Марьяна. Забыл, как я тебе причиндалы лечила?

  - Тихо, тихо - Пафнутий оглянулся на стоящего невдалеке монаха - ну чего ты расшумелась. Тысячу так тысячу - пошли разговоривать. Ну что за привычка во дворе дела решать. Эй, Анафим, принеси нам вина монастырского да сыра, два смотри гадёныш - отопьёшь по дороге - я тебя поставлю на поклоны на весь вечер. И ещё - бери вино не слева, для прихожан, а из - за корзин, в правом углу. Ну пошли, Марьяна.

  Они вошли по широкой каменной лестнице на длинную, украшенную цветными стёклами веранду, прошли по ней к светлой, теплой комнате, где гудела огнём печь, украшенная цветными изразцами и уселись за столом, накрытым белой скатертью, с кружевами по краю. Марьяна огляделась

  - Хорошо устроился ты, Пафнутий...я ещё помню, когда ты был молодым худым священником..а теперь вон какой дородный да важный.

  - Молитвами моих прихожан да скромными подношениями живу, как нищий, всё о душах их молюсь денно и нощно... Монах принёс бутыль, нарезанный сыр на блюде...Пафнутий внимательно осмотрел пробку бутылки и кивком отослал его, крикнув:

  -Дверь прикрой, аспид. Вечно уши развешиваешь, подслух нечестивый!

  - Ну, привет, Марьяна - уже нормальным голосом сказал Пафнутий и остро взглянул на неё.- Молодо ты выглядишь что то, если бы не твоё нахальство, я бы тебя и не узнал. Помню, как ты крыла моего Афанасия двадцать лет назад... как это ты омолодилась-то? Или секрет?

  - Свежий воздух, правильное питание, никаких волнений - вот и секрет вечной молодости! Пафнутий, ну чего ты ерунду спрашиваешь - я ведь магичка и лекарка, у нас есть свои секреты, за которые могут нам и голову снести если выдадим. Понимаешь?

  - Понимаю. Ладно. Давай вот винца попробуй, а потом и к делу перейдём. Он разлил красное густое вино по бокалам, отпили, Марьяна нарочито восхищённо промычала - УУУУ - для себя ты хорошее вино бережёшь, а для причастия небось опять опивки в трактире покупаешь? Пафнутий засмеялся:

  - Наветы! Наветы друзей Лукавого и завистников, коих много у благочестивого и боголюбивого священника!

  - Угу... помню как на тебя напраслину возвели три прихожанки. В одно и то же время забеременевшие - наверное от святого духа...а проводником зачатия ты был, вроде, а? Силён был, кобель...сколько по городу твоих отпрысков бегает? Пафнутий поперхнулся вином, закашлялся, смеясь в кулак...

  - Увы, Марьяна, теперь староват стал...- он грустно потупился...теперь аспиды женского рода денег требуют...нравы испортились, народ стал корыстным - такие молодые девушки и такие деньголюбивые...увы. Так что там говорила о тысяче золотых? Что за эти деньги надо будет сделать? Убить Анафима? Поджечь собор? - он перекрестился на образа в углу и сказал - прости Господи нечестивого.

  - Нет. Всё проще. Один мой знакомый потерял метрики свои. Надо вписать его в церковную книгу...у тебя же хранятся все книги, за несколько сотен лет? Надо будет стереть одну запись и сделать на её месте другую. И выдать справку для магистрата, датированную тем временем. Даю тысячу золотых. Идёт? По рукам?

  - Полторы тысячи. Сложное дело - вытравлять надпись...писать опять же...так и вгоняешь меня в геенну бездны, буду я из-за тебя гореть на сковороде адовой! Так хоть тут порадоваться. Столько трат, столько расходов - он повысил голос и крикнул в сторону двери - одни эти дармоеды служки сколько сжирают! Жрут и жрут в три горла, бездельники! - потом тихо сказал - полторы и по рукам.

  - Ну ты зажрался...совсем обнаглел - тысяча двести.

  - Мне надо поддерживать свою троюродную племянницу...девочка бедная на моём содержании...страдает...тысяча четыреста!

  - Ну ты зараза, я может в одном платье хожу уже два года, а ты девок в золоте купаешь - тысяча триста и по рукам!

  - Ладно, грабь несчастного старика, пей мою кровь нечестивка, накажет тебя Господь за то что обижаешь сирого и убогого...тысяча триста пятьдесят и по рукам!