Предупреждаем!

В тексте романа есть жестокие сцены убийств, насилия, пыток… Не рекомендуется читать людям с тонкой душевной организацией и моралистам. Напоминаем! Главный герой плохой. Авторы еще хуже. Клички и фамилии некоторых исторических персонажей сознательно изменены. В тексте есть мат.

Какая главная тюрьма в России? Бутырка? Кресты? Может быть, Владимирский централ? Нет! Главная тюрьма страны тут, на Лубянке. Сейчас она уже тридцать с лишним лет, как закрыта, но подвалы-то стоят. И они помнят! Американского летчика Пауэрса, патриарха Тихона, маршала Тухачевского. А сколько тут сидело всяких-разных поэтов и писателей! Есенин, Мандельштам… Все это мне рассказывал сопровождающий — лейтенант Серов. Мы шли по коридорам Лубянки, окна которой выходили во внутренний двор. Ну и я сдуру, чтобы не молчать, спросил про тюрьму.

— Пауэрс и был последним сидельцем, — хмыкнул Серов, пропуская меня вперед в дверях коридора. — Как обменяли его, так сразу Семичастный внутреннюю тюрьму и закрыл. Всех стали отправлять в Лефортово…

Лейтенант постучал в дверь приемной, дождался разрешения и опять пропустил меня вперед. Какой сервис, однако! Все бы замечательно, но, во-первых, это не запланированный визит, а во-вторых, не в первый день нового года. Вся страна празднует, отмечает, а я в наглаженных брюках иду по зловещим коридорам. Галстук душит шею, холодный пот льется по спине. Отличное начало нового года, не так ли?

Принимал меня генерал по фамилии Месяцев. Грузный, седой гэбист носил очки с тонкой оправой — точь-в-точь такие, как нацепил на себя Карась во время открытия казино. Имя и отчество свое генерал не обозначил, зато предложил присесть и даже чай/кофе на выбор. Я отказался.

— А ну как пиздить начнут… Наблюю вам тут.

— Фу… ну, зачем так грубо? — Месяцев поморщился — Прежние методы дознания давно в прошлом.

— Ну, может, у вас и в прошлом, а вот у смежников…

Генерал опять скривился и начал листать папочку на столе. На первой странице была приклеена моя тюремная фотография. Ну ясно. Личное дело.

— Как случилось, что год назад вы еще обретались на нарах, а сейчас контролируете банк, входящий в десятку крупнейших по объему активов?

Про десятку — это стало для меня новостью. Ничего такого Йосик мне не сообщал. Впрочем, ему было не до изучения рейтингов. Варшавер в поту и мыле парковал разные, легальные и не очень легальные суммы. И да, они были огромные. Оброк с Шарика, казино, московский общак… Сильно выросли обороты по металлу и компьютерам. Видимо, и авизошные деньги дали свой эффект — мы где-то засветились. Скорее всего, в статистике ЦБ.

— Сильно повезло, — честно глядя в глаза, ответил я. — Набор счастливых случайностей.

— С шадринскими вам и правда повезло, — усмехнулся Месяцев. — Я в курсе подоплеки этой истории. И исполнено красиво, с выдумкой.

Я пожал плечами и решил промолчать. Потом все-таки передумал:

— Вы что, решили меня под свою крышу завести?

Генерал снял очки и начал их тщательно протирать. На круглом лице отразилась напряженная работа мысли.

— Мы таким не занимаемся.

Ага, ага. Так я и поверил. Уже к началу 2000-х все крыши в Москве и окрестностях станут ментовскими или гэбэшными. А концу — вся страна ляжет под них. Братва же отправится либо в тюрягу, либо на кладбище.

— Но некоторый специфический интерес к вашему…так сказать… бизнесу… у нас есть. И связан он с зарубежными филиалами Едра.

Последнюю неделю декабря на ящике начали крутить рекламу бывшего Дон-банка. В таком стиле а-ля «старинная Россия». Стрельцы заряжают царь-пушку, закатывают в ствол тяжелое ядро. Потом камера наезжает на дуло, и орудие стреляет прямо в зрителей. После чего появляется логотип банка и слоган — «Надежность, проверенная столетиями». К удивлению, реклама сработала на ура — народ потащил бабки на депозиты. И не только рубли, но и валюту, что здорово облегчило нам операции по конвертации.

— Но у нас нет зарубежных филиалов, — сделал я неубедительную попытку.

— А должны появиться! — с нажимом произнес генерал.

— Ага… Теперь начинаю понимать.

— Мы укажем, какие страны представляют для нас особый интерес, а ваши сотрудники закроют глаза на те операции, которые будут проводиться в этих филиалах. Курировать все будет Николай Дмитриевич. Его указания в части зарубежных представительств — это мои указания.

Теперь все окончательно ясно. Особист обратно на службе. Будет одновременно курировать нас и что-то делать для гэбухи.

— Вам все понятно? — Месяцев посмотрел на меня из-под тонкой оправы очков.

— Так точно, товарищ генерал, — я прижал руки к груди. — Служу Советскому Союзу!

— А можно без этих ваших шуточек? — поморщился Месяцев.

— Можно, — кивнул я. — Только вот одного я никак понять не могу. Неужели у вас нет своих банков для тайных операций?

— Есть, — снова поморщился генерал. — Но они взяты противником под плотный контроль. Нужны новые каналы. А ваш банк, по уши замазанный в обналичке и выводе капиталов, пока вне подозрений. Просто еще одна бандитская помойка, каких много. И давайте уже закончим этот разговор. Вот подписка о неразглашении. Извольте поставить автограф.

— А если не соизволю?

— Тогда я даю отмашку МУРу, — усмехнулся Месяцев. — И прямо отсюда вас везут в следственный изолятор. Или вы думаете, что можно взрывать рестораны в центре Москвы, расстреливать людей на улицах столицы, и вам все сойдет с рук? Может сойти, но только тогда, когда вы будете нам полезны.

Вот же сука!

— Это еще доказать надо! — засопел я.

— Ну я вас умоляю! — удивленно посмотрел на меня генерал. — Вы, кажется, не поняли, где находитесь, гражданин Хлыстов. Вы не в Лобненском ОВД. Тут с вами никто уток кормить не станет.

— Бить будете? — усмехнулся я. — А кто мне сказал, что это уже в прошлом?

— Да зачем нам кого-то бить? — пожал плечами Месяцев. — Просто отдадим вас штатному фармакологу. Он сделает небольшой укольчик, и вы все рассказываете сами.

Генерал подвинул мне бумагу с печатным текстом. Я быстро пробежал его глазами. Составлено предельно обтекаемо — под этот текст можно подогнать что угодно. Тяжело вздохнув, я максимально непохоже черкнул фамилию, имя и подпись. Все, обратного пути нет. Теперь у генерала перед братвой на меня есть железный компромат. Достаточно показать эту бумажку блаткомитету воров и все, тело Хлыста никто и никогда не найдет — грохнут как Циркуля, прямо на сходняке.

Мне подписали пропуск, и я вышел из здания, наводившего ужас на всю страну десятки лет. И переименование всесильного КГБ в какое-то министерство меня не обманывало ничуть. Да, обгрызут по бокам, выделят в отдельную структуру ФСО, хлопнут агентов-нелегалов, которых сдадут свои же. И на этом все. Гэбня есть гэбня. Никуда не делись ни профессионалы, ни их возможности. А всего через несколько лет они возрастут многократно. Мне ли не знать! Буду ли я бодаться и следовать понятиям? Да хрен там! У меня и сил таких нет. Законопатят до конца жизни в лучшем случае. Или просто к стенке поставят. Смертную казнь еще никто не отменял. Надели на меня ошейник, и буду я теперь ходить на поводке, как собака. У меня теперь всего лишь одна задача — сделать поводок максимально длинным, чтобы не менять свою жизнь. Пока мне это позволят. Потому что я им полезен. А вот потом… А потом, если я вдруг стану ненужным, то меня просто уберут. И уберет не иркутский лох Андрюша. Меня будет убивать спецура, а это значит, что шансов просто нет. Все эти сказки про убийства 90-х, где уголовник с дистанции в километр гасил авторитета из снайперской винтовки — для детского сада. Не умеют уголовники из таких винтовок стрелять. Даже армейские снайперы, что попадали к братве, были на две головы ниже конторских специалистов. Господи, как жить-то хочется!