Вранье было невероятным, отчаянным и наивным, но пипл хавал с утробным чавканьем и просил добавки. И добавку несли. Продуктовые наборы в виде гречки, сахара, бутылки Рояля и банки тушенки уходили возами, обеспечивая митингам с участием Фельдмаршала неизменный аншлаг. В отличие от его оппонента, который до самого конца искренне думал, что выберут его, потому что это он тут за демократию и гласность! Да хрен там!

Агитаторов главы исполкома ловили по одному и слегка вразумляли, а поскольку идейных среди них не оказалась, то и агитация почти сошла на нет. И только директора городских служб и заводов, связанные личными отношениями с главой (читай — бухали вместе, да взятки совали), еще проводили митинги у себя на предприятиях. Делали они это настолько неубедительно, что все это играло скорее на руку нам. Наш подход пока обгонял дремучее постсоветское чиновничество как стоячее. Не умело оно еще работать в условиях «криминальной демократии», проигрывая вчистую молодой наглости и напору.

Димон весь месяц трудился как загнанная лошадь. Он постоянно объезжал город и проверял наличие наглядной агитации. И даже пару раз собственноручно пиздил особо непонятливых владельцев ларьков, которые снимали плакаты. Да и подвоз сухпая для избирателей тоже шел через него. В общем, Димон люто завидовал пацанам, которые уехали на Севера жрать оленину, пить ледяную водку и трахать баб местных чукчей, спасая их от вырождения. Он такое от геолога слышал и теперь дико завидовал, мечтая повторить тот подвиг. И даже некоторые гигиенические пристрастия народов Крайнего Севера его не смущали. Лобненские телки ему уже в печенках сидели, хотелось разнообразия.

— Босс! — раздался звонок. Это был Колян, курировавший один из избирательных участков. — Мы тут липовый итоговый протокол предотвратили. Я председателю сотку баксов дал. «Барану» сообщать?

— Молоток! — ответил Димон. — Бдите дальше, Баранову я сам все объясню!

Утро он встретил на диване в том же самом кабинете, где и уснул, а когда проснулся от звона стаканов, все понял. Избранный глава города садил в одного коньяк, закусывая его лимоном с сахаром.

— Двин! — показал Фельдмаршал. — Настоящий, не дерьмо какое-то. Для особого случая берег. Будешь?

— Наливай, — кивнул Димон. — Сколько процентов?

— Ты упадешь, — хохотнул Фельдмаршал. — Восемьдесят семь.

— Это все гречка, — убежденно сказал Димон. — Хорошо, что я Йосика не послушал. Он хотел просроченные макароны сбагрить под эту лавочку. Жлоб несчастный.

— Иосиф Борисович — очень умный молодой человек, — изрядно накидавшийся Фельдмаршал укоризненно посмотрел на Китайца через стакан.

— Дела делают смелые и быстрые, — не растерялся Димон. — А умных можно нанять. Их у нас в стране как говна за баней.

— Надо Сергею Дмитриевичу позвонить, — сказал вдруг Алексеев, достав из кармана бумажку с номером. — Вот, у меня и телефон гостиницы записан.

Он снял трубку и начал крутить диск.

— Сергей Дмитриевич! Это я! Мы победили! Что…? Как на хуй? Не мешать спать???

Он с изумленным видом, с пикающей трубкой в руке, повернулся к Китайцу, который понимающе усмехался.

— Сказал, что не сомневался, а потом послал на хуй.

— Ты чё думал, Фельдмаршал, что можно было влезть в такую кугу и проиграть? Да Хлыст даже мысли такой не допускал. Это я тебе на будущее, если вдруг решишь слабину дать. Не советую, от всей души не советую!

Что мне понравилось на моей новой даче, так это забор. Три метра красного кирпича с невиданными еще в наших широтах автоматическими воротами. Хмурая Ленка, нажала на кнопочку, и огромные створки разъехались в стороны, открыв моему взору кирпичный дом, на который я теперь взирал в тупом недоумении. И зачем, спрашивается, я это дерьмо ремонтировать взялся? Чем я думал в тот момент? Тем более, что поговорив с Йосиком, я узнал, что деньги для стройки любого масштаба, чуть меньшего, чем пирамида Хеопса, есть у моих подконтрольных компаний. Они не только с удовольствием заплатят за меня, но еще и замотают эти суммы в капитальных затратах, уменьшив таким образом себе налоги. По всему выходило, что при таком раскладе дом мне вообще бесплатно достанется. Вот ведь неуч я! Обидно даже!

— Ой, Сереж! — удивилась Ленка, когда вышла из машины. — А вот эти башенки зачем?

— Как зачем? — пожал плечами я. — Для охраны. Они будут наш с тобой покой охранять. И ребенка нашего.

Подруга весьма бурно вошла в первый триместр — с токсикозом, женскими истериками, попытками пилить мозг ночными «хочу корнишонов»… За Сургут, точнее за то, что я пропал с радаров и не отзванивался, мне было предъявлено несколько раз, и в весьма жесткой форме. Я прямо даже не узнавал ее.

— Кошмар! — наморщила Ленка нос, но больше ничего не сказала и открыла дверь.

— Сереж! Что тут творится? — услышал я ее возмущенный голос из дома.

Я пока не успел войти, размышляя, не поднять ли забор еще на метр-другой и не обвить ли его колючей проволокой по периметру. Подниму, пожалуй! И обовью. Через три метра даже ребенок гранату перекинет.

— Что случилось? — спросил я ее, а девушка с возмущением на лице показывала на пятерых рабочих, которые стояли на коленях, понуро разглядывая оголенную кладку кирпичных стен. Штукатурка была уже сбита.

— Ну люди у тебя тут… — она показала на бедолаг, которые смотрели на нее с робкой надеждой. Позади них стоял крепкий парень, а состояние лиц явно свидетельствовало, что их недавно били и, причем, от всей души.

— Ах, это! — отмахнулся я. — Напугала! Я думал, тут случилось чего! Это, Ленок, бригада молдаван-строителей. Они задаток взяли и свинтили. Вот, пацаны нашли их. Судя по мордам, с ними уже провели воспитательную работу. — Я повернулся к несчастным. — Эй, черти помойные! С вами работу провели?

Черти отчаянно закивали, всем своим видом показывая, что да, провели, и очень качественно. И что они, приезжие из солнечной Молдавии, претензий к проводившим эту работу не имеют, и даже наоборот, благодарны за полученные сведения. Ведь до этого они и не знали, что нельзя брать чужие деньги и уходить в закат. Они думали, что Рублевка большая, а денег у меня столько, что я и не замечу их исчезновения. Удивительно, как они сумели выразить так сразу и много, ни произнеся ни единого слова. Наверное, в их ПТУ преподавали высокое искусство пантомимы.

— Ну так же нельзя! — попробовала было возразить Ленка, но тут уже возмутился я.

— Да имей ты совесть! Ну не стану я людей калечить за косарь баксов! Не знал, что ты жестокая такая! Даже не проси!

— Да я же совсем не это имела в виду, — совершенно растерялась моя светлая половина, но махнула рукой и пошла вслед за мной. Ей сейчас вредно волноваться, но нервы мотать себе и мне она не переставала

Мы ходили из комнаты в комнату, и они совсем скоро закончились. Не так-то много их тут и было, да еще и мансарда эта… Ненавижу косые потолки! Судя по всему, Лену беспокоили схожие мысли, но выразить она их не спешила. Только задумчивая морщинка залегла на фарфорово-гладкой коже ее лба. Крутая дача советского наркома, считавшаяся необыкновенной роскошью еще полгода назад, в свете наступающих времен смотрелась смешным и убогим атавизмом. И дошло это даже до Лены, которая, в отличие от меня, отнюдь не обладала послезнанием. У нее просто был хороший вкус и понимание того, что происходит вокруг.

— Что-то не получается, Сереж, — сказала вдруг она. — Но я не могу понять, что именно. И вроде бы здорово было все, когда покупали, а сейчас я пытаюсь мысленно мебель расставить, или гостей рассадить, а у меня не выходит ничего. Что-то не так я этим домом…

— А я вот точно знаю, что с ним не так, — уверенно сказал я.

— Что? — заинтересовалась Ленка. — Ну-ка, удиви меня.

— С ним не так вообще все! — загадочным шепотом сказал я, а потом повернулся к прорабу, который услужливо семенил позади, и дал ему новую вводную. — Сноси на хер!