— Деньгами помоги! — скривился Жириновский. — Чего Ваньку валяешь?

— Так я телепатом никогда не притворялся, — абсолютно честно посмотрел я ему в глаза, зная, что камера все пишет. — Вы скажите, сколько хотите. И самое главное, что я за это получу. И тогда я подумаю, дать вам что-то или не дать.

— Деньги нужны, — прямо сказал Жириновский. — Хотя бы полмиллиона. Не рублей, конечно. Деньги эти ты в новом парламенте быстро вернешь. Определю тебя в бюджетный комитет от партии.

Ну это еще бабка надвое сказала. За самые вкусные места будет бойня.

— Там пока бардак, — поморщился я, вспоминая, что система скупки парламентариев будет налажена одним ушлым молодым человеком несколько позже. — Ваши депутаты голоса за банку тушенки продают. Ни расценок понятных за голос, ни ответственности за базар. Мне благотворительностью заниматься не с руки.

— Чего ты хочешь? — поморщился политик, услышав горькую правду.

— Я дам денег, — ответил я, — но взамен у меня сохраняется место в десятке партийного списка на ближайшие… э-э-э… три созыва.

— А ты, Сергей, большой оптимист! — Жириновский даже вилку выронил и смотрел на меня так, словно я внезапно превратился в привидение. — Весьма похвально при твоем образе жизни.

Интересно, начнет торговаться или не начнет? Я знаю, сколько он потом за место в партийном списке брать будет.

— Я уточню свое пожелание, — продолжил я. — Место мое, и я волен передать его своему человеку, если захочу.

К моему удивлению, политик торговаться не стал.

— Хорошо, — протянул мне руку Жириновский. — Удивил, не скрою. В тебе чувствуется размах, Сергей. На три срока. Тут завтра не пойми что будет, а ты вон чего захотел… Вдруг опять коммунисты придут, тогда все к стенке встанем. Оптимист. М-да…

В комнату зашла Люба с охранником, который тащил тяжелую сумку. Они поставили ее на стол и мигом испарились.

— Тут первый взнос, Владимир Вольфович! — я прямо перед ним вывалил на стол пачки денег, перетянутые резинками. Красиво получилось, и ракурс я удачный выбрал для съемки. Компромат получится просто убойный.

— А остальное когда отдашь? — жадно посмотрел на кучу денег Вольфович.

— Собрать надо, — ответил я. — В течение месяца. Сами понимаете, сумма большая. И я, знаете, что вам посоветую! Поезд! Настоящий поезд, который едет по стране, и вы прямо на вокзале устраиваете митинг.

— Какой еще поезд? — изумленно посмотрел он на меня. — Ты о чем?

— Самый обычный поезд, — пояснил я. — С вагоном-рестораном. Питаться ведь как-то надо в пути.

— Агитационный поезд! — глубоко задумался Жириновский. — В этом определенно что-то есть. Точно не хочешь ко мне в штаб пойти? Тысячу баксов в месяц платить буду! Ладно, шучу! Шучу! Не прощаемся, Сергей. Жду денег. Сейчас каждый день дорог. Поезд! Подумать только! И как я сам не догадался!

— Кстати, — спохватился я. — А вы-то сами, в свете назревающих событий за кого? За Ельцина или за Руцкого? Так сказать душой.

— Мы за бедных, мы за русских, — рассеянно отмахнулся от меня Вольфович, сгребая деньги в сумку и застегивая молнию.

Он ушел, а я смотрел ему вслед. Денег было жалко до ужаса, но в свете назревающих событий эта сумма кажется настолько ничтожной, что и думать нечего. Отработаем, и довольно быстро. Главное сейчас — не попасть в замес намечающейся заварухи.

В баре казино появилось чешское пиво. Разливное. Монтировали краны тоже люди из Пльзени, с ними же приехали первые кеги. После разговора с Жириновским я решил освежиться и снять, так сказать, пробу. Надвинул темные очки — после эфира ЧГК меня начали узнавать на улице — пробился сквозь толпу к стойке. Там работало сразу два бармена — Никита и Андрей. Молодые студенты. Днем конспекты — вечером шоты.

Андрей меня мигом узнал, наклонился:

— Что будете заказывать, Сергей Дмитриевич? Как обычно, водки?

— Нет. Дай-ка попробовать нового пивка. Что там у тебя на кране?

— Двенадцатый Праздрой. Светлый лагер.

— Давай кружку.

Рядом двое беседовали насчет качества советского пива. По виду — чиновники средней руки. Дорогие часы, костюмы со скучными галстуками… Шутили про советское пиво. Дескать, почему оно так быстро выходит из организма? Ему не надо менять цвет. А почему Жигули выходят быстрее всех? Ему не надо менять вкус.

Помнит, помнит народ советское пенное из бочек и автоматов! А лет через десять начнут ностальгировать. Ах, какое было пиво! Просто сказка. Моча это была! Правильно чинуши шутят. Даже рядом отечественное хмельное с чешским или немецким не стояло!

— Сергей Дмитриевич, вот ваше пиво. И сухарики.

Андрей подвинул ко мне кружку, поставил ее на специальную подставку-бирдекель. Рядом оказалась вазочка с сухариками. Сервис! Ну что… Первый глоток, самый главный. М-м-м… точно чешское! Пена прямо пружинит, вкус с фирменной горчинкой.

— Тут у них во Дворце все по уму, — продолжали обсуждать пиво чиновники. — После отстоя доливают. Праздрой настоящий, я смотрел маркировку кега.

— Ну, что-то меняется в родном отечестве! Не зря скинули коммуняк.

— Их еще поди скинь… Слышал, что вчера Зюганов заявил?

— Слушай, давай без этой херни. Тошнит уже. Пошли на рулетку — я еще не все фишки просадил.

— Не, я в очко пойду сыграю.

— Осторожнее, — засмеялся мой сосед. — Сектор банкрота и… твое очко отправится в зрительный зал!

Народ на баре, услышав шутку из капитал-шоу «Поле чудес», заржал. Даже бармены заулыбались. А может нам сюда телевизоры поставить? Пусть народ смотрит. Без звука, конечно. Чтобы не мешать шоу-программе. Я поднял руку, щелкнул пальцами. Ко мне тут же подбежала Любка-крыска:

— Да, Сергей Дмитриевич!

— А не поставить ли нам сюда телевизоры? Вон туда, над баром — я показал пустой участок стены вверху — Пусть посетители смотрят то же «Поле чудес» или «Что? Где? Когда?». Привыкают, так сказать, к рулетке…

— Уже обсуждали с Бобом Дональдовичем…

— С кем? — я даже пивом поперхнулся.

— Ну, папа у него Дональд, — непонимающе хлопала ресницами Люба, — так что как-то так… Да он и сам не против. Говорит, настоящим русским себя чувствует.

— Ладно, — смирился я с жестокой действительностью. — И что он сказал?

— Сказал, что телевизор будет отвлекать посетителей от игры, — разбила мои фантазии Любка.

— А, ну да… тут не поспоришь. Карась уже поправился?

— Господин Карасев завтра выходит на работу, — она даже в лице не изменилась, хотя подробности Вовкиного заболевания уже просочились в народ. Профессиональная травма, как-никак. Человек пострадал на производстве.

Я допил Праздрой и пошел обратно на второй этаж. Сейчас приедет Гирш, надо перетереть насчет нового министра МВД. Хотя, судя по тому, что происходит вокруг Белого дома, Ельцину сейчас будет совсем не до министров.

Да, вот и он, но не один. С ним пришел молодой мужик лет двадцати семи- двадцати восьми, крепкий, с уверенным взглядом, усы щеткой. Отставник? Возможно. Сейчас из армии бегут сломя голову. Там просто беда. Но как старлей, судя по возрасту, мог оказаться рядом с таким человеком? Наверное, сейчас я это узнаю.

— Николай, — протянул тот руку первым. Решителен, не слабак, кисть крепкая, с мозолями на костяшках. Интересно, для души колотит грушу или жизнь заставила?

— Сергей, — сказал Гирш, по-хозяйски располагаясь напротив и наливая себе выпить. — Знакомься. Это Николай Гут. Есть одно очень интересное предложение…

Я слушал не перебивая. Да, вроде бы интересно, но только воняло от этого дела за версту. Воняло проблемами с амерами. И в эти проблемы меня втаскивали за волосы, не особенно спрашивая моего желания. Парень и вправду оказался отставником, который уехал на Ближний Восток и начал организовывать авиаперевозки. Был Николай полиглотом, и при СССР успел послужить в Африке, а это означало, что прикручен он к Конторе колючей проволокой, да так, что не отодрать. И хочет сей паренек барыжить не только чартерами в страны Африки, где вовсю постреливают, но и, как говорит мой Йосик, наладить кросс-продажи. Окучить, так сказать, доптоваром тот же клиентский сегмент. Как в проклятом Макдональдсе, где, что бы ты ни взял, тебе предложат купить еще какой-нибудь пирожок. Говоря по-простому, этому Николаю надоело подписывать на гнилые рейсы русских и украинцев, чтобы отвезти чужое оружие куда-нибудь в Конго. Теперь он хочет возить туда свое и поднять пять концов. И для всего этого им нужен такой, как я: замазанный по уши в грязи и крови коммерсант-бандит, которого можно убрать по щелчку пальцев. Вот дерьмо!