— Иван Федорович приглашает в чум. Шашлыки поспели, Сергей Дмитриевич! Пальчики оближете!

Чум и шашлыки! Это что-то новое.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал я, с шумом допивая чай. — Уже приглашает. Видишь? Пару раз его на хуй пошлем, и он еще записываться на прием станет. Ты, Вова, запомни, чиновник — он как солдат. Его, куда ни целуй, везде жопа. Поэтому целовать его не надо. Он тебе не друг, и никогда им не станет. Ты приблатненный коммерс в его глазах, а он власть. Он тебя или иметь должен во всех позах, или бояться до судорог. Середины тут нет, и быть не может. Так что таким надо платить за дело и требовать неукоснительного исполнения. Потому что если он тебя оседлает, то делать не станет вообще ничего, зато выдоит досуха. Они, бляди, все одинаковые.

— Очнулся? — на лице главы Администрации автономного Ханты-мансийского округа сияло выражение заботы и самого искреннего участия. — Ух, я им покажу! Непривычного человека мухоморами накормить! Хотя… Ты малый молодой, крепкий. Для тебя это просто экзотика.

— Очнулся, Иван Федорович, — сказал я, — вашими молитвами.

Шашлык из какой-то местной рыбы оказался просто бесподобен. Из меня ихтиолог, конечно, на троечку, но даже я вкурил. Из рыб знаю только Карася, вот он рядом сидит, наворачивает. Вкусно до того, что с ума сойти можно!

— Вот нет у вас в Москве такой рыбы! — торжествующе заявил глава — лысый упитанный боров с большими амбициями. — А тут! Природа! Рыбалка! Охота! Благодать!

— В Лобне! — механически поправил я его, и он сбился.

— Что в Лобне? — на щекастом лице появилось легкое замешательство.

— Мы не из Москвы, — пояснил я, вытирая губы полотенцем, украшенном вышитыми оленями. Тут везде эти олени. И в упряжке, и в виде сапог, и даже в холодильнике. Теперь на полотенце вот.

— Мы из Лобни все, — еще раз пояснил я. — И пацаны, которые Богунова на мороз выпнули, тоже из Лобни. — Ты же, Иван Федорович, это хотел обсудить?

Я как-то читал, что персидские шахи умели отдавать команды движением брови, не меняясь в лице. Судя по всему, этот умел командовать силой мысли, потому что и его замов, и стайку ответственных товарищей из городской администрации словно ветром сдуло. Мои пацаны тоже встали и ушли, неся в пальцах по три шампура. Они спортсмены, им много кушать нужно.

— Ты прямо к делу хочешь перейти? — серьезно посмотрел он на меня, ничуть не напоминая того рубаху-парня и балагура, каким был вчера вечером.

— А чего тянуть? — удивился я. — Вот не верю в свое обаяние. Я забрал компанию, и я теперь тебе нужен. Давай, начинай! Моя очередь. Я должен понять, нужен ли ты мне.

— Ты забываешься! — Иван Федорович начал наливаться багрянцем. — Ты что о себе возомнил!

Я оглянулся, дым из костра послушно поднимался в дырку в вершине конуса чума. Или это яранга? Совсем не пасу в местных шатрах.

— А ты? — я пристально посмотрел на главу округа. — Тебя вот-вот губернатором назначат, но скоро эта должность выборной станет. Зацени свои шансы без меня в этот поезд запрыгнуть. Москвичи они такие… Злопамятные!

— Ты, шпана лобненская! — пошел пятнами Иван Федорович. — Да я тебя в порошок сотру!

— Голым из кабинета на мороз отправишься! — спокойно ответил я, еще наливая себе чаю. — Как Богунов, дружок твоей. Пол-ляма зелени Гиршу, и в твоем кресле мой человек сядет. А головная компания в Лобню переедет, и в этом автономном округе люди ягелем питаться начнут, как вон те олени.

Я распахнул полог чума, ткнул пальцем в стадо, что паслось рядом. Будущий губер побледнел, достал такое же полотенце, как у меня, и вытер им пот с лица.

— Так что давай, Иван Федорович, перестань выебываться и говори прямо, чего хотел. Уверен, мы договоримся. Мы же люди разумные. Но если еще раз попытаешься меня через колено согнуть, я так отвечу, что тебе мало не покажется, отвечаю.

— Значит, не врут про тебя люди, — усмехнулся он вдруг, успокоившись совершенно. — Говорят, из тебя можно гвозди делать, как у Маяковского.

— Иногда даже для гроба гвозди, — прозрачно намекнул я. — А так да, тебя верно курсанули. Чалился я два раза. И оба раза по серьезной статье. Так что не будем ходить вокруг да около…

— Ты компанию забрал! — глава, наконец, принял правила игры. — Где мой интерес?

— А ты что сделал, чтобы я ее забрал? Или ты к этому отношение какое имел? Там посерьезней тебя люди получают, сам понимать должен, — лениво спросил я, жадно вгрызаясь в сочный, брызжущий соком шашлык. Интересно, что за мясо? Ведь явно не рыба. Неужели олень?

— Я здесь власть! — Иван Федорович с трудом сохранял самообладание. — Мне тут все подчиняются!

— Мусора и прокуратура сургутская тоже? — спросил я. — Хочешь, я на спор их еще раз выгоню. Могу даже местами поменять, чисто для смеха. Десятка им цена в Москве. Ну, может, прокурор подороже станет.

— Да я…! — у главы не было больше слов. Он опять покраснел, как вареный рак.

В его мире такого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Просто потому, что гладиолус. Любая мерзость и подлость в чиновничьем мире обставляется ритуальными действиями, которые должны создавать видимость законности и справедливости происходящего, даже если это совсем не так. И особенно тщательно это правило соблюдается там, где вообще все незаконно и грязно.

— Ладно, — милостиво махнул я рукой, наплевав на священные традиции чиновничества. — Мы уже выяснили, что ты мне не нужен, и ни хуя мне сделать не сможешь. А грозить потным кулачком глупо, потому что знаешь, где он потом окажется. Мы сделаем вот как. Компания пока в полной заднице, и ты это знаешь. Вы ее растаскивали так, что аж за ушами трещало. А я в ней работать собираюсь. Как только прибыль пойдет, я буду давать деньги на благоустройство. Подряды твои фирмы заберут, и ну и главе города чуток подбросим. Зарабатывайте с прибытков, господа! Что ж у вас за блядская привычка зарабатывать с убытков!

— Стройка и благоустройство, говоришь, — протянул будущий губернатор. Тоже налег на шашлык. Ага, такое тельце надо мощно кормить. — Да, это можно сделать. И сделать красиво. Договорились.

— Кстати, — оскалился я. — Ты мог подумать, что я ветер гоняю. Поинтересуйся на досуге, кто в моей родной Лобне на выборах главы города выиграл. И где он раньше работал… Догадался?

Он догадался и теперь жмурился, как кот, обожравшийся сметаны. Видимо, представлял, как он будет делать благоустройство один раз, а деньги на него брать дважды — из бюджета и у меня.

И я был доволен тоже. Ведь сделка считается выгодной, если обе стороны убеждены, что наебали противную сторону. А кстати, что там делается в Лобне?

Димон Китаец сидел в предвыборном штабе и откровенно скучал. Два головастых паренька из Москвы отработали свое и умотали домой, забрав конский гонорар, и теперь осталось лишь ждать. Ну вот он и ждал.

За последний месяц чем он только ни занимался, и теперь сам удивился проделанной работе. Уже все стены его парни исписали фразами «Петров-вор» и «Алексеев — это порядок». Уже залепили все ларьки и магазины плакатами с физиономией Фельдмаршала, а с десяток проходных в Лобне и окрестностях были украшены им же в полный рост, взирающим на своих избирателей с мудрой, понимающей улыбкой. Эту долбаную улыбку тренировали полдня, а потом еще час делали фото, пока не поймали нужный ракурс. Получилось зачетно, хоть на надгробный памятник ставь. Правда, Фельдмаршалу эта шутка почему-то не зашла, и Димон стал серьезнее.

А потом Фельдмаршал провел по митингу в каждом дворе, поливая проклятиями воров-демократов и апеллируя к своему великому прошлому, в котором яблони уже почти цвели на Марсе, но Мишка Меченый предал страну ради цацек Райки. Ельцина хуесосить Алексеев побаивался.

Зато вовсю напирал, что инструктор горкома партии — это не фунт изюма, понимать надо! Да он тридцать лет насмерть убивался, чтобы колбаса в магазинах была по два двадцать, а пломбир — по двадцать копеек. Где теперь та колбаса? Вот то-то! А выберешь Алексеева, и она вернется! И пломбир тоже.