— Я тебе этот магазин подарил! — схватился я за голову. — Ремонт оплатил! Товарный запас! Что тебе еще надо?
— Цветов на пожарной машине, — лукаво усмехнулась она. — И тогда блинчики с джемом тебя ждут.
— Я не могу на пожарной машине, — шепнул я ей в ухо. — Я же депутат…
— Тогда просто цветы, — ответила она. — Мы ждем тебя, Сережа.
— Я, наверное, сойду с тобой с ума! — честно признался я ей, утопая в бездонной синеве ее глаз..
— А может быть, наоборот, со мной ты становишься нормальным?
На этот вопрос у меня ответа не нашлось, а заседание бюджетного комитета и впрямь начнется вот-вот. И туда опаздывать никак нельзя.
Министра иностранных дел Российской Федерации можно было охарактеризовать одной фразой: интеллигентная гнида. Козырев был из тех, кто называет кошку на Вы, но спокойно продает ее живодерам на воротник. Конченая тварь, в общем. Я с ним даже в одном помещении находиться не мог, но держался, вспоминая заветы вождя, который запретил мне пиздить политических оппонентов.
Встречался я с гнидой не один — Йосик подогнал мне в бюджетный комитет двух своих дальних родственников. Одного лысого очкарика звали Аркадий Самуилович Бройдо. Было ему 52 года, и он окончил Ленинградский государственный университет, факультет экономики. Позже прошёл аспирантуру по международным финансам, а потом всю жизнь проработал в союзном Минфине. В конце 80-х он уехал в Израиль, но что-то у него там не сложилось, и он вернулся. Второй очкарик, правда, уже с седоватыми волосами, отзывался на имя Моисей Абрамович. Фамилию он носил Голдман, и он был выпускником факультета прикладной математики МГУ. А еще известным шахматистом, победителем разных соревнований. Именно Моисей Абрамович окомпьючивал Минфин, где работал Бройдо. И он тоже очень хорошо разбирался в государственных финансах.
— Никак, ну совершенно никак, мы не можем выделить в этом и следующем году означенные средства МИДу.
Мы сходу завалили грустного Козырева нашими расчетами. Из них следовало, что бюджету приходит окончательный кирдык, и мы просто вынуждены резать расходы везде, где только можно. В том числе и в Министерстве иностранных дел.
— Надо закрывать посольства! Хотя бы во второстепенных странах, — с грустной миной вещал Голдман.
Ему поддакивал Бройдо.
— Насчет торгпредств уже есть список на сокращение. Вот, ознакомьтесь.
Козырев не сдавался без боя:
— К нам же приезжает миссия МВФ! Совсем скоро дадут новые кредиты.
То-то я смотрю, Гирш пропал из казино. Готовится встречать боссов…
— Увы, мы пока не соответствуем нормативам фонда, — Иосиф Самуилович был непреклонен. — И эти еще неполученные кредиты мы уже заложили в бюджет. Даже с ними дефицит зашкаливает. Давайте решать, что резать. Фонд оплаты труда? Хорошо бы еще отказаться от зарубежных посольских дач и вилл. На их содержание безумные деньги идут.
Министр скорчил плаксивую рожу, посмотрел на меня:
— Сергей Дмитриевич! Режьте расходы министерства обороны! Там конь не валялся!
— Андрей Владимирович! Я и сам не в восторге от всего этого. Но вы же согласны, что жить надо по средствам? Недавно и президент говорил об этом.
Я потрогал в кармане пиджака обещанную медаль, которую мне сегодня перед заседанием комитета вручил Жириновский. Получается, я теперь орденоносец? Интересно, если что, в суде будет скощуха? Вроде бы государственные награды помогают уменьшить срок… Надо будет у Ладвы осторожно узнать. Блядь, какая хрень в башку лезет. Не к добру это!
— Неужели нельзя что-то придумать⁈ — Козырев продолжал ныть.
Я тяжело вздохнул, посмотрел в потолок. Как же хотелось втащить по этой противной морде. Просто сил нет! Но я крепился. Партийная дисциплина, желание отжать кое-что нужное и чувство самосохранения удерживали меня от опрометчивых шагов.
— Допустим, мы можем переиграть с вами в плане дач. Но и вы пойдите нам навстречу.
Козырев подобрался:
— Я готов! Что нужно?
— Дом приемов МИДа.
Недавно в центре Москвы мы с Колей попали в небольшую пробку на Спиридоновке. Я бросил взгляд в окно машины и обалдел. Справа от меня стояло величественное здание с огромными арочными окнами и колоннами. Настоящая старорусская усадьба с лепниной, парком, в котором я смог разглядеть аллеи, цветочные клумбы и даже фонтан! Если его красиво подсветить, — подумал тогда я, — получится просто конфетка! Лучшего места для головного офиса моего холдинга и придумать невозможно. Йосик и Ко мне уже всю плешь проели, что нужна классная штаб-квартира. Я даже подумал сначала, не начать ли строить собственный небоскреб. Но по финансам это было неподъемно. Так что единственный вариант — отжать что-нибудь ценное. И это «ценное» мне само бросилось в глаза на Спиридоновке.
— А что с Домом приемов? — удивился Козырев.
— Его нужно приватизировать. И доходы пустить в бюджет.
Министр сморщился. Отдавать особняк Морозовых ему не хотелось. Жаба душила.
— Или мы режем посольские дачи, — пожал плечами я. — Выбирайте.
Козырев с шумом выдохнул:
— Хорошо, я завтра внесу предложение в правительство.
Я мысленно потер руки. Договориться с Гохом, который после знаменитого заплыва получил кличку «утопленник», мне будет нетрудно. Один раз он уже помог с СНК. Поможет и с Домом приемов, такса чиновника мне была известна.
Блинчики в то утро были волшебны, как неописуемо жаркой стала ночь с Леной. Я просто насытиться не мог ей, да и она не отставала, разодрав меня ногтями в кровь. Что-то я раньше такой прыти не замечал за ней. То ли после родов изменилась, то ли просто соскучилась. В любом случае я был на седьмом небе, хлебая чай на кухне в квартире на Тверской. Моя дочь лежала рядом в каталке на колесиках, которую предусмотрительная теща прикупила в Штатах. Маша сидеть еще не могла, но пыталась вовсю. А пока не получалось, грызла увлеченно пустышку и посматривала на меня не без интереса, словно изучая. Я тоже смотрел на нее во все глаза, протягивая ей указательный палец, который она крепко обхватывала крошечным кулачком и улыбалась довольная. У меня еще никогда не было такого утра. Сколько помню себя, я был один, окруженный непроницаемой стеной, за которую не было ходу никому. И даже жизнь с мамой не в счет. Она закончилась так давно, что и не вспомнить. А тут я внезапно отец семейства, а не волк-одиночка. И рядом со мной два родных человека. И это было крайне непривычно и странно. Не могу сказать, что меня все это приводило в неописуемый восторг. Вовсе нет. Просто необычно. Я никогда не любил маленьких детей и не знал, как с ними себя вести. Наверное, с ними надо играть и ходить гулять… Кстати, а куда ходят с маленькими девочками? В парк? Да, наверное, туда. Под кем там у нас парк Горького? Может, прикрутить? Сейчас страна активно распродается, наверняка если можно не весь объект, но хотя бы часть себе забрать…
Видимо, тот, кто сидит высоко над нами и держит весы судьбы, достаточно счастья отмерил мне на сегодня. В дверь резко, требовательно позвонили, разом прервав сладкие мечты о качелях и каруселях. Так не звонят, когда ты выиграл в лотерею. Так звонят, когда внезапно приходит арктический пушной зверек. Я на всякий случай достал пистолет, засунул за ремень сзади.
— Шеф! — на пороге стоял бледный Колян. — Беда!
Из кухни выглянула встревоженная Лена. Я сделал шаг назад, закрыл межкомнатную дверь. Пришлось даже нажать — Лужина сильно хотела погреть уши.
— Говори.
— Не могли дозвониться до вас…. Ночью Штыря взяли в Лобне. Сегодня утром арестовали Карася, Китайца и Копченого. Гриша выпрыгнул из окна квартиры в сугроб, пытался убежать, но его догнали. Всех в Бутырку увезли.
Тут я выпал в полный осадок. Мысли разбежались, словно тараканы при включенном свете на кухне Зойки.
— А кто забирал?
— Московский РУБОП.
На лестничной клетке раздался топот. Я взялся за пистолет за спиной, снял его с предохранителя. Колян тоже напрягся.