Баронесса отчётливо скрипнула зубами и гневно сощурила глаза, обрамленные длинными густыми ресницами. Таким опахалам даже тушь не нужна.

— Мы ещё не решили, когда состоится дуэль. А в качестве оружия будет магия, — нехотя проговорила мулатка и залпом допила остатки шампанского, пузырившегося в бокале. — Чего молчишь? Нечего больше сказать?

— Почему же? — вскинул я бровь и с деланым интересом потрогал занавески. — Охрененные занавески. Наверное, на них всей академией скидывались, да?

— Прекрати паясничать, — нахмурилась Огнева и мельком глянула на гостей.

Её взгляд буквально на долю мгновения остановился на графине Беловой, мило щебечущей с каким-то толстяком в дорогом костюме.

— Знаешь, некоторыми врагами можно гордиться, — серьёзно сказал я, сделав глоток вина. — Белова из их числа. А это значит, что ты сильная особа. У слабаков не бывает крутых врагов. Именно врагов в полном понимании этого слова, а не просто противников. Перун враждует не с каким-то Семарглом, а с самим Велесом. Жива соперничает с Мареной, а не с богиней любви и красоты Ладой.

— Неужели это комплимент? — иронично спросила мулатка, удивлённо хмыкнув.

— Ага, наверное, выпил лишнего, — улыбнулся я и посмотрел на опустевший бокал.

Но уже спустя миг улыбка примёрзла к моим губам. Огнева неуловимо изменилась. Нет, внешне это была всё та же смертная девушка, но вот её глаза… Их выражение поменялось столь разительно, что мою спину словно морозной крошкой обдало.

Глазами баронессы на меня смотрел кто-то древний, могущественный и… слегка безумный. Я видел этот характерный блеск, появившийся у одного моего знакомого полубога, сошедшего с ума.

— Кто ты? — хрипло спросил я, сжимая бокал так сильно, что он мог вот-вот рассыпаться в моих пальцах. — Это ты подбросил мне ловушку-кошмар?

Губы Огневой растянулись в широкой улыбке, продемонстрировав зубы.

— Зачем? Что тебе нужно от меня? Назови своё имя, — проговорил я, сдвинув брови над переносицей. — Объясни, чего ты хочешь. Уверен, мы сможем договориться.

Тот, кто завладел телом баронессы, подмигнул мне и изобразил такую полубезумную улыбку, которой позавидовал бы Чеширский кот.

А буквально через секунду глаза девушки остекленели. Она будто впала в прострацию, которую быстро сменили нахмуренный лоб и замешательство во взгляде. Огнева тряхнула головой и озадаченно хмыкнула.

— С тобой всё в порядке? — спросил я.

— Да, — кивнула та и задумчиво посмотрела на пустой бокал.

Кажется, она подумала, что причина её состояния алкоголь. В любом случае девушка решительно поставила бокал на подоконник.

Наверняка Огнева даже не поняла, что в неё кто-то вселялся. Для баронессы это выглядело как секундная тьма. Будто она на долю мгновения потеряла сознание.

— Может, тебе сходить в дамскую комнату? Умыться? Ты как-то странно выглядишь, — проговорил я, пытаясь избавиться от девушки.

Мне нужно было остаться одному и пораскинуть мозгами.

Огнева снова кивнула и удалилась, сексуально покачивая бёдрами.

Мой мозг сразу же начал вспоминать имена богов, проходящих под грифом «полубезумные» или «склонные к безумству». А также имеющих атрибуты, позволяющие им занимать тела смертных. Такая магия называлась ментальной. И в эту канву идеально вплеталась ловушка, втянувшая нас с Громовым в кошмар.

Тьфу, как же я не люблю богов, умеющих воздействовать на мозги, разорви их всех Фенрир! А их список довольно большой. Вот только безумных среди них не оказалось. Либо я таковых просто не вспомнил, ведь у меня память такая, что ого-го.

Я задумчиво повернулся к окну и уставился на плац, освещённый тусклыми фонарями.

И тут вдруг что-то отвлекло меня от размышлений. Я даже сначала не понял, что именно, а потом смекнул, что в общем гомоне голосов мелькнула моя местная фамилия. Причём меня упомянул кто-то стоящий совсем недалеко.

Стрельнув взглядом по сторонам, я заметил Шилова, его бывшую жену, капитана Морозова, какого-то седовласого аристократа и Евграфа Петровича Чернова, которому Марена уже прогулы ставила. Они о чём-то беседовали. Или о ком-то. Скорее второй вариант.

Прислушавшись, я уловил скрежещущий голос Чернова:

— … Громов, конечно, силен, но по сути своей он недалеко ушёл от простолюдинов. Не обучен манерам, знает максимум один-два языка, не разбирается в вине, а его остроты понимают лишь грузчики. А уж в искусстве он явно разбирается так же хорошо, как волколак в апельсинах.

В этот миг взгляд старика упал на рояль, приткнувшийся в углу зала. Простолюдин во фраке что-то тихонько наигрывал, поддерживая великосветскую атмосферу.

— Да я клянусь остатками своих седых волос, что Громов не знает разницу между пианино и роялем, — продолжил Евграф Петрович, презрительно поморщившись. — Я бы никогда не отдал свою внучку за такого, как Громов.

Незнакомый мне аристократ хмыкнул. А вот Шилов с тонкой улыбкой проговорил, пригубив вино:

— Не в обиду будет сказано, уважаемый Евграф Петрович, но Громов вряд ли бы женился на ней, даже если бы ему приплатили. Ему явно нравятся боевитые магини с титулом, а ваша внучка, простите, всё больше предпочитает проводить время в библиотеке, а не на тренировках. И я могу ответственно заявить, что она не особо-то и выкладывается на них. Да?

Шилов глянул на свою бывшую жену, а та постаралась сгладить колючие слова мужчины:

— Ну, я не так сказала. Скорее, она просто быстро устаёт. А это уже вопросы к тренеру по физподготовке.

Чернов всё равно недовольно поджал сухие губы. А я решил наказать его. Двинулся прямиком к роялю, не обращая внимания на взгляды людей.

— Любезный, уступите мне место, — попросил я простолюдина.

Тот удивлённо посмотрел на меня, перестав играть.

— Извините, господин кадет, но мне не положено.

— Всего на пять минут.

Смертный тревожно сглотнул, явно не желая ссориться с дворянином, а затем бросил взгляд в ту сторону, где во все тридцать два зуба улыбался ректор, напряжённо поглядывая в мою сторону. Музыкант вопросительно посмотрел на него и покосился на меня. Ректор, поколебавшись, чуть наклонил голову, явно поняв молчаливую пантомиму мужчины. Тот облегчённо кивнул и встал.

А я уселся на его место и спросил:

— Куда тут жать, чтобы играть лучше всех богов и богинь музыки?

— На клавиши, — пробормотал смертный, бросив на ректора отчаянный взгляд.

Ну, я им сейчас устрою!

Музыкант с ужасом посмотрел на меня и поморщился. Всё в нём говорило, что он ожидает такой какофонии звуков, от которой у людей кровь из ушей польётся.

Гости же с интересом принялись поглядывать в мою сторону и переговариваться.

В глазах Евграфа Петровича Чернова возникло напряжение. А ректор замер с приклеенной улыбкой. Белова же странно поглядывала на меня.

— А может, не надо? — промычал музыкант.

— Надо, Вася, надо.

— Откуда вы знаете, как меня зовут? — изумился тот.

Я подмигнул ему, хрустнул пальцами и принялся играть.

Мои руки запорхали над клавишами, как две неуклюжие коряги, извлекая чудовищную музыку. Смертный аж перекосило, а где-то вдалеке завыли собаки. И судя по выражению лица музыканта, он тоже был готов завыть от ужаса.

— Шучу, — подмигнул я ему и посерьёзнел.

Теперь мои пальцы ловко забегали по клавишам. А рояль начал изливать дивные звуки. Они складывались в мелодию, пробирающую до самых потаённых струн души. Меня ей научила одна из муз.

Музыка произвела на смертных ошеломляющее впечатление. Они раскрыли рты и распахнули глаза. Все разговоры смолкли, а уши у людей вытянулись, словно боялись пропустить хотя бы звук из этой волшебной мелодии.

Даже музыкант поражённо вытаращил зенки, а затем сглотнул и замер как заворожённый.

Но я не стал долго баловать людей прекрасной музыкой. Уже через пару минут сильно ударил по клавишам и с грохотом опустил клап — так называется откидная крышка, закрывающая клавиатуру рояли.