Ну про шашни — это, естественно, камень в мой огород. В наш с Зоей. Намекает на мое обещание до конца нашей миссии не лезть к Рыжей. Прав Димон, злится проводник наш из-за нее.

Нас встречала дородная, не сильная и мощная, а именно дородная, женщина, этакая купчиха в цветастом платье и неком подобии меховой тужурки без рукавов. Сурового вида, с полными, оголенными почти по плечи, руками, она вела себя, как хозяйка большого богатого дома.

Вход в метро был окружен огромным огороженным двором. Построек почти никаких не имелось, кроме небольшой вышки, с которой, видимо, обозревались окрестности, будки привратника и огромного навеса на четырех столбах, под которым лежали ровными рядами дрова. И где же их питомцы, интересно? В метро получается? На поверхности ни самих зверей, ни сараев для их содержания, ни заготовленных кормов, видно не было.

Пытливые, хитрые, глубоко посаженные глазки хозяйки внимательно и придирчиво осмотрели каждого из нас, особо остановились на Димоне и Давиде. На Зою был брошен всего один и то — неодобрительный взгляд. Но при всем при этом, заговорила она дружелюбным, ласковым тоном:

— Здравствуйте, гости дорогие! Меня зовут — Элла Ивановна, я — комендант нашего скромного жилища.

Сразу бросалось в глаза некое несоответствие между ее несколько деревенским, расхлябанным видом и грамотной речью. А еще, когда она заговорила, я сразу почему-то понял, что ей всего-то лет сорок, ну от силы, сорок пять, а не за пятьдесят, как подумалось сначала.

— Элла, — Странник, стоявший чуть в стороне, и беседовавший с привратником, шагнул к ней навстречу. — Можно без церемоний. Мы проездом. Ненадолго. Не успеешь уговорить.

Она заметно сникла. Словно хотела до этого что-то важное сказать, а после его вмешательства, вдруг передумала.

— Ладно. Таксу нашу вы знаете. Оплата вперед, — она быстро взглянула на Валерку, а потом вновь скользнула глазами по явно приглянувшемуся ей больше всех Димону. — Но на наших малышей-то успеете посмотреть?

— О! Это всенепременно, — Странник отвесил ей поклон, явно прикалываясь.

На замурзанного мужичонку, который где-то в тени Эллы даже в начале не был заметен, она глянула по-командирски, как генерал на нерадивого солдата, и отдала четкий отрывистый приказ:

— Накормить. Разместить. К малышам не водить. Сама покажу. Я — у себя.

И ушла куда-то вглубь станции, не оглядываясь. Димон отсчитал патроны, сдал их мужичку, который молча повел нас вниз по ступенькам, предупредив, что света не будет до вечера — генератор пока не включают в целях экономии. Мы шли за провожатым, держась руками за стену, никуда не сворачивая. Оружие никто брать с собой не запретил — нас явно не боялись.

Жуткая женщина. Жуткое место. Хотя, это — как посмотреть. У Хозяина, где бы его банда ни обитала, в школе или, как раньше, в здании старой тюрьмы, по-любому хуже было и страшнее… Но взгляд ее — как будто под кожу проникающий, словно сквозь кости черепа видящий, что творится в мозгу, пугал. Да и неуютно я себя чувствовала под землей, да еще и в полной темноте. А вот местные, похоже, к этому привыкли — ходили по коридорам, да и в полутемной огромной комнате-кухне, как будто там было светло, как днем. В центре кухни хотя бы очаг освещал, а вот до отдаленных углов его свет не доходил совсем.

По всей видимости, здесь был вестибюль метро. И когда-то каждое утро толпы людей проходили по этой керамической серой плитке, отправляясь на работу. Повсюду были беспорядочно расставлены столы и лавки. Две молчаливые, худенькие и закутанные по самые глаза в некое подобие чалмы, женщины, что-то жарили на нескольких сковородках, поставленных на металлический ящик, который внешним видом напоминал мангал. Это "что-то" одуряюще пахло свежим мясом, заставляя заполняться голодной слюной мой рот.

Мужичок-сопровождающий усадил нас за один из столов. И, конечно, это было мелочью и незначительным событием. И, возможно, мне нужно было сейчас думать совсем о другом, но… Я села в дальний угол, к стенке. А рядом неожиданно уселся Ярослав, хотя и стоял изначально дальше и Странник хотел было пролезть вслед за мной. Я не видела, что произошло. Не поняла, как они могли так быстро и молча договориться, но он просто оказался рядом, его нога плотно прижалась к моей, и рука на мгновение коснулась моей ладони, как бы успокаивая, говоря, что все в порядке, что он рядом, а значит, мне не о чем волноваться и нечего бояться.

Забыв о еде, о голоде, я смотрела сбоку на его лицо, озаряемое светом от костра. Слышала, что мужчины разговаривают, но ни слова не понимала. Меня волной накрыла безумная потребность касаться его кожи, чувствовать его дыхание, быть как можно ближе. Пальцы пришлось сцепить в замок, потому что они, не подчиняясь мне, подрагивая, тянулись к Славе. Мой мужчина, мой! Сильный, надежный, ласковый, красивый! Мужчина, рядом с которым не страшно… Тот самый, которого я ждала столько долгих лет. И уже совсем не надеялась, не мечтала даже… И что самое удивительное, он тоже не равнодушен ко мне! Я видела, я чувствовала! Вот снова, в очередной раз, он неспеша поворачивает голову, смотрит мне в глаза, улыбается, немного устало. И я откликаюсь всем сердцем, безнадежно и глупо надеясь на счастье, на будущее вместе…

Перед нами поставили большое металлическое блюдо, доверху наполненное мясом. По внешнему виду кусочки этого зажаристого, но не горелого, аппетитно пахнущего жаркого, чем-то напоминали кролика.

На другом блюде женщина, хозяйничавшая возле костра, принесла несколько лепешек, больших и круглых, давно уже не виденных мною. Уже знакомый коренастый мужичок тут же водрузил в центр стола бутыль с чем-то мутным и несколько алюминиевых кружек. Сам налил из бутыли в них дурно пахнущий самогон и подвинул каждому, не обращая никакого внимания на отказ. Странник тут же отставил в сторону свою кружку и, предупрежденные им, мужчины синхронно сделали то же самое.

Все потянулись к мясу и, взяв кусок, тут же вгрызались в него зубами. И, конечно, это ерунда, мелочь, на которую пятнадцать лет назад я бы вообще не обратила никакого внимания — так и должно быть в мире. Но последние годы я отвыкла от того, что обо мне заботятся, что кому-то небезразличен тот факт, что от меня еда стоит слишком далеко. Слава, прежде чем взять для себя, подал мне кусочек, положив его на половину душистой лепешки. Не знаю, что со мной происходило в тот момент, ведь по сути это — мелочь. Почему вдруг я стала такой сентиментальной. Только одновременно со слюной, заполняющей мой рот, наполнились непрошенными слезами глаза. Я закусила губу до боли, до крови, чтобы только не расплакаться на виду у всех. Мне хотелось сказать ему о том, какой он замечательный, о том, как меня безумно тянет к нему. Но не здесь, не при всех…

Такой еды, вкусной, свежей, умело приготовленной, я не ела уже давно. Нам не мешали. Женщины все также суетились у костра, даже не смотря в нашу сторону. Мужичок ушел. Димон травил байки, с тоской посматривая в сторону бутыли. Красавчик молчал, сцепив зубы. Занятая собой и своими чувствами, я совсем забыла о нем! Перегнулась через стол, накрыла рукой его руку, лежащую на столе:

— Давид, — впервые назвала его по имени. — Давай рану посмотрим!

Он удивленно взглянул на меня.

— Ты ж говорила, что у тебя лекарств никаких не осталось!

— Да, обезболов нет совсем. Но посмотреть, не воспалилась ли она, нужно. Обработать и перебинтовать.

… Я уже почти закончила, когда в кухню вошла комендантша. Она удивленно посмотрела на нас с Давидом, устроившихся в углу стола. Стояла неподалёку и заинтересованно наблюдала за перевязкой. Потом спросила:

— Ты медсестра?

Скрывать правду я не видела смысла:

— Врач. Хирург.

Я сразу поняла, что именно после этой фразы кардинально изменилось ее отношение ко мне. Если до этого Элла видела только мужчин, то теперь расплылась в улыбке, предназначенной мне одной.

— О-о! Тогда тебе тоже нужно увидеть наших деток.