Ласкал ее, целовал подрагивающий впалый животик, потом, раздвинув ножки, устроился между ними. Она тянула вверх на себя, тяжело дыша то ли от возбуждения, то ли от смущения. Пришлось оторвать ее руки, убрать их со своих плечей, сложить вдоль тела. И все-таки раздвинув складочки, погладить сначала пальцем, а потом, скользнув им внутрь, нащупать чувствительную точку языком. Мой запах на ней, немного горьковатый вкус… очень скоро она снова извивалась на постели, чуть слышно постанывая. Я очень четко чувствовал эту грань, доводил ее до предела, и все-таки не позволял шагнуть за нее…

Потому что хотел с ней вместе. И в какой-то момент приподнявшись, лег рядом и потянул ее, горячую, растрепанную на себя. И Зоя с готовностью перекинула ногу через мое тело и уселась на бедра. И несколько секунд так и сидела. И я снова пожалел о том, что в комнате так темно — видел только очертания ее тела. Но даже сам факт ее расположения в такой позиции, близость желанного тела от моей вновь возбужденной плоти и возможность трогать, гладить бедра, легко касаться влажных завитков внизу живота, все это заставляло стискивать зубы, чтобы сдержаться, позволить ей быть главной и решать, как и когда. Надеялся только, что сумел возбудить ее достаточно для того, чтобы и она желала меня так же сильно, как я ее.

Я был близок к тому, чтобы взвиться на постели в тот момент, когда тонкие, почему-то прохладные пальцы, легли на мой член, скользнули по крайней плоти, сдвигая ее с головки, а потом направили его… нет, не внутрь, не туда, в горячую глубину, а, чуть приподняв бедра, погладили самой вершиной те ее места, которых я только что касался языком. Медленно, осторожно… В комнате хорошо слышалось ее тяжелое дыхание и мне казалось, что я уже различаю в темноте эти ее томные движения, и даже вижу, как раздвигаются складочки, как скользит по ним моя плоть до самого входа… замираю в ожидании, что вот сейчас, наконец-то, она сжалится надо мной и я смогу толкнуться внутрь и даже подаюсь бедрами, но нет… Зоина рука, крепко обхватив основание, снова тянет пульсирующий, готовый вот-вот взорваться, член, вверх.

Я позволяю себе вцепиться в ее бедра в надежде в какой-то подходящий момент все-таки усадить ее туда, куда мне нужно. Но терплю… терплю из последних сил, потому что хочу, чтобы сама… И когда по ее телу пробегает первая легкая дрожь оргазма, она сама рывком садиться на меня, рвано дергается несколько раз и, придержав ее над собой, я изо всех сил снизу-вверх начинаю биться, с наслаждением вслушиваясь в ее хриплые стоны…

Наконец-то Антон.

— Ну, что, Дар, или как лучше — Помощница Пророка? Светлая? Аферистка? Садись к столу. Мои ребята уже поели, ты тоже можешь, если хочешь! — Слепой ни словом не обмолвился о девушке, Пророк был без сознания, четыре бойца могли быть с равным успехом, как телохранителями Пророка, так и этой непонятной девчонки в черном балахоне до пят. Спрашивай-не спрашивай их, скажут только то, что должны говорить. А вот эту… мадам, допросить нужно. Вдруг это шпионка Звонцова? А что? Было бы логичным для него внедрить своего человека к нам в город, чтобы контролировать, чтобы разведывать. И баба в таком деле — самый лучший вариант.

Пока бойцы ели, я, сидя в стороне, прикидывал и так и этак. И получалось, что девка, втесавшись в доверие Пророку, не исключено если месяца два-три назад, стала его подстилкой, а теперь вместе с объектом собирается двигаться дальше.

Наблюдал за ней. За неторопливыми движениями, за высокомерным выражением лица, за бешеными искрами злости в глазах, когда аферисткой назвал. Хотя, может быть, это были всего лишь отблески костра? Молчит. Ждет, что я скажу дальше.

— Завтра в девять часов мы отсюда уходим, Пророка забираем с собой. А ты — остаешься. Бойцов своих тоже можешь забрать — мы сами его сможем защитить.

Она, ожидаемо, изменилась в лице. Испугалась. Конечно, так долго готовить операцию и вдруг провалиться!

— Нет.

Я склонил голову к плечу и, сощурив глаза, рассматривал ее. Красивая, зараза! Такое личико ангельское, пухлые губки, и хоть капюшон (почему не снимает?) скрывает волосы, несколько темных прядей все равно обрамляют лицо. И рассмеялся, услыхав безапелляционный ответ.

— Да, моя милая. Да.

— Он без меня не поедет! — руки, выдавая ее волнение, сжались в кулаки.

— Это почему же? С каких это пор подстилки диктуют мужику, что ему делать и куда идти?

Вот тут-то я ее достал — подскочила вихрем с места, но не бежать бросилась, что было бы понятно — под защиту Пророка, а кинулась ко мне и, размахнувшись изо всех сил, отвесила пощечину, причем левой рукой.

Никогда не жаловался на реакцию, но был поражен ее поступком… и да, не ожидал, поэтому и пропустил. Но спускать такое, да еще и какой-то бабе, был не намерен. Поймал уже развернувшуюся и готовую броситься бежать.

— Куда? Стой, сука! — прижал к столу, спиной к себе, так, чтобы грудью улеглась на столешницу. Руки завел за спину. И снова ошибся. Бедра уперлись в ее ягодицы. Даже под тканью плаща я чувствовал их упругость и мог запросто обвести контур, а-то и, подняв ткань, помять… вот, блядь… откуда мысли такие?

А она, как-то вдруг расслабившись, даже обмякнув в моих руках, замерла и неожиданно тихонечко засмеялась.

Подхватил под живот, развернул к себе, всмотрелся в лицо. Снова бросила взгляд свысока, хоть и была мне едва по плечо и насмешливо сказала:

— А что же не помял?

Что? Как? Она мои мысли прочитала? Или… или это она мне их в голову вложила? Тогда сейчас я думаю сам или это она? И самое главное, что я сам чувствовал, что видел в ней и чем был поражен до глубины души — она меня абсолютно не боялась!

— Слушай, Антоша, ты бы ручонки-то убрал свои. А-то ведь могу сейчас приказать, и пустишь себе пулю в рот!

Неужто, на самом деле, так сильна? В таком случае, она может быть опасна для всей моей группы, для людей, которые доверили мне свои жизни. Я все еще прижимал ее к себе. Все еще упирался в ее тело своей неожиданной эрекцией, только теперь в мягкий живот, а не ягодицы.

И, конечно, это я сделал исключительно для того, чтобы проверить, на что она способна… Положил ладонь на затылок. Склонился к ней и поцеловал, успев увидеть долгожданный испуг в темных глазах.

Таисия.

Две вещи я понимала о нем. Во-первых, он практически не поддается моему контролю. И я слышу только обрывки его мыслей. Да и то, не имею полной уверенности в том, что это именно его мысли. Может быть, это и я сама так думаю… Во всяком случае, недвусмысленность позы, в которой я была им притиснута к столу, почему-то заставила мое сердце сжаться и совсем не от испуга!

И во-вторых, при всей своей внешней жесткости, он не причинит мне никакого вреда. И даже когда я треснула по лицу — не ударил, ну, прижал немного… но ведь не больно!

Может, сказать ему правду? Думала так, пока он пережевывал мою угрозу заставить его застрелиться. Но нет, Антоша, с чего это я должна тебе изливать свою душу? И вообще…

Это самое "вообще" было выбито из моих мыслей его губами, которые вдруг прижались к моему рту. Тысячи, нет, миллионы, ощущений навалились, вклинились иголками в мой мозг! Мягкие, нежные, теплые, сухие, влажный язык, ровные зубы, сладкая, вкусный, "Боже, как же приятно!", "только не отстраняйся!" Я не понимала, где моё, а где то, что я считываю с Антона. Мои ноги подкосились. Я же никогда. Ни разу в жизни… и, кажется, я все-таки потеряла сознание.

… Открыла глаза и уткнулась взглядом в круглый отсвет свечного пламени на потолке. Где я? Посмотрела по сторонам — в маленькой комнатке, где помимо кровати, на которой я лежала, завернутая в плащ, были только стул и стол. На столе — зажженная свеча. А на спинке стула куртка Антона! То есть он меня в свою комнату притащил! Сейчас явится! Нужно бежать!

Подхватилась с кровати, схватила ботинки — надо же какой чистоплотный, снял их, прежде чем в постель меня кинуть, потом, потом их обую! И бросилась к двери. Распахнула и практически уткнулась носом в его грудь. За дверью стоял что ли?