— Да?

— Поцелуй меня!

Волной невыносимого жара окатило сверху вниз, болью отдаваясь в паху. Я должен был идти. Я вообще не имел права уходить оттуда! Нельзя было. Ни в коем случае было нельзя сейчас. Но эти мысли прозвучали в моей голове фоном, а я уже склонялся над ее лицом, оглаживая пальцами каштановые волосы, разметавшиеся по моей подушке. Один поцелуй — две минуты и я пойду… Дал себе обещание и, наконец, легко коснулся призывно распахнувшихся губ.

Прижался губами и замер, оглушенный своими чувствами, а больше всего нежными пальцами, вдруг оказавшимися в волосах, ноготками, слегка царапающими кожу головы. И не заметил, как мой язык оказался в ее ротике, а ее руки под моей одеждой. Первое прикосновение к моей коже обожгло, заставило сжаться сердце и вырвало хриплый стон. Я не мог оторваться от ее губ, мне казалось, что ни одна женщина в моей жизни никогда не оказывала на меня такого действия — руки дрожали, когда я расстегивал молнию на ее комбинезоне. И уж точно женщины красивее Таисии я вообще никогда не встречал!

Я смотрел, как туманятся ее глаза, как она закусывает нижнюю губку, которую я только что втягивал в свой рот, как бешено бьётся на ее шейке пульс. Как маньяк, с перехватившим дыханием, следил за разъезжавшейся молнией и не мог удержаться, чтобы не целовать молочную кожу в прорези костюма. Вверху на ней не было белья. И неожиданно большая для такой хрупкой девушки грудь легла в мою ладонь. И Тая изогнулась, подставляя ее мне, тычась в ладонь острым соском-горошинкой, предлагая попробовать себя…

Даже если бы я был святым, я бы не устоял! Но я таким точно не был. Поэтому, позабыв обо всем на свете, склонился к маленькой розовой вершинке, ощущая, как стремительно наполняется слюной рот. И когда губы сомкнулись на ней, целуя, посасывая, легко покусывая, в голове рефреном зазвучало: "Боже мой, Боже мой…" Почему-то подумалось, что это не мои мысли, что это она… Но разве это сейчас было важно?

Потянул вниз ее одежду, не отрываясь от груди. Неужели и дальше позволит? Но она сама, отпустив мои волосы, помогала стягивать узкий, плотно облегавший ее тело, комбинезон. Я бросал куда-то вещи — ее и свои, не отрывая глаз от потрясающего женского тела на моей кровати. Но когда руки легли на пряжку ремня, она вдруг положила свою ладошку сверху. О, вот оно! Опомнилась! Блядь, как теперь успокоиться-то? Но пальчики, отбросив мои руки, щёлкнули пряжкой и потянули молнию вниз. И не остановившись на этом, скользнули туда, под резинку трусов, буквально обжигая лёгким прикосновением до боли возбужденный член.

Она так смотрела на него, что от одного вида возбуждения и… любопытства в ее глазах, впору было кончить. Но и решительно вытащив из штанов, освободив, наконец, от причинявшей боль, ставшей вдруг тесной, одежды, она поразила меня снова. Неожиданно засмущалась и попыталась убрать свою руку!

— Тая? — как же имя ее звучит — слух ласкает, как если бы я сказал, что-то типа, милая или любимая… — Что-то не так?

Она ещё не ответила, а меня током по позвоночнику пронзила потрясающая догадка — да она же члена не видела никогда! Недоверчиво всмотрелся в покрасневшее личико и под моим взглядом она медленно кивнула, подтверждая догадку.

— Ты девственница? — переспросил, не веря себе.

Она нерешительно кивнула снова. Я прямо чувствовал, как мои брови ползут вверх на лоб от удивления — этот факт все мои представления о ней сводил на нет. И что мне теперь делать? Трахнуть ее… мог и хотел, но ведь это уже будет совсем другая история! Это уже попахивает обязательствами и…

Именно в эту секунду в дверь с обратной стороны бешено застучали чьи-то кулаки. На ходу натягивая на себя, не желавшую так просто отыскиваться на полу, одежду, я, наконец, понял — она меня специально отвлекла! Увела с площади и теперь, когда что-то случилось — иначе бы меня не побеспокоили, естественно, попытается свалить! Уже у двери на секунду обернулся и посмотрел на нее. И блядь, сердце ухнуло куда-то под ребра, такой она показалась маленькой и беззащитной, с таким страхом и растерянностью натягивала судорожными движениями мое одеяло на свою обнаженную грудь, что вопреки здравому смыслу, я хотел ее защитить, даже если все это и окажется правдой… защитить от себя самого, от собственной ярости! Стиснув зубы, процедил ей:

— Сиди здесь и только попробуй уйти!

За дверью стоял Серый — парнишка, исполнявший роль моего адьютанта.

— Что?

— Генерал! Там…, - он, по всей видимости, мчался так быстро, как только мог и ещё не восстановил дыхание. — Там — чудо! Пророк сказал, что случится чудо, и оно случилось!

Что за херня? Чудо? Я вытащил из-за голенища своего берца припрятанный там пистолет (все-таки я — хозяин этого места и имею преимущество перед гостями) и на удивленный взгляд парня приказал:

— Охраняешь ее. Здесь за дверью стоишь, пока я не вернусь. Уйдет, голову сниму!

Успев уловить неожиданное разочарование в его глазах, побежал, сжав в руке оружие, по коридору к выходу.

Ярослав.

С моего места — с балкона двухэтажного здания, которое когда-то служило для размещения делегаций, специалистов, временно приехавших на завод, новых сотрудников, только устроившихся и не имеющих еще пока своего жилья — был хорошо виден весь огромный двор завода, вся площадь перед ним. Когда-то здесь, наверное, запросто помещались десятки фур с прицепами и постоянно, как в муравейнике, сновали туда-сюда люди. Теперь же, впервые на моей памяти, здесь собралась такая уйма народу.

Как ни странно, все вели себя спокойно, даже те, кто всегда конфликтовал, и сейчас разместившиеся подальше друг от друга, группировки Петровского и Линькова, не пытались и словом задеть своих врагов! Даже несколько человек, зовущих себя Детьми ночи, а нами называемых просто каннибалами, из группы всеми ненавидимой и презираемой, стояли, как бы в окружении пустоты, на два метра вдалеке от остальных, но слушали, не отводя глаз, Пророка, стоящего на помосте.

Был он невысок, коренаст с интересным, запоминающимся лицом. Когда-то черные волосы его теперь были почти полностью седыми. Немного одутловатое лицо — скорее всего из-за болезни — еще не утратило былой превлекательности. Голубоглазый, с чуть великоватым носом, с легко складывающимися в улыбку полными губами. Ему было на вид лет пятдесять пять — шестьдесят, но когда он заговорил, мне стало казаться, что он гораздо моложе — детская восторженность, искренность и вера в людей, в нас, звучали в каждом его слове.

Мне было хорошо слышно, что говорит Пророк и слова его странным образом заставляли даже забыть о боли. Я слушал и думал о том, что до этого не знал, зачем живу и что должен в этой жизни делать — просто жил и все. Но теперь, теперь мне все стало ясно! Мы должны, просто обязаны возродить свой город — сделать свой Солнечногорск! Найти специалистов, отремонтировать заводы, очистить грунт и воду — тем более, что перенять опыт нам есть у кого!

… И это может быть счастливая, пусть и трудная жизнь! И тут же одернул себя — могла бы быть у меня такая жизнь, если бы рядом была Зоя. А так… имеет ли это все для меня смысл? И вдруг в мое сознание ворвались, по всей видимости, ведь говорил он, практически никем не перебиваемый, уже больше двух часов, его завершающие слова:

— Всегда есть прощение, даже при, казалось бы, страшнейших преступлениях. Всегда есть надежда. Мы с вами живы, а значит, не все еще кончилось. И поверьте мне, даже в нашем мрачном грязном мире, есть место чуду… Чуду, которое может произойти в любой момент, даже когда его абсолютно никто не ждет.

И именно после этих слов в полнейшей тишине, воцарившейся над площадью, вдалеке послышался гул мотора. Но ведь этого просто не могло быть! По всем дорогам стояли кордоны, потому что мы всерьёз опасались теракта! Сейчас, когда, считай, половина жителей города находится в одном месте, проще всего одним махом избавиться сразу ото всех врагов. Но шум усиливался и многие из толпы стали испуганно крутить головами, пытаясь определить его источник.