Всё было не так страшно, как мне показалось вначале. Разбинтовав варварски намотанные, местами присохшие к ранам, бинты, я ужаснулась, чего уж там скрывать. Но ожоги на руках не мокли, воспаления особого не было, только площадь… площадь была большой. Бедный мой, как же ты терпел все это время? Но он терпел и сейчас, позволяя отмачивать в перекиси, обрабатывать руки, и не издав при этом ни звука! Бинтовать снова я не стала — лицо у него явно лучше заживает, чем затянутые в тряпки руки.

— Только когда будешь из комнаты, туда, к людям выходить, я лучше забинтую — народу много, заразы всякой тоже. А здесь пока так оставайся.

— Зоя, посмотри на меня.

Я и так смотрела. Все время смотрела на него. И не могла насмотреться! Соскучилась… нет, не так, истосковалась по нему. Странник говорил, что Слава на его глазах был убит. Я не верила в это днем, когда стирая в кровь ладони, вкалывала на грядках. И верила ночами, когда, уставшая и полуголодная, умирала от тоски по любимому, от страха, что не увижу его больше никогда.

Я смотрела. Мне хотелось обнять его снова и повторять, повторять одни и те же слова: "Милый мой, любимый мой, как же я счастлива, что ты жив!"

Вот почему он снова хмурится, ведь сейчас уже боль улеглась — обезболы можно было теперь не экономить?

— Зоя, он сделал тебе что-нибудь?

Кто успел сказать — Димон или Давид? Ведь просила же не говорить о Страннике! Пусть бы думал, что меня просто забыли!

— Нет. Он хотел по доброй воле.

Слава пытливо всматривался в мое лицо — не верил!

— Правда. Он ждал, что я сама, устав от непосильной работы, голода, унижений, приползу к нему, чтобы жить там с ними, как королева. Но ему бы долго пришлось ждать — всю жизнь. Ни за что бы… лучше умереть!

— А со мной? Со мной будешь вместе жить?

— Я уже думала, что не дождусь! Только учти, ты свадьбу обещал мне. Я помню, — обняла его со спины, целуя лицо, коротко обстриженные из-за ожога волосы.

— И тебя не смущает, что я теперь такой…?

— Смущает немного, — соскучилась, целовала в шею и думала только о том, что ему сейчас больно, что не время приставать к нему, но против воли приставала с вполне определенной целью. Затаив дыхание, продолжила. — Придется всю работу взять на себя… Но мне нравится быть… сверху.

Мне хотелось забыть бо всем, что случилось. Не только о том, что было недавно, а вообще, обо всем плохом в моей жизни, и жить сейчас, со Славой, радуясь каждому мгновению. Но он был напряжен и расстроен — чувствовал свою вину передо мной? Молодой боец Тимур, ехавший все время Лининых родов в багажнике, потому что в салоне места не было (но я подозревала, еще и потому, что дико боялся смотреть на сам процесс), рассказывал о том, что Ярослава ранили на его глазах, что пуля попала в ногу. Это потом оказалось, что пули было целых две! Также он видел, как Слава и Степка попали под струю огня. Но плачущей мне он говорил с уверенностью, что из метро обоих выносили живыми, потому что Антон приказал мертвых не забирать — нужно было пробиваться с боем к поезду. Поэтому я надеялась до последнего.

Ну и пусть не отвечает! Пусть сидит, как истукан! Я все равно не могла оторваться — с бешено стучащим сердцем гладила его широкие плечи, легко царапая ногтями гладкую, упругую кожу на крепких мускулах. Целовала везде, куда могла дотянуться со спины — шею, правое ухо, щеку, подбородок, волосы. Вдыхала его запах — чистого тела, волос, вымытых явно недавно. И до меня начинало доходить, что сам он этого сделать не мог — руки же обожжены! Та-ак. Я прямо физически ощутила, как острой иглой в сердце впилась ревность. Получается, с ним рядом все время находился кто-то, делавший для него даже такие вещи, не говоря уж о перевязках! Женщина! Видимо, он почувствовал перемену во мне.

— Доктор, продолжайте, мне нравится ваше лечение, — его тон изменился! Посмотрите, какой ласковый голос!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я медленно обошла его, подвинула стул, села напротив и, глядя в глаза, чтобы не вздумал соврать, спросила:

— Так, Славочка, говори, только правду, кто за тобой тут без меня ухаживал, мыл тебя, одевал, перевязки делал?

Пыталась говорить спокойно, но не могла сдержаться и видела по его смеющимся глазам, что суть вопроса он понял.

— Ревнуешь меня?

— Ревную. Очень.

— Мне Таисия помогала.

Ах, Таисия! Вот так значит! Пока меня нет, его тут окрутить пытаются!

— Рыжая, не сверкай так глазами! Просто помощь и лечение. Ничего больше.

— И она тебе не нравится?

— Нет.

— А ты ей?

— Я тебя люблю. А Тая, кажется, неравнодушна к Антону.

Таисия.

Как только за Антоном захлопнулась дверь, я быстренько оделась, собрав свою одежду, разбросанную по всей комнате. Застелила аккуратно постель, не удержавшись, прижалась лицом к подушке, хранившей его запах. Грубый, неотесанный мужлан! Сволочь! Охрану ко мне приставил! Гад! Такой нежный… такой ласковый… такой красивый. Нет-нет-нет! Недоверчивая скотина — опять меня во всех смертных грехах обвинит! Я начинала переживать — что же там такое случилось, почему так долго не возвращается? Решила попытаться расспросить моего конвоира:

— Эй, парень, ты там еще?

Из-за двери донеслось:

— Здесь.

— Расскажи, что там случилось!

Тишина в ответ.

— Ты глухой?

— Нет, я не глухой.

— Почему не говоришь тогда? Что там произошло? Чего ваш генерал рванул, как ошпаренный?

— Вернется и все сам тебе расскажет.

Он расскажет, как же! Начнет снова обвинять в чем-нибудь. А я ни сном, ни духом! Хоть бы приблизительно знать, что там произошло, пока мы с Антоном тут… снова сладко замерло сердце, когда вспомнились его ласки, его горящие от возбуждения глаза. Вот почему с ним так? Почему никогда прежде, ни к одному мужчине я не испытывала ничего и близко похожего? После выступлений Пророка, после моей ему помощи, я всегда испытывала жуткий прилив энергии, эмоции разрывали меня на части. Мне хотелось двигаться, кричать, выплеснуть их как-то. Но я не знала как. Там в Москве, обычно, я закрывалась в своей комнате и металась по ней, как загнанный зверь по клетке, пока, спустя несколько часов, сердце не переставало выстукивать барабанную дробь у меня в груди. Тогда я просто падала на кровать и спала порой целые сутки.

Но сегодня… Он подошел сам. А я, скорее почувствовав, чем увидев его рядом, интуитивно потянулась к Антону. Как будто знала, что он может мне помочь. И теперь-то я знаю, что мне делать с моим безумием! Сегодня я даже не слышала Антона! Ни одной его мысли в голове! Только мои собственные, только бешеное возбуждение, только желание. Интересно, а с другим мужчиной подобное тоже может случиться? Чтобы вот так хотеть его, как я полчаса назад хотела Антона? Попыталась представить себя в объятьях кого-то из знакомых мужиков и с отвращением передернула плечами. Нет, ну угораздило же!

С удивлением я прислушивалась к тому, что творилось у меня внутри. Чувствовала я себя замечательно — чужие эмоции, накопленные мной на площади, куда-то исчезли, словно их и не было. Да, оставалось еще легкое возбуждение, но это состояние я списывала на Антона. И вообще, мне казалось, что я переполнена сейчас своей Силой. Что могу сделать, что угодно. И решила, что сидеть здесь и ждать, когда вернется этот злодей, просто глупо. Нужно сваливать. А тем более мне еще со Слепым поговорить нужно, вдруг он уедет, не встретившись со мной. Если то, что говорит о нем Пророк верно, то этот человек сумеет защитить меня и заберет к себе. И тогда Антон мне не будет страшен! Точно, пора уходить и найти Слепого. Единственная проблема состояла в том, что из-за двери будет трудно воздействовать на парня. Легче, когда есть физический контакт, или, хотя бы, можно смотреть человеку в глаза.

Снова подошла к выходу и попыталась заговорить с ним:

— Слушай, я в туалет хочу. Открой на минуточку, я сбегаю и сразу же назад вернусь!