Арчи Дагд Гремлин побарабанил пальцами по рукоятке пистолет-пулемета.

— Так! Что конкретно вы предлагаете?

— Я предлагаю, — сказал капитан-лейтенант Снэрг, — провести ночью разведку, проверить выборочно данные психонавтики. И если мы получим подтверждение, то атаковать на рассвете.

— Черт! — буркнул комдив, — Мы не должны начинать атаку, пока не получим данных, что транспорт, везущий 3000 муминов противника вышел с Минданао на восток к Палау.

— Командир, — возразил Пикачу, — надо позвонить проконсулу и предложить изменение стратегии. Чисто уничтожить батаков и французов важнее, чем подловить муминов.

— Комэск Пикачу, ты знаешь, что такое дисциплина? — строго спросил комдив.

— Да, командир, но если главный штаб чего-то не учитывает, мы должны сообщить.

— Разрешите, сэр? — встрял капитан-лейтенант.

— Ну? — спросил Гремлин.

— …У меня очень простое соображение, — продолжил выпускник Вест-Пойнта, — как нам известно, мумины должны отплыть с Минданао завтра. Но отменит ли штаб противника отправку, узнав, что на Гуадалканале идет бой? Я уверен: не отменит, а наоборот, будет торопить муминов и экипаж транспорта, надеясь успеть на подмогу франко-батакам.

— Логично, — ответил Гремлин, — но, тогда они могут пойти не на Палау, а прямо сюда.

— Извините, сэр, но это ничего не изменит в плане нашего штаба.

— Не изменит? — переспросил комдив.

— Да, сэр. Не важно, пойдет ли транспорт на восток к Палау, или на ост-зюйд-ост, через Адмиралтейский пролив между Палау и Новой Гвинеей, чтобы добраться сюда. Судьба транспорта решится, как только он покинет 200-мильную филиппинскую зону.

— Это точно, капитан-лейтенант?

— Позвоните проконсулу Визарду Озу, сэр, он подтвердит.

— Ну, если так… — произнес Гремлин.

…За два часа до рассвета, над Хониарой заунывно завыли сирены, а затем вдоль взлетной полосы вспыхнули фары нескольких автомобилей, и через четверть минуты в кафе влетел крайне возбужденный французский младший офицер-инструктор и крикнул:

— Тревога, капитан! Канаки вырезали дозор.

— Вырезали? — переспросил Ланзар.

— Да! Пятеро батаков и с ними наш Анри! Им всем отрезали головы!

— Это хреново, — не повышая голоса, произнес капитан, — Поднимите всех. Пусть еще раз прочешут все дома пригородной полосы. Диверсанты вероятно где-то поблизости. Нам следует зачистить их, иначе никто не будет спать спокойно. Ты понял?

— Да, капитан.

— Тогда не бегай попусту, а займись этим. Вперед! На рассвете я жду твоего рапорта.

— Слушаюсь! — четко ответил младший офицер-инструктор.

Примерно через полчаса после этого, в маленькую деревню Бетаси, не отмеченную на картах, затерянную среди низкорослого леса на южном склоне Хребта Эдсона (который пересекает Гуадалканал с востока на запад), бесшумно въехали пятеро велосипедистов. Остановившись возле одной из десятка хижин, окружающих маленькую центральную площадь, они приставили свои велосипеды к тонкой бамбуковой стене. Сразу же к ним подошли двое, будто материализовавшиеся из непроглядной темноты. Раздалось три — четыре шепчущих фразы, и включился тусклый фонарик, потом один из велосипедистов вытряхнул из рюкзака на освещенное лучом фонарика пятно грунта шесть предметов, напоминающих крупные кокосовые орехи. Все собравшиеся удовлетворенно заухали.

После этого, с негромким шуршанием откинулась циновка, заменявшая дверь в другой хижине, темноту прорезал еще один несильный луч фонарика, на площадь вышли две новые фигуры. Прозвучал хрипловатый баритон:

— Что за симпозиум, капо Коломбо?

— Это не симпозиум, комдив Гремлин. Это мы ездили на разведку, и мы сделали меры психологического прессинга. Так это нам называл капитан Кресс на тренингах.

— Психологического прессинга? — переспросил Гремлин.

— Да. Капитан Кресс учился в университете Багио, он много знает по психологии.

— А это что такое? — спросил, молодой голос, судя по акценту, принадлежащий девушке-кореянке, — Вы по дороге собирали кокосы?

— Нет, камрад-радист Ким-Чйи, это мы привезли с прессинга, — ответил Коломбо.

— Но, это же кокосы, разве нет?

— Ну, понимаешь, Ким-Чйи, это не кокосы, а…

— Ох… — выдохнула юная кореянка, потом прикрыла ладонью рот и метнулась в кусты, откуда, через мгновение, послышался характерный утробный звук.

— Гм, — сказал Гремлин, — Коломбо, зачем ты положил здесь эти головы? Расстроил хорошую девушку…

— Я не сообразил. Я сейчас пойду и извинюсь перед Ким-Чйи.

— Сейчас не трогай ее, не тот момент. Потом извинишься.

— Хорошо, — капо Коломбо кивнул, — потом я извинюсь.

— Гм… — повторил Гремлин, — …А зачем ты отрезал эти головы, и принес сюда?

— Да, я зря их принес, надо было выкинуть по дороге. У меня привычка с детства нести отрезанные головы домой, для авторитета. Но отрезали мы их не зря. В лагере у врага тревога, весь личный состав разбужен в плохое время. Никто не поспит остаток ночи, и на рассвете вражеские бойцы будут ползать, как полудохлые мухи. Это хорошо.

Рассвет над Хониарой выдался цветастый, с алыми и оранжевыми полосами по всему восточному горизонту, с нежно-розовыми отблесками на кучевых облачках, и с легким морским бризом. В такое время хорошо ловить рыбу (так поступают канаки), или же созерцать природу (это любят японцы), или купаться в море, пока не жарко (это любят европейские и североамериканские туристы). А еще, в такое время хорошо начинать артподготовку, особенно — если противник не выспался за прошедшую ночь.

Почти музыкально звякнули стволы трехдюймовых пневматических минометов. Их на позициях в складках хребта Эдсона было 500 штук, и они выплевывали мины чуть-чуть вразнобой, так что складывалась какая-то специфическая мелодия. Особенно, когда на музыкальный звон легли глухие взрывы. Будто кто-то отбивал ритм на огромном бубне. Миномет — высокоточное оружие. Мины летели по идеальным высоким параболам и, в финале, пробивая тонкие крыши домов и ангаров, достигали целей. Благодаря работе «психонавтов», цели были размечены, и в первые минуты боя франко-батакский полк лишился бронетехники, тяжелого вооружения и основных складов боеприпасов. Еще досталось казармам — правда, в меньшей степени. По плану капитан-лейтенанта Снэрга, выпускника Вест-Пойнта, мины следовало тратить лишь на уничтожение техники. Для личного состава противника имелось другое средство — четко, грамотно расставленные стрелковые позиции корейских «студентов» с «дизельными ружьями». Боевые расчеты состояли из трех человек: корректировщик огня, плюс два сменных стрелка.

Стрелкам приходилось меняться каждые полчаса — несмотря на сошки, и на резиновую «подушку» на прикладе, отдача этого оружия била в плечо с силой хорошего боксера. Впрочем, корейские студенты были ребята выносливые, и не жаловались. Они, согласно приказу, стреляли по всему, что двигалось на береговой полосе. 60-граммовые сферы дюймового калибра, летящие вчетверо быстрее звука, не каждый раз находили цель, но если пуля попадала в биологический объект, то не было разницы, как именно… После полудня, франко-батакские позиции напоминали фильм ужасов вроде «Техасской резни бензопилой». По грунту были разбросаны фрагменты человеческих тел, а многократно продырявленные стены сооружений заляпаны ржаво-красными пятнами. Попытки вести ответный огонь оказались бесполезны: гранатометы и ручные пулеметы не покрывали необходимую дистанцию, а тяжелого вооружения франко-батакский полк лишился в самом начале боя. Сейчас уже никто не пытался организовать оборону. Все ждали вчера, чтобы воспользоваться темнотой для каких-нибудь осмысленных действий.

Майор Фадил был единственным человеком, который уже через несколько минут после начала ураганного утреннего обстрела четко определил, что надо делать. Дальнейшее развитие событий сложилось у него в голове, как бы само собой, на сутки вперед, и он начал действовать, четко соизмеряя риск и целесообразность. Он хотел спасти столько толковых бойцов из своей команды, сколько можно. Он сумел найти семерых бойцов, и