— Что именно? — переспросила королева, заинтригованная этим вопросом, — В школе мы учились по французской книжке, которую написали историки. Я поняла, что ты сейчас сказала. Французские историки написали то прошлое, которое нравится французам.

На этой фазе разговора двух девушек не лишним будет пояснение «за кадром». Кто-то удивится, что 20-летняя полинезийская деревенская королева, получившая урезанное и кривое минимальное образование «увеа-футунского» образца, даваемое в этой колонии исключительно через церковную школу, с такой легкостью разобралась в небанальной концепции, озвученной Рут. Простого бытового рационализма (прекрасно развитого у Лаалои) было бы явно недостаточно для такой задачи. Но, на помощь полинезийскому рационализму пришла программа французской школьной истории, преподававшейся в футунской церковно-колониальной школе. С 1850-х годов (когда была утверждена эта программа) никому не пришло в голову включить туда хоть что-то из до-колониальной истории Полинезии. Таким образом, вся история в школе состояла из:

* Древней историей (нелепо искаженной библейской доктриной).

* Историей Франции (пафосной до отвращения).

* Историей благодеяний французских властей в Полинезии (полностью лживой).

Если бы Лаалои читала еще другие книги по истории, более объективные (в той мере, в которой история вообще способна на объективность), то отнеслась бы к заявлению Рут Малколм критично. Но, она их не читала, и правота Рут оказалась для нее очевидной.

Сделав паузу, молодая королева повторила:

— Французские историки написали то прошлое, которое нравится французам, — а потом добавила, — Но на Футуна и на Увеа больше нет французов. Кроме Деми, конечно. Она француженка только по крови, а так, она наша, она канак.

— Вообще-то, — заметила Рут, — французы, в основном, неплохие ребята. Просто, у нас в Полинезии среди французов очень много оффи, колониалистов.

— Я так и говорю, — произнесла Лаалои, — среди французов есть канаки, но мало.

— Да, — согласилась Рут (вспомнив, что исходно слово «канак» происходит от западно-полинезийского «kanaka», что соответствует обще-полинезийскому «tangata», и значит просто: «человек»). Французы, и вообще «контингент из Мертополии», с точки зрения королевы не были людьми (за редким исключением), и соответственно — подлежали…

— Рут, — окликнула королева, — мы с тобой говорили про ту французскую военную базу, которая в Новой Каледонии. Это проблема. Там большие боевые корабли и там много солдат Иностранного Легиона. И там есть боевые самолеты и вертолеты, хотя мало.

— Да, — снова согласилась Рут.

— Это проблема, — пояснила полинезийка, — как их убить, пока они не убили нас?

— Как дюймовая медуза ируканджи убивает человека? — в свою очередь спросила Рут.

— Просто, — Лаалои пожала плечами, — Ируканджи касается человека, и у него от боли останавливается сердце. Такой яд. Но мы говорили про французских военных.

— А я и говорю про французских военных. Наша техника против них должна работать примерно, как медуза ируканджи. Незаметно приблизиться, коснуться, и убить.

— Как вы убили новозеландский фрегат? — быстро отреагировала королева.

— Да. Как-то так. Несколько способов придумано во время Второй Холодной войны.

— Это хорошо, — признала королева, — но я думаю, все равно будут проблемы.

Рут, соглашаясь, кивнула, но потом, после паузы, сообщила.

— Страны-колониалисты воюют большими силами, большим числом солдат, большими боевыми машинами. И спецы говорят: в этом есть некоторая слабость. Всем солдатам, машинам и сервисной технике постоянно нужны ресурсы. Надо подвозить много еды, питьевой воды, моторного топлива и масла, и всяких деталей на замену. И это возят на обычных кораблях и самолетах, совсем не так защищенных, как боевые машины.

— А-а! — выдохнула Лаалои, — вот, ты сказала очень хорошо! Так же говорит Деми! Надо сделать в океане танкерную войну, как была там, у них в Атлантике.

— Хе-хе! Я думала, Деми только по стрелковому оружию, а она, по ходу, не только.

Рут собиралась добавить еще комментарий по поводу схемы танкерной войны, но тут послушалось жужжание, хруст песка под колесами, и у пирса затормозил микро-джип, раскрашенный камуфляжными узорами.

— Эге-ге! — крикнул сидящий за рулем тинэйджер, — Я привез мистера Фалерно!

— Упс… — выдохнула Рут, окинув взглядом калабрийца, сидящего рядом с водителем.

— Хорошо, Фиуфи, — ответила королева, — иди, поешь, пока все горячее. Aloha, мистер Фалерно. Если вы хотите кушать, то Фиуфи это устроит.

— Спасибо, мисс… Э…

— …Лаалои, — сказала она, — а это Рут, моя подруга.

— Лаалои? — переспросил он, — Вас зовут, как королеву? Я читал в Интернет…

— Королева, это я — пояснила она, — так, вы хотите кушать?

— А… — Вителло Фалерно замялся, — …Извините, королева, я не знал вас в лицо. А что касается еды, то я не голоден. Точнее, я взвинчен. Я не понимаю, что происходит.

— Хотите сигарету с ганджубасом? — спросила Рут, — очень помогает для понимания.

— Ганджубас, это марихуана? — уточнил он.

— Да, типа того. Так, хотите?

— Нет, мисс Рут, спасибо, но я бы с удовольствием выкурил обычную сигарету.

Тут Фиуфи цинично пояснил экономическую ситуацию калабрийца.

— У мистера Фалерно кончились деньги, и нет сигарет, а самокрутки можно…

— …Фиуфи! — перебила королева, — иди поешь, а то все остынет. С проблемой мистера Фалерно мы разберемся, не беспокойся.

— ОК, я тачку брошу пока тут у вас, — ответил туземец-тинэйджер, спрыгнул на грунт и метнулся в сторону полевой кухни.

— Идите сюда, мистер Фалерно, — предложила Рут, — у меня есть кукурузный табак. Все говорят, что на вкус почти как обычный. Он в виде таких, как бы, сигар. Хотите?

— Хочу, — сказал калабриец, уловив, что в условиях политического локального кризиса, поиски обычных сигарет на Футуна потребуют несоразмерных затрат сил и времени.

— Вот что, — объявила Лаалои, — вы тут покурите, а я отведу мелкую домой. В полдень у нормальных людей дети спят. Эй! Талифеа! Давай, плыви сюда. Пойдем домой, я тебе поставлю мультик про Тома и Джерри, а потом ты поспишь. Договорились?

Вот так, внезапно, Рут Малколм получила под свой присмотр молодого калабрийского художника — нео-постимпрессиониста, в состоянии экономического и эмоционального кризиса. «Умеет Лаалои резко спихивать проблемы на друзей», — с некоторой завистью подумала 18-летняя креолка, но через секунду решила, что обижаться на королеву, это неправильно, ведь у той маленькая дочка, и еще куча дел, а Рут сейчас ничем особо не занята, и спихнуть ей этого художника (кстати, довольно симпатичного), это поступок зачетный. Сделав такой вывод, она протянула калабрийцу «кукурузную» сигариллу.

— Спасибо, мисс, — поблагодарил тот, — а вы?

— Ладно, за компанию, — сказала она и тоже взяла сигариллу. Калабриец щелкнул очень необычной зажигалкой, древней, фитильной и, когда оба прикурили, сообщил:

— Хорошая вещь, подарок старого друга. Работает на бензине, и даже на самогоне.

— Не надо тратить деньги на баллончики со сжиженным газом? — спросила Рут.

— Да, — подтвердил Вителло, а потом поморщился, — О, Мадонна! Я сразу вспомнил тот страшный фокус с бытовым газом. Знаете, мисс, здесь газом взорвали все церкви.

— Насколько я знаю, не все, мистер Фалерно. Одну оставили.

— Правда? — спросил он.

— Ага, — она кивнула, — тут недалеко церковь с мансардой, и в этой мансарде устроились летучие лисицы. По ходу, люди редко юзали эту церковь. А теперь вообще не будут ее юзать, кроме, разве что, ученых. Ну, в смысле, тех, кто изучает жизнь летучих лисиц.

Калабриец затянулся сигариллой, и чихнул с непривычки.