— Ну как? — спросил я. — Слышишь сердечные тона?

— Бьётся, зараза! — рассмеялся он. — Значит, ещё поживу. Проклятье, Алексей, а как ты собираешься использовать этот фо-нен-до-скоп? — по слогам произнёс Олег. — Не знаю, будет ли от него польза, но… Если ты его запатентуешь, это может тебя обогатить.

— Я подумаю об этом, — ответил я, забрав фонендоскоп из рук дяди. — Но для начала хочу испытать его на пациенте. Я в госпиталь. Вернусь вечером.

Когда я добрался до амбулатории, здание уже было закрыто. Значит, мой коллега Эдуард Родников успел закончить приём и переместился в госпиталь.

Я прошёл в соседнее здание. На этот раз чудаковатый патологоанатом мне не встретился. Ему-то я точно не хочу объяснять, что это за трубка висит у меня на шее.

Родников, как и следовало ожидать, дрых прямо на столе в кабинете дежурного лекаря.

— Эдуард! — крикнул я. — Проснись и пой, пора спасать людей.

— А⁈ — испугался Родников. — Что случилось? Опять кого-то притащили?

— Расслабься, коллега, новых поступлений нет, — ответил я. — Но нам с тобой ещё нужно разобраться со старыми.

— Ты опять этого деда осматривать собрался? — вздохнул Родников. — Да я уже расширил ему бронхи лекарской магией. У меня сил мало осталось, надо сэкономить энергию. Вдруг ночью ещё кого-нибудь принесут?

— Не беспокойся, магия не понадобится, — ответил я. — У меня есть кое-что получше.

Заинтригованный моим заявлением Родников окончательно проснулся и последовал за мной в зал с пациентами. Отравленный неизвестной самокруткой Пётр громко кашлял, чем доставлял большое неудобство своим соседям.

— Уважаемые, ну, сделайте уже с ним что-нибудь! — взмолился лежащий справа от Петра пациент. — Мне лекарь Кораблёв приказал больше спать. А как тут уснёшь-то⁈

— Спокойно, — перебил его я. — Сейчас разберёмся.

Я подошёл к Петру и поднял его рубаху.

— Алексей Александрович, вы что делаете? — удивился Родников, когда увидел, как я надеваю фонендоскоп.

— Приступаю к аускультации, — коротко ответил я. — А вы, Пётр, дышите глубоко. Вдох, выдох! Повторяйте за мной.

Пациент послушно начал совершать дыхательные экскурсии, а в моих ушах воцарился сущий кошмар. В нижних отделах лёгких громко булькала жидкость.

Мелкопузырчатые хрипы. Да у него же пневмония! Я был уверен, что на самом деле у больного бронхоспазм, а на деле там мощный воспалительный процесс. Скорее всего, инфекционный.

Проклятье… А ведь антибиотики ещё не изобрели. Но организовать на коленке какой-нибудь пенициллин, я пока точно не смогу. Для этого кроме самих реагентов нужно ещё и оборудование.

— Послушайте, Эдуард Семёнович, — предложил коллеге я. — Только аккуратно. Инструмент хрупкий.

Родников озадаченно вставил в уши оливы, а затем приложил к груди Петра головку фонендоскопа. Брови Эдуарда поползли на лоб.

— Ничего себе! — воскликнул он. — Коллега, вы где взяли этот инструмент? Там внутри какой-то кристалл?

— А эту тайну я унесу с собой в могилу, — усмехнулся я. — Лучше скажите, что думаете насчёт услышанного?

— Ох, — выдохнул он, передавая мне инструмент. — Ну, на бронхоспазм не похоже. Теперь клиническая картина совсем никак не вяжется. Если бы у него была температура, можно было бы заподозрить лихорадочную грудную болезнь.

Видимо, так в эту эпоху называют пневмонию.

Я отвёл Родникова в сторону от пациентов и шёпотом произнёс:

— Итак, что мы имеем? Самокрутка с какой-то травой, потеря сознания, остановка сердца. А в лёгких — признаки инфекционного процесса.

— Как-то всё это друг с другом не сочетается, — почесал затылок Родников.

— Нет, всё логично, — заявил я. — Иногда при пневмо… — я осёкся. — При лихорадочной грудной болезни падает давление, меняется кровоток, и это редко, но всё же приводит к остановке сердца.

— Так а куда тогда делась лихорадка? — развёл руками Эдуард.

Хороший вопрос. И, думаю, именно в нём и кроется корень всех проблем. Да даже с учётом магических эффектов, как обычная самокрутка могла вызвать пневмонию?

И тут меня осенило.

— Эдуард, не с той стороны мы с тобой к проблеме подошли, — догадался я. — Воспаление лёгких развилось у него уже дня три назад. Просто он продолжал с ним работать.

— Думаешь, из-за обычного переохлаждения? — переспросил он. — А самокрутка тогда тут каким боком?

— А в самокрутке, судя по всему, была трава с противовоспалительным эффектом, — предположил я. — Она сбила ему температуру, инфекция начала распространяться, потому что организм перестал бороться с ней с помощью лихорадки.

— Как-то всё это сложно… — нахмурился Родников. — Уверен, что всё так и было?

— А вот сейчас и узнаем, — сказал я и пошагал назад к больному.

В своём мире я бы никогда не связал противовоспалительный эффект с воздействием выкуренной травы. Но если учесть, что здесь всё вращается вокруг магии, кристаллов и прочих странных явлений, значит, и травы в местных лесах могут встречаться нетипичные.

Одна мазь для омоложения чего стоит. А ведь в её основе тоже лежит какое-то растение.

— Пётр, у меня к вам последний вопрос, — решил докопаться до истины я. — А до того, как вы закурили с другими мужиками, у вас не было чувство жара?

— Ну… — замялся он. — А чего теперь скрывать? Было. Три дня с этим чувством в поле ходил.

— Так а чего же сразу не признались? — спросил я. — Могли ведь раньше обратиться, и до госпиталя, может быть, дело и не дошло.

— Да хозяин мне башку бы оторвал, если бы я бросил работу. Мне и теперь-то достанется, но я уже на том свете побывал. Мне теперь ничего не страшно! — усмехнулся он.

Понятно, суровый начальник, страх потерять работу или остаться без денег — вот и полный набор причин запустить своё здоровье. Причём я ещё не разобрался, как у них обстоят дела с крестьянским сословием. Возможно, Пётр и вовсе невольный человек.

— И что же нам теперь делать? — прошептал Родников. — От воспаления лёгких у нас каждый второй помирает. Тут лекарской магией особо и не поможешь.

— Почему это? — не понял я.

— Иван Сергеевич рассказывал, что нельзя воспаление магией снимать. После этого люди ещё чаще умирают, — без знания дела процитировал главного лекаря Эдуард.

Ага… Звучит логично. Если подавить воспаление, произойдёт такая же история, как и с этой дурацкой самокруткой. Ведь снятие воспаления равноценно отключению иммунитета. Опытным путём местные лекари это поняли, но точные причины этого парадоксального процесса пока не осознали.

Однако я знал другой способ — как помочь больному выздороветь.

— Значит так, Эдуард Семёнович, пациента нужна переместить в отдельную палату. Есть у вас здесь комната, изолированная от других больных? — спросил я.

— Ну… Можно подумать. Но зачем? — недоумевал Родников. — Он и тут неплохо лежит.

Точно! О распространении инфекционного процесса местным тоже пока неизвестно. Про вирусы точно никто не знает, а насчёт бактерий — вопрос. Если бы здешние события можно было соотнести с историей моего мира, то патогенные бактерии будут открыты примерно в этом году Луи Пастером.

Но лучше я не буду грузить этой информацией Родникова. Он ещё от фонендоскопа не отошёл.

Придётся слегка приукрасить правду.

— Знаю я, как работает эта хворь, Эдуард Семёнович, — заявил я. — По последним рекомендациям столичных лекарей, такого больного нужно изолировать. Иначе через пару дней все, кто здесь лежит, будут страдать от такого же недуга.

— Батюшки! — испугался Родников. — Только этого счастья нам не хватало! Сейчас я организую ему комнату. А как лечить…

— Как лечить, я знаю, — ответил я. — Это можешь доверить мне.

Пока Родников отправился придумывать, куда переместить больного, я невольно задумался о том, как всё-таки здесь не хватает младшего и среднего персонала. Во всём госпитале один дежурный лекарь и один сторож.

Ни санитаров, ни медсестёр. В итоге лекарь бегает по зданию, пытаясь подобрать подходящее помещение, и тратит драгоценное время, которое мог бы посвятить пациенту.