— С каким ещё плодом? Это вы про Токса? — спросил я.

— Токса⁈ — расхохотался Сухоруков. — Да вы уже и имя ему придумали? Эй, Токс! — патологоанатом свистнул. — Как там твоё второе сердце? Пока что бьётся?

Ничего необычного в его словах нет. Он тоже участвовал в том вскрытии. Значит, видел, что у мана-клеща есть два сердца. Но почему у меня такое отвратительное предчувствие?

— Вы ведь не думали, Алексей Александрович, что это сердце взялось в клеще из ниоткуда? — улыбнулся Сухоруков. — У обычных мана-клещей его нет.

— К чему вы клоните?

— Это я подарил вторую жизнь вашему питомцу. Создал для вас маленького защитника, — заявил Сухоруков.

Теперь понятно, почему Токс так взбаламутился, когда почувствовал приближение Сухорукова. Только вот есть одна проблема — я всё равно ему не верю. Не может быть, чтобы этот человек намеренно пытался мне помочь. А если и пытался, то только из-за своей корыстных мотивов.

И я принял решение.

— Я лучше сам найду людей, которые зависимы от моего кольца, — произнёс я. — Работать с вами не буду ни при каких обстоятельствах. Более того, я ведь и сам могу угрожать вам, Антон Генрихович. Могу потребовать, чтобы вы назвали имена, а иначе будет активирована огненная печать.

Улыбка с лица Сухорукова быстро исчезла.

— Вы не сделаете этого, Алексей Александрович, — нахмурился он.

— Не сделаю, верно, — кивнул я. — Пока что. Но если вы хоть на шаг приблизитесь ко мне или к моей семье, кольцо получит приказ убивать вас. А теперь убирайтесь из моего дома.

Меня так просто не проведёшь. Он всеми силами пытается показать, что является моим другом. Но на деле это не так. Совсем не так.

Сухоруков резко вскочил из-за стола, повалив стоящие рядом с ним стулья, и быстрым шагом вышел из моего дома под ливень.

— Токс! — крикнул я. — Поди-ка сюда.

Клещ запрыгнул на стол. Я перевернул его и внимательно осмотрел брюшко своего «питомца». Сразу мне заметить эти едва уловимые признаки не удалось. Ничего удивительного, клещ выглядел живее всех живых. И вёл себя, как верное животное.

Однако вокруг его первого сердца так и сохранились очаги некроза. И повреждения, которые я нанёс обратным витком, тоже никуда не делись.

— Так на самом деле ты мёртв, дружище? — вздохнул я.

Сухоруков ворвался в свой морг, чуть не сорвав с петель входную дверь. Первым делом он достал свой скальпель и выпустил скопившуюся злобу на одном из трупов.

— Ублюдок, Мечников! Скотина! — верещал он, не беспокоясь о том, что эту вспышку гнева кто-то заметит. Все его крики заглушали раскаты грома.

— А ты чего развалился⁈ — бросил патологоанатом одному из трупов. — Поднимись!

Сухоруков прошёл вглубь морга, а тело, которое он только что молотил, медленно сползло со стола и пошагало за ним.

— Я припугнул проверяющего, вернул ему фонендоскоп! Ну да, может быть, пытался разок убить. Или пару раз… Какая разница⁈ — кричал Сухоруков своему молчаливому собеседнику. — Что ж, он никак не поймёт — мне нужна информация о его силе. Она мне жизненно необходима!

Патологоанатом скинул с головы шляпу и провёл худощавой рукой по длинным мокрым волосам.

— Странно только, что клещ не убил его сразу, — промычал он. — Неужто я случайно засунул в него другую душу?

Сухоруков рухнул лицом на секционный стол и нервно засмеялся.

— А ведь он теперь может сжечь меня в любой момент. Как только ему вздумается… Кособокову я был нужен, а Мечникову — нет! И я не смогу больше сделать ни одного шага. Ничего не смогу предпринять, пока на мне эта огненная…

Сухоруков замолчал, глядя на своё оголённое предплечье, что сияло во мраке морга, будучи единственным источником света.

— Хм… — шумно выдохнул он и протёр свой скальпель о полы плаща. — А, впрочем… Так ли нужна мне эта рука?

— Да что б меня, куда делся этот чёртов Сухоруков! — выругался главный лекарь, когда я вошёл в фойе амбулатории. — Кто теперь будет этим заниматься⁈

Утро только началось, а наш патологоанатом Сухоруков уже создаёт всем проблемы. Может быть, его вчера смыло дождём? Или молнией поразило? Вот это было бы счастье!

— Что случилось, Иван Сергеевич? — спросил я. — Зачем он вам срочно понадобился?

— Да девушка молодая померла, — вздохнул он. — Совершенно непонятно, из-за чего это произошло. А Сухорукова нет на рабочем месте. И морг закрыт. Я бы сам вскрыл её в крайнем случае…

Смерть молодых людей — это всегда повод насторожиться. Причиной может быть упущенное лекарями острое заболевание или же… Насильственная смерть. Лучше это перепроверить.

Думаю, имеет смысл самостоятельно в этом деле разобраться, пока нет пациентов. В патологической анатомии и физиологии я разбираюсь куда лучше лекарей девятнадцатого века. Значит, и посмертный эпикриз оформлю качественнее.

— Иван Сергеевич, позвольте мне вскрыть девушку, — попросил я.

— Чего? — усмехнулся он. — А вы что же, Алексей Александрович, ещё и патологоанатомом себя возомнили?

— Я разбираюсь в этом ремесле, — твёрдо сказал я. — И разве я вас хоть раз подводил, Иван Сергеевич?

— Кроме той проверки? — усмехнулся он. — Нет, не подводили.

— И проверку организовал Мансуров, — отметил я. — Так что моей вины в этом нет.

— Всем доброе утро, — хмуро пробубнил вошедший в амбулаторию барон.

Владимир Мансуров быстрым шагом прошёл мимо нас на второй этаж, и уже через пару секунд я услышал, как он хлопнул своей дверью.

— Что ж, он выздоровел — уже хорошо! — пожал плечами я.

— Ладно, Алексей Александрович, пока спуститесь в подвал. Я попросил Матвея организовать там временный морг, пока мы пытаемся найти Сухорукова. Скальпель могу вам одолжить.

— Было бы очень кстати, — кивнул я. — Своего я пока что не приобрёл.

— А он лекарю и без надобности, — ответил Кораблёв.

А здесь бы я поспорил. Как я понял, у местных лекарей нет деления на хирургов и терапевтов. Похоже, все только полагаются на магию и не пытаются пробираться внутрь человека, чтобы его вылечить.

Хотя это я сильно замахнулся. Скальпель может пригодиться и в более простых делах. Хотя бы тот же кожный карбункул вскрыть для удаления гноя. Но поверить в отсутствие хирургии сложно. Попробую-ка задать Кораблёву вопрос, который может показаться ему глупым.

— Иван Сергеевич, прежде чем мы с вами разминёмся, — произнёс я. — Лекари у нас есть. Повитуха тоже. А где же хирург?

Кораблёв взглянул на меня так, будто увидел меня впервые в жизни.

— Кто? Хирург? Ха! — хохотнул Кораблёв. — Сразу видно — столичная закалка! Откуда ж мы возьмём в Хопёрске хирурга? Они все либо в столице, либо на войне. Тут мы и без них неплохо справляемся.

Из этой фразы я смог извлечь много информации. Если в моём мире хирургия развивалась с большим трудом, подхватив своё начало ещё у цирюльников, то здесь — это редкая и престижная профессия.

Только, несмотря на свой престиж, похоже, она всё равно осталась недооценённой. Раз он упомянул войну, значит, хирурги занимаются сплошными ампутациями и удалением осколков.

То есть, это не привычные мне хирурги, а скорее уж травматологи. Видимо, и в этой сфере есть, что изменить.

Я забрал скальпель у Кораблёва и пошагал к подвалу. И до чего же меня шокировал тот факт, что у входа в подземный уровень амбулатории сидел знакомый мне человек.

Андрей Бахмутов. Рядом с солдатом расположились двое пожилых людей. И все они горько плакали. Даже сам Андрей не скрывал слёз, позабыв о своей мужественной натуре.

— Андрей, — тихо позвал его я.

Маг воздуха медленно поднял голову и посмотрел на меня красными от слёз глазами.

— Лёшка… — прошептал он. — Сонька, сестра моя… Померла!

Он снова закрыл глаза ладонями, не в силах продолжать этот разговор. В каком-то смысле я даже пожалел, что согласился на предстоящую процедуру. Обычно врачи отказываются взаимодействовать с родственниками, а также с друзьями и их семьёй. Тут играет роль эмоциональный фактор, из-за которого медик может упустить нечто важное.