Уж простите, Аркадий Юсупович, но клятва «не навреди» относится только к моим пациентам. А вы к их числу не относитесь.

— Изымаем! — прокричал Горохов, хватаясь за мои инструменты.

И в это мгновение все, кто находился в комнате, услышал жуткое урчание в его животе.

— Ой, — он покраснел от напряжения, но всё же постарался сдержать свои эмоции. — Больше нас ничего не волнует. Только изобретения Мечникова! Всё, мы уезжаем.

Живот Горохова вновь заурчал, он сжал ноги и облокотился на своего ассистента. Кораблёв и Синицын удивлённо переглянулись. Никто из присутствующих не понял, что произошло.

Я же, фактически, искусственно создал гастроэнтерит. Жидкость начала поступать в кишечник, движения мышечных волокон усилились. Ах да… Кое-что отличное от гастроэнтерита я всё же добавил. При кишечных инфекциях обычно не происходит расслабления всех сфинктеров.

Иначе эта болезнь была бы намного страшнее.

— Кучер! — завопил Горохов, утирая пот. — Твою ж мать, кучер, запрягай лошадей, мы уезжаем!

— Стойте, Аркадий Юсупович! — воскликнул Кораблёв. — А как же некротика? Клянусь, это — чистая правда. Я ручаюсь за своих лекарей. Они не могли меня обмануть. Вы должны передать это своему начальству!

— Да отпустите меня! — завопил Горохов. — Я больше не могу здесь оставаться. Мне плохо от этого города. Физически плохо! Будь проклят ваш Хопёрск.

— Алексей, ты чего стоишь? — шикнул мне Синицын. — Его ассистент утащил твоё оборудование!

— Пускай, — усмехнулся я. — Готовь на них заявление. Хотя даже в нём особого смысла нет.

— Почему это? — не понял Синицын.

— Илья, ты посмотри на них, — прошептал я. — В лучшем случае эти идиоты даже не разберутся, какой стороной вставлять в уши фонендоскоп. В худшем — вставят его не в уши. Не стоит беспокоиться, я новый сделаю.

Главное, что тонометр остался у меня в сумке. За именные часы я бы им обоим больше магии обратного витка влил.

— Да что же это за беспредел⁈ — воскликнул Кораблёв. Старика начала возмущать эта ситуация. — Проверка даже час не продлилась! Как это понимать? Вы отвлекли нас от работы, отказались слушать важную информацию.

Главный лекарь вцепился в плечо Горохова, который всеми силами старался сбежать из нашей амбулатории.

— Некротика, Аркадий Юсупович. Так и передайте, — повторил он.

Но Горохов вырвался из его рук, споткнулся, упал около сторожа Матвея, затем вновь вскочил и побежал к своей карете.

Глупое решение. Вряд ли в его карете есть встроенный биотуалет.

— Проверяльщики, тоже мне! — крикнул им вслед Кораблёв. — Я сам на вас жалобу накатаю!

— А я заявление! — решил примазаться Синицын.

Меня это ситуация жутко смешила. Всё-таки, как ни крути, а понос оказался сильнее, чем желание провести полноценную проверку.

Кораблёв в ярости захлопнул дверь амбулатории, когда повозка с проверяющими тронулась и выехала за главные ворота.

— Искренне прошу у вас прощения, Алексей Александрович, — произнёс Кораблёв. — Моя вина. Я позволил этим болванам проводить проверку, хотя должен был на порог их не пустить. Хоть и пришлось бы разбираться после этого с советом Саратовских лекарей… Да плевать! В любом случае придётся!

— Иван Сергеевич, тихо! — поднял руку я. — Забыли, что случилось вчерашним утром? О себе подумайте в первую очередь.

— Да, вы правы, — кивнул он. — Но всё же жалко, что мы утратили ваш прибор для выслушивания лёгких.

— Да плевать! — закричал Синицын. — Я сейчас такую жалобу накатаю, что этого Горохова на каторгу отправят! А нашей амбулатории ещё и компенсационные выплатят. Заживём ещё, Иван Сергеевич. Не переживайте!

— Знаете… — вздохнул главный лекарь. — Прикроем на сегодня амбулаторию. Отдохнуть мне надо, да и вам тоже. Экстренных больных в госпитале дежурный примет. Не до того сейчас.

— Верное решение, — согласился я.

Кораблёву точно стоит привести себя в порядок, пока не случилось ещё одного криза.

— Да! — ткнул меня локтём Синицын, когда мы покинули здание. — Внеплановый выходной!

— Раз уж так сложились обстоятельства, может, заглянешь ко мне домой? — спросил я. — Катя сегодня готовит курицу. Перекусим и пойдём тренироваться во двор. А лучше — наоборот.

— Катя? — удивился Синицын. — Да ты никак себе сожительницу нашёл?

— Это жена моего дяди. Просто из трепета к её молодому возрасту не могу называть её тёткой, — объяснил я.

— От такого — грех отказываться, Алексей! Веди! — заключил Синицын.

— Только не вздумай приставать к Кате, — предупредил я, заметив недобрый блеск в его глазах. — Женщина замужняя и в положении.

— Обижаешь, Мечников! — хмыкнул он. — Я, может, и бабник, но честь у меня есть!

В двадцати километрах от Хопёрска. Дорога между Красными Гривками и Ерышёвкой.

— Гони! Гони быстрее! — стонал Аркадий Юсупович Горохов. — Помираю! Господи, сдохну, не доеду до Саратова!

— Держитесь, Аркадий Юсупович, — шептал ассистент гулким басом.

— Да заткнись ты! Мне от твоего голоса только хуже становится! — проревел Горохов. — Я того и гляди взорвусь! Лекарь мне нужен.

— Так вы же сам лекарь, — подметил ассистент.

— Заткнись, кому говорят!

Однако, несмотря на все уговоры Горохова, кучер затормозил. Карета остановилась в глуши. Дорогу на этом промежутке окружал лишь густой лес. Из-за густых крон деревьев казалось, будто уже наступила ночь.

— Да чего ты встал, идиот⁈ — крикнул Горохов. — Я прикажу, чтобы тебе голову срубили с плеч, если ты…

— Г-господин Горохов… — прошептал кучер. — Там… Там! Господин, во имя Грифона! Не меня! Только не меня! Я не грешник! Клянусь — не грешник!

Горохов выглянул в окошко кареты и обнаружил, что их уже окружили какие-то люди. Человек десять-двадцать.

— Господи… Неужто разбойники? — напрягся он.

— Аркадий… Аркадий Юсупович, — заикаясь, произнёс ассистент. — На них кожи нет.

— Чего на них нет? — переспросил Горохов.

И в этот момент прямо у окошка кареты появилась изуродованная разложившаяся физиономия мертвеца.

Горохов оцепенел. От ужаса он больше не мог двигаться. Их окружили не люди. Вокруг кареты в лесной глуши собрался целый отряд еле двигающихся мёртвых тел.

Затем дверь кареты открылась, и перед Гороховым появился мужчина. Живой. Правда, лицо его скрывалось под плотной кожаной маской, а макушку прикрывала шляпа с полями.

— Аппарат, — коротко сказал незнакомец. — Быстро!

— К-какой аппарат? — затрясся Горохов.

— То, что вы отобрали у Мечникова, — повторил мужчина. — Советую двигаться быстрее, иначе мои слуги сожрут всех, кто находится в этой карете.

Горохова парализовало от ужаса. Ассистент взял инициативу, достал из сумки фонендоскоп и бросил его незнакомцу.

— Отлично, — кивнул тот. — А теперь, уважаемый Аркадий Юсупович, у меня к вам короткий разговор.

Мужчина в маске схватил Юсупова за предплечье, и то вспыхнуло от фиолетового света. На коже проверяющего появилась магическая печать.

— Это — проклятье, — пояснил незнакомец, упиваясь своим превосходством. — Если нарушите клятву, оно заставит вас заживо сгнить — и ни один лекарь помочь не сможет. Даже Саратовский. Если не поверите — рискните — и сами убедитесь в моей правоте.

— К-какая клятва? Я ничего не давал! — простонал Горохов.

— Пока что не давали. Я хочу, чтобы вы доложили в Саратов, что в Хопёрске всё хорошо. Никаких нарушений. Тишь, гладь, Грифонова благодать. Это понятно?

— У-угу… — закивал Горохов.

— И больше никогда даже не приближайтесь к Мечникову, — прошипел незнакомец. — Он — мой!

— Н-никогда не… Никогда, я вас понял, — продолжал неистово кивать Горохов.

Мертвецы собрались около кареты, чтобы показать проверяющими своими обезображенные лица.

— Ну что, Аркаша? — спросил незнакомец. — Достаточно я тебя напугал?

И тут сфинктеры Горохова, наконец, не выдержали.