— Как ты думаешь, — заметил Смерть ровным голосом, — в чём принципиальная разница между живыми и мёртвыми?

Я удивлённо уставился на своего нового учителя. Тот, однако же, даже не смотрел на меня — он с любопытством разглядывал маленькое изящное пирожное, которое держал в руках.

Мы сидели на ночной террасе маленького кафе; пока я заказал себе суп и пару бургеров с картошкой фри, Смерть ограничился лишь чашечкой кофе да этим пирожным, да и те, как мне показалось, взял больше для вида, чтобы не сидеть без ничего, пока я утоляю голод.

— Мёртвые не едят, — буркнул я в ответ. — И не пьют. То ли не хотят, то ли не могут.

Смерть хохотнул.

— Как правило, чертовски хотят. И, кстати, могут — если знают, что и как. Так всё-таки, в чём это различие?

— Ну… — задумался я. — Живой жив, мёртвый мёртв. Даже не знаю, что сказать.

— Конкретнее. Раскрой мысль.

Тоже мне, нашёлся философ. Может, Аббадон слишком буквально воспринял свою новую роль учителя?

— У живого бьётся сердце, — начал перечислять я, — кровь течёт по венам… проще говоря, биологические процессы…

Смерть, покрутив пирожное в руке, поставил его обратно на блюдечко. Он явно кайфовал от разговора.

— Ты всё путаешь, ученик.

Ну вот, я же говорил! Я с раздражением принялся жевать бургер.

— … ты всё путаешь, — повторил он. — Биологические процессы — просто инструмент, поддерживающий жизнь в теле, но не коренное отличие. Просто… посмотри на них.

Он обвёл рукой пространство вокруг, людей, сидящих в кафе или идущих мимо нас по улице.

— Взгляни. Простые смертные. Живые. Что ты можешь о них сказать?

Что сказать о них?.. Я сощурился, пытаясь понять, к чему клонит Смерть. Что есть у всех живых и чего нет у всех мёртвых?

Пока что смысл его урока ускользал от меня. А люди вокруг… ну, люди как люди. Мужчины и женщины, взрослые и дети. Наверное, всех их объединяло то, что они были нервными и испуганными. И все нет-нет, да бросали взгляд наверх; туда, где над городом завис огромный, видимый почти отовсюду чёрный кристалл.

Да уж, настроения в городе ходили откровенно панические. Неудивительно! Когда над городом повисает непонятная зловещая штука, такое не проходит незамеченным. Город гудел уже сутки с лишним — а именно столько времени назад Смерть создал свою летающую цитадель.

Сутки непонимания, тревоги и паранойи. Многие в этот день не вышли на работу; на мой телефон пришло уведомление о переносе траурной церемонии в Немёртвом. Другие, такие, как, например, Отдел, напротив — работали как проклятые, пытаясь выяснить хоть что-то.

Но, как говорится, если б мы знали, что это такое, мы не знаем, что это такое. Люди были напуганы, люди строили теории. Все постоянно ждали, что кристалл раскроется, оттуда появятся какие-то жуткие монстры и всех сожрут…

— Они волнуются за своё будущее, — буркнул я, вновь поворачиваясь к Аббадону. — И очень не хотят стать мёртвыми.

Кажется, этот ответ мой учитель тоже нашёл уморительно смешным.

— Как и ты, — заметил он, отпивая кофе. — И, кстати, это отличный вопрос.

— Вопрос?

— Я ведь предлагал тебе хорошее посмертие — тогда, в первый вечер, — Смерть испытующе поглядел на меня. — Всё честно, без обмана. Небольшой персональный рай. Никаких больше волнений и забот. Наслаждайся себе… так почему же ты отказался?

Ладно, он прав — вопрос и правда хорош.

— Можно было бы порассуждать о доверии… — начал я. — Или о том, что представления о рае у каждого свои. Но, наверное, основная причина не в этом. Просто я подумал, что… В посмертие я ещё всегда успею. А вот пути назад уже не будет.

— Вот! — Смерть щёлкнул пальцами у меня перед лицом. — Вот первый шаг к правильному ответу! Ты на верном пути, ученик.

Рассмеявшись, он откусил от крохотного пирожного половину.

— Смерть — это конец пути, — пояснил он, прожевав. — Тебе может показаться иначе — как же так, ведь мёртвые могут сохранить свою личность, мёртвые могут быть деятельнее иных живых, но…

Он сделал паузу, испытующе глядя на меня.

— … но мёртвые остаются мёртвыми, и потому уже не могут измениться? — закончил я фразу.

Смерть снова щёлкнул пальцами.

— Бинго! И это правильный ответ. Перед живыми открыты все пути, а если ты умер, то всё, ты достиг своего пика, добился того, чего добился. Развитие закончилось, и ты уже не станешь лучше. Мёртвые могут только быть такими, какие есть — или же разлагаться, деградируя.

Я завис с палочкой картошки фри в руках, обдумывая его слова.

— И, — продолжал Смерть, — какой же из этого можно сделать вывод применительно конкретно к тебе?

Я медленно моргнул. К чему ты клонишь, Аббадон?

— Раз я жив, то… мой потенциал не ограничен ничем, кроме меня самого?

— Ну, можно и так сказать… — Смерть закатил глаза. — Но вообще-то я имел в виду, что, будучи живым, ты принесёшь мне больше, намного больше пользы, чем если умрёшь.

Тьфу ты. Я машинально кивнул. Ну разумеется, Смерть не альтруист, но мог бы хоть из вежливости рассуждать не только о своей пользе, но и о моей, разве нет?

С другой стороны, моя и его выгоды неразрывно связаны.

Я всегда стремился к силе. Моё детство трудно назвать счастливым, а потому естественное желание выбраться наверх, выбиться в люди всегда было моей мотивацией. Оно жило во мне, когда я смотрел репортажи о крутых охотниках из гильдий — сильных, богатых, востребованных, а потому диктующих миру свои условия. Оно билось в подсознании, когда я зубрил уроки, чтобы стать отличником и поступить на бюджет. Оно подгоняло, когда я поступил в Немёртвый.

Шанс вырваться со дна. Шанс стать кем-то.

Что ж, теперь я ни много ни мало ученик Смерти. А это шанс получше многих. Нужно лишь воспользоваться им. Даже сейчас я уже намного сильнее, чем был всего два дня назад, а то ли ещё будет!..

— … а поэтому нельзя дать тебе помереть, — заключил Смерть, прожевав остатки пирожного и допив кофе.

— А?.. — эта фраза немного выбивала из колеи.

— Нужно укрепить твоё смертное тело, — пояснил мой учитель. — Какой мне прок от ученика, который переломится с пол-пинка?

Я уже хотел было возмутиться такой оценке, но прикусил язык. Нет, конечно, сейчас я сильнее простого смертного и, наверное, рядовых призраков. Но если вспомнить Зеркальщика, который на равных сражался с Аббадоном, или Чернильника, который играючи уничтожил Кольта… Да, пожалуй, против них я не выстою и удара.

— Надо полагать, — заметил я, — всё это было долгой подводкой к какому-то плану?

— Угу, — согласился Смерть, поднимаясь с места. — Нам нужен некто Мариуш Златар.

Спешно закинув в рот последние кусочки картошки, я поднялся за ним и вопросительно поглядел на учителя.

— Сам услышал это имя только вчера, — Смерть махнул рукой. — Так что не жди от меня развёрнутой биографии этого достойного джентльмена. Знаю, что он… некто вроде продавца особых услуг.

— Насколько особых? — звучало так, будто этот Мариуш барыжит чем-то не очень законным, и, скорее всего, так оно и было.

— Продление жизни для живых, — Смерть принялся задумчиво перечислять, — гарантии райского посмертия для мёртвых. Посредник между желающими побарыжить чем-то между живыми и мёртвыми, торговец информацией… ну и так далее. Думаю, ты уже понял примерную суть.

— И теперь нам нужны его услуги? — я глянул на Аббадона с лёгким удивлением. Смерть не казался мне тем, кто приходит за помощью к подобным типам.

— Не-а, — отозвался он. — Нам нужен он сам.

Смерть хмыкнул.

— Видишь ли, Денис… это всё я узнал вчера, обходя старых знакомых и восстанавливая потерянные за двадцать лет контакты. Но есть ещё кое-что, что я знаю про Мариуша Златара. Он… жив. И совершенно не хочет умирать.

— Как и… все, наверное? — я вздёрнул бровь. — Ну, кроме суицидников.