– Забери свои вещи, госпожа маркиза, и возвращайся. Караван отходит после заката. Тебе и маркизу надо поторопиться.

– У меня нет никаких вещей, – только и сказала я, инстинктивно прикрыв рукой сумку, где между объективами лежал цилиндр Нейлы. – И почему караван отправляется в путь так поздно? Почему мы должны ехать ночью? – всё ещё не понимала я. – Что за спешка? Почему нельзя дождаться утра?

– Так ведь днём воздух в пустыне будет раскалён, что не вздохнуть. Все караваны движутся по ночам, а отдыхают при свете дня в самые жаркие часы.

Да? А что, это разумно. И почему мы с Леоном не догадались поступить именно так, когда покинули место крушения моноплана и считали каждую каплю компота?

– Кто ещё поедет с нами? Кто будет нам помогать в дороге, разгонять зевак, уговаривать людей сняться для альбома, платить им деньги, если попросят?

Если честно, я рассчитывала, что Киниф вызовется сопровождать нас сам. Мы же важные персоны, да и он должен проконтролировать съёмку столь важного для будущего сатрапии альбома. Но он сказал:

– Старший дневной стражи Чензир и его подопечные поедут. С ними ты и маркиз будете под надёжной защитой. Блуждать одной в горах и просить чёрствую лепёшку, как в Жатжае, тебе не придётся. Чензир и его стражи не дадут твоего мужа и тебя в обиду. Вы отныне под защитой повелителя Сахирдина. Никто не посмеет вам отказать в крове и пище. И отказаться от фотографии Чензир им тоже не даст. В дороге у вас будет шатёр. В помощь тебе для женских дел я отдаю Паниви. Она поедет с тобой, будет готовить, стирать. Она уже немолода, мужчины на неё не посмотрят, так что Паниви дозволено покинуть дворец. Если тебе придётся по душе её забота, я прикажу Чензиру рассчитать Паниви в конце поездки и отпустить на волю. Пусть доживает свои дни в какой-нибудь дальней деревушке, если ей того захочется.

– Паниви? – попыталась припомнить я. – Это дна из прислужниц твоей матери? Такая полная, лет сорока, вечно вьётся возле Нейлы…

… подносит мне отравленные персики и, как я подозреваю, именно она сняла с моей шеи скорпиона в янтаре, пока причёсывала в купальне и отвлекала внимание.

– Нейла мне не мать, – только и сказал он мне, а после подошёл к Леону и начал что-то долго ему объяснять.

Не мать? Значит, он сын одной из загубленных Нейлой жён визиря. Стало быть, он точно не на её стороне. Это уже радует. Но что же мне теперь делать? Не хочу я целый месяц бродить по пустыне в компании ведьминой прислужницы. И шанс навсегда покинуть дворец тоже не хочу ей давать.

– Господин Киниф, – обратилась я к нему, когда разговор с Леоном был закончен, а стражи пронесли мимо нас к выходу три увесистых сундука. – Паниви мне не подходит. Недавно я повредила спину, так всё это время меня лечила другая прислужница. Она умеет делать отвары и целебную мазь. Без неё мне в поездке не обойтись. Ведь моя спина ещё не зажила.

– Что за прислужница? – напряжённо спросил меня Киниф.

– Иризи, – только и сказала я, как тут же получила резкий ответ:

– Нет, она слишком молода и ещё привлекательна для мужчин. Ей запрещено покидать дворец. А мазь тебе может сделать и Паниви. Она многому обучена и многое умеет. Куда больше, чем та молодая жрица.

– В таком случае я никуда не поеду.

Так начался долгий спор. Мою нелюбовь к Нейле и её наперсницам Киниф принял во внимание и начал предлагать других прислужниц в годах, но я стояла на своём – хочу ехать только в компании Иризи с её чудодейственной мазью...

А ведь сегодня я целый день вспоминала об Иризи. Сначала в торговом ряду с коврами, которые она бы хотела плести, потом возле храма, где она некогда служила. Что бы ни говорил Киниф, а Иризи достойна получить ту жизнь, о которой мечтает. Пусть без невинности её больше не примут в храм, но поселиться на окраине Сахирдина и плести там ковры на продажу она бы точно согласилась. Жизнь даже в захудалой деревне дала бы ей самое главное – свободу.

– Ладно, – сдался Киниф, – Пусть Иризи едет с тобой, но как только маркиз и ты пересечёте границу с Бильбарданом, Иризи должна вернуться с караваном обратно в Альмакир. Я не дам Чензиру разрешение рассчитаться с ней и отпустить жить в уединении на юге. И ты не в праве забирать её с собой на север. Иризи непременно вернётся во дворец.

– Разумеется, – поддакнула я. – Никто не увезёт Иризи с собой в Аконийское королевство. Пограничная служба не пропустит.

– Если бы это было правдой, – сверкнул он тёмным взглядом, – тогда тысячи сарпальцев не бежали бы в Тромделагскую империю, чтобы получить паспорт беженца и жить вдали от родных краёв.

– Ну, так их империя богатая, она может себе позволить принимать новых граждан. Аконийское королевство такими вещами не занимается.

– Неужели? – недоверчиво спросил он.

– Не видела я ещё на улицах Фонтелиса ни одного сарпальца. У нас даже тромцы получают подданство, только если выполнили длинный список условий.

Всё, этим я окончательно убедила Кинифа, что опасности нет, и молоденькую прислужницу можно спокойно отпустить в долгое странствие на юг сатрапии вместе со мной. Ну, а дальше у меня будет много времени подумать, как устроить Иризи побег из-под зоркого ока стражей в новую вольную жизнь.

Когда Иризи покинула женскую половину и предстала передо мной с узелком пожитков в руках, счастливой она не выглядела. Кажется, Киниф настращал её и обещал сотни кар, если она ослушается и не вернётся обратно во дворец, когда настанет срок. Может, он ещё и неприятности её семье пообещал, если она вдруг сбежит. Ладно, поговорю с ней позже, когда подвернётся удобный момент, обсудим, как нам выпутаться из сложившейся ситуации.

Настало время покинуть дворец. Я, Леон, Иризи и шестеро стражей, что несли сундуки с нашими вещами, дарами визиря и выловленными в пустыне консервами, уже направлялись к постоялому двору, где должны были собраться купцы и паломники со всего Альмакира, чтобы пуститься в путь к южной оконечности Сахирдина.

Проходя мимо дворцовых ворот, я заметила моноплан и аккуратно лежащее рядом с ним крыло.

– Всё-таки ты не зря рисовал карту, – сказала я Леону. – Получилось же по ней найти самолёт.

– Получилось, – подтвердил он и подошёл ближе, чтобы в полголоса шепнуть мне. – Представляешь, я залез внутрь, а там нет бортовой рации.

– Как это? Кто мог её взять?

– Ну, точно не эти ребята с саблями, – покосился он на наших стражей. – Они самолёт-то в первый раз увидели и с техникой явно не в ладах. А рацию кто-то вынул аккуратно, ничего рядом не выломал. Делай выводы.

Я призадумалась и с ужасом для себя выдохнула:

– Тромские разведчики!

– И я того же мнения. Видно, разозлились, что мы утащили их радиостанцию из ящика, вот и пришли в отместку забрать хоть что-то у нас.

– Лео, но ведь твоя станция вышла из строя, верно.

– Верно. Но им-то откуда об этом знать? Небось, раскурочили её, думали починить, чтобы связаться со своими.

– С тем, кто нам ответил, помнишь? Сарпалец из Миразурта, который знает моё имя. Лео, а тромцы точно не могли починить твою станцию?

– Каким образом? Не взяли же они с собой в пустыню паяльник.

– А если они дошли до Миразурта и встретились с тем человеком, что выходил с нами на связь? Тогда тромцам теперь известно моё имя, известно, что это я украла их рацию и знаю об их делишках в сахирдинской пустыне. А что, если они придут отомстить и замести следы? Наверняка в соседних городах уже знают, что в Альмакире объявились северяне с самолётом. Выследить нас теперь не проблема. Тромцы ведь могут пойти вслед за караваном и в ночи обстрелять нас. У них же есть автоматы, ты же видел те патроны в ящике…

Я так разволновалась, что Леону пришлось украдкой положить руку мне на плечо и ласково сказать:

– Куколка, не надо так нервничать. Никто за нами не придёт. А если и придёт, то точно не найдёт. В нашем караване будет две сотни человек и тысяча животных. Ну как нас можно заметить в такой толпе? Даже если тромцы залягут между вулканических камней и будут наблюдать за караваном в бинокль, ничего у них не выйдет. Не станут они тащиться через всю пустыню, чтобы нас наказать. Во-первых, не так много у них припасов для такого похода. А, во-вторых, им ведь даже нельзя попадаться на глаза сарпальцам. Их здесь вмиг обнаружат и разоблачат по тромским лицам.