– Я так хочу увидеть тебя. Покажись, – просила я.

Но чернота не развеялась, и Стиан не предстал передо мной. Только чувство, что невесомый поцелуй коснулся моего виска, посетило меня, но тут же испарилось. А вместе с ним и надежда, что я ещё когда-либо услышу знакомый голос. Даже если Стиан уже добрался до Флесмера, и какой-нибудь боевой фрегат с боевыми ракетами на борту уже плывёт мне на выручку, я не дождусь его прибытия. Я уже не выйду из этого дворца и этой коморки. Больше нет сил бороться. Больше нет жажды жить. Осталось только желание закрыть глаза и навсегда покинуть этот жестокий мир.

Не знаю, сколько дней прошло и сколько ночей минуло, прежде чем по коридору, ведущему к моему узилищу, прогрохотал марш из шагов десятков людей.

Меня под руки вынесли из моего стойла, отвели в купальни и полдня приводили в человеческий вид. А потом меня повели в незнакомый зал, где было слишком много зажжённых ламп и слишком мало мебели. Зато был круглый стол в центре, ворох бумаг на нём и сидящий в углу Сурадж, что с тяжёлым взглядом исподлобья наблюдал за мной.

– Ты слишком исхудала и побледнела, – сказал он, а потом поднялся с места и начал неспешно приближаться ко мне, – В твоих глазах больше нет блеска. Твои плечи поникли. На устах больше нет улыбки. Этого ты хотела, когда заставила стражей наказать тебя?

Я заставила? Пожалуй, в прошлой жизни, когда я ещё верила, что свободна и скоро покину дворец, я бы возмутилась и выразила свой решительный протест. Но теперь, когда в голове лишь вязкий туман и смертельная усталость сковывает всё тело, я только спрошу:

– А чего хотел ты, господин, когда лгал мне? Чего добивался, водя меня за нос и уверяя, что отпустишь на свободу, как только я закончу свою работу?

– Разве я обещал тебе что-то подобное? Помнится, ты спросила меня, когда получишь оплату за свою работу, и я сказал, что сразу же, как только покинешь дворец. А из дворца девушки твоего положения выходят только раз в месяц, чтобы побывать на городском рынке. Как только настанет базарный день, Сеюм отдаст тебе твой гонорар, и ты сможешь купить себе всё, что пожелает твоя душа. Так что не волнуйся, я выполню данное тебе обещание в назначенный день. Ты выйдешь из дворца и получишь деньги. А потом вернёшься во дворец с новыми платьями и украшениями и порадуешь меня своей красотой.

– Тебя? – невольно вырвалась из моих уст дерзкая усмешка. – С чего бы мне это делать? Ты посторонний мне человек. Может, по старосарпальским законам ты и можешь владеть моим телом, но вот мою душу ты не получишь никогда. Для меня ты просто сатрап Старого Сарпаля и ещё бывший работодатель. Ты мне не муж, не жених, даже не ухажёр, чтобы я красовалась перед тобой.

– Не ухажёр? – сверкнул он грозным взглядом, когда приблизился ко мне вплотную. – А все те дни, что мы провели вместе в саду, все те дни, что я угощал тебя и развлекал разговорами, ты не чувствовала, что моя страсть к тебе разгорается с каждым днём всё сильнее? Не видела нарождающейся любви в моих глазах? Не слышала приятных слов о твоём уме, твоей красоте и твоих умениях?

Что? Пока мы обсуждали в том стеклянном павильоне экономику и политику Аконийского королевства, Сурадж уже сгорал от страсти ко мне? А почему я этого не заметила? Потому что думала в тот момент о других вещах и была окрылена надеждой скоро покинуть дворец и вернуться домой к Стиану? Вот я слепая дура…

– Прости господин, – попыталась оправдаться я, – но в моей стране дежурные комплименты от работодателей я слышу всегда. Это часть деловой этики и норма в светской беседе. И комплименты никогда не обязывали меня становиться чьей-то любовницей. Это не в аконийских традициях. Прости, кажется, мы просто не поняли друг друга.

– Твои традиции глупы и бессмысленны! – воскликнул он и в нетерпении отошёл к столу, заставив меня съёжиться от эха, прокатившегося по залу. – Зачем мужчине хвалить женщину, если он не хочет обладать ею?

– Просто из вежливости, – осторожно прошептала я. – У нас так принято.

– А здесь принято иначе. И тебе придётся с этим смириться и выучить новые правила.

– Я не смирюсь.

Кажется, мои слова его немало удивили, потому как он обернулся и, глядя мне в глаза, спросил:

– Почему?

– Почему? Да потому что я не Нафиса, не Кирти и не Дипика. Я другая. И моя жизнь до того дня, как я попала в этот дворец, была совсем иной. Неужели ты думал, что я обрадуюсь твоему обману и кинусь тебе в объятия? Ты думал, я, рождённая свободной, смирюсь с участью рабыни? Думал, я забуду человека, которого люблю и которому отдала своё сердце? Нет, этого не будет. Лучше я вернусь в тот чулан, куда меня запихнули твои люди, и умру прямо там, не видя белого света. Потому, что хотя бы там я буду свободна от людской подлости и вранья.

– Подлости?! – взревел он, и на миг мне показалось что я вижу перед собой того самого безумца, что одним махом срубил голову мастеру Торельфу и распорол животы беременным девушкам из гарема.

Может, он и сейчас возьмётся за саблю. Ну и пусть. Так даже лучше. Умру быстро и не мучаясь.

Но вместо сабли сатрап сгрёб со стола свёртки бумаг и метнул их в мою сторону.

– Вот, смотри! Я же говорил, что скоро получу новую прессу и узнаю всю правду о твоём женихе. Теперь и ты узнай, каков он есть на самом деле.

Холодея от ужаса, я подобрала с пола первую попавшуюся газету и развернула её. Что там? Неужели статья о нас со Стианом? Значит, мой обман с принцем раскрыт? И личность Стиана тоже? О боги, надеюсь, он успел покинуть Старый Сарпаль до того, как сатрап увидел его фотографию. Иначе стражи найдут его и точно обезглавят как шпиона и главную любовь моей жизни.

Все эти мысли промелькнули в моей голове за долю секунды, а потом я увидела первую страницу тромского еженедельника десятидневной давности и прыснула от смеха. Там красовалась фотография Адемара и Лауры Фермонье, а внизу было написано что-то про их скорую свадьбу.

– Видишь, – с нажимом в голосе сказал Сурадж, – он променял тебя на неё. Он нашёл себе другую дочь другого визиря. И к этому человеку ты так стремишься вернуться? Ради него изводишь себя? Рад верности ему хочешь умереть? Так вот, смотри, он сам тебе неверен. Теперь у него будет другая жена. Не ты.

Наверное, Сурадж ждал, что я горько расплачусь, не в силах вынести измену принца, а он подойдёт и утешит меня. А я припаду в его объятья, и он приласкает меня… Но мне пришлось его горько разочаровать.

– Ну, раз не быть мне принцессой, стану любовницей принца. Он точно не будет против.

– Что? – пришёл в ужас Сурадж. – Как ты можешь говорить такие гнусные вещи? Как ты можешь желать для себя такой позор?

– Позор? Да у тебя самого куча жён и наложниц. О каком позоре ты мне говоришь?

– Это другое. За своих жён и наложниц в ответе я один. Они все под моей защитой и потому принадлежат лишь мне одному волей богов и буквой закона Сарпов. А то, что желаешь себе ты – против любых законов. Забудь об этом. Забудь об этом щенке. Он всего лишь принц, а я – правитель из самой древней и великой династии. Под моей властью сорок городов и сотни деревень. А когда на Запретном острове от чумы умрёт царь Фархан и его наследники, я стану правителем всего Сарпаля. А ты будешь моей третьей женой. Женой, а не гулящей девкой. Ты будешь купаться в золоте и шелках. Ты родишь мне наследника и никогда не будешь знать ни в чём нужды.

Наверное, после такой речи и обещаний я должна была очень сильно впечатлиться, но в голове крутилась лишь одна мысль:

– И с этим наследником мне придётся жить в здешнем гареме среди подколодных змей, что жалят наповал, и паучих, умеющих плести интриги? Жить с ребёнком и каждый день бояться, не отравит ли его другая мамаша ради блистательного будущего своего чада? Нет уж, лучше умереть самой и прямо сейчас. Давай, не тяни. Доставай саблю и руби мне голову, как срубил мастеру Торельфу. Хочу умереть так же, как мой коллега – без суда и вины.