Какая занимательная история со смыслом. Видимо, Шанти считает, что я подобно самке гиены хочу быть главой семьи, а от мужчин жду, чтобы они поджимали хвосты и заискивали передо мной. Неправда, иногда и я хочу почувствовать себя слабой женщиной рядом с сильным мужчиной. Правда, попасть в зависимость от чужой милости точно не желаю.
– Почему гиены смеются? – решила спросить я.
– А, это они нашли остатки от антилопы, которые я унёс в пустыню. Когда они едят или предвкушают пир, они всегда так лают.
– А те антилопы на другом берегу, они разбежались подальше от хищников, и ушли в пустыню?
– Наверное. Зачем же им ждать, когда кто-то из них попадётся на зуб гиене?
Я бы спросила, долго ли продержится стадо антилоп без воды вдали от озера, но тут раздался очередной приступ смеха, а из шатра вылез заспанный Чензир, да ещё и со своим персональным ружьём.
– Шакальи отродья, а ну замолкните уже, спать мешаете!
В подкрепление своих слов он пару раз пальнул в воздух. Гиеновый смех тут же стих, зато из разных половин шатра выбежали перепуганная Иризи и недоумевающий Леон.
– Что происходит? В кого стреляли? – вопросил он и тут же что-то спросил у Шанти.
Тот ему ответил, и Леон с недовольным видом вернулся в шатер. Вернулась и Иризи, когда поняла, что опасности снаружи нет. Один лишь Чензир продолжал стоять у шатра и вглядываться вдаль.
– Что, полукровка, – неожиданно обратился он к Шанти, – добычу издали стрелять умеешь, а вблизи спугнуть колдовских бестий боишься?
– Отец учил меня не тратить патроны зря, – ровным тоном ответил он.
– Да? А может, ты не хочешь тревожить расхитителей могил? Тебе в их компании приятней, чем в нашей?
– Гиены разрывают могилы? – невольно встряла я в разговор. – А я думала, что почва в пустыне такая каменистая, что всех мертвецов относят в Башни Покоя, а не зарывают в землю.
– Давным-давно зарывали, – пояснил Шанти. – Во времена Ненасытной сатрапии земля ещё могла впитывать влагу, а мотыги могли эту землю разрывать. Где-то в этих краях осталось кладбище правителей Неистовой сатрапии. Даже два кладбища. Одно для тел, другое – для голов.
– Как это? Сатрапов что, расчленяли после смерти?
– Нет, что ты. Ещё при жизни их обезглавливали.
Ну и ну. Какие-то древние зверства. Надеюсь, в наши дни с сатрапами ничего такого не происходит.
– То есть, все правители Ненасытной сатрапии лишались жизни из-за дворцовых переворотов?
– Нет, срок их правления был известен заранее. Семь лет и ни днём больше. За семь лет любой сатрап волей или неволей совершал много несправедливости и злодейств. Таково бремя власти. И любой сатрап должен был искупить свою вину и очистить душу перед богами. Потому в назначенный день рано утром жрецы входили в покои сатрапа и, пока он спал, рубили ему голову саблей. Затем тело сатрапа клали в особую печь, где иссушивали его, пока вся влага не уйдёт из тела. Потом от этого тела жрецы отламывали кусочек, толкли его в порошок, а тот порошок подмешивали в еду новому сатрапу, которого выбирали с помощью жребия. Жрецы считали, что только так сакральная власть может передаться от старого сатрапа новому.
– Жуть какая, – передёрнула я плечами. – А что жрецы делали с головой?
– О, её опускали в мешочек с мёдом, и там она надолго сохраняла свой облик. Может, ты видела на здешних базарах медовые кусочки, внутри которых лежат ящеры и пауки?
– Ещё как видела, – мрачно отозвалась я. – Значит, и человеческие головы здесь так консервируют?
– Давно консервировали, пока Ненасытная сатрапия не ушла под воду. Всё, что осталось от неё, так это пески Мола-Мати и кладбище ненасытных сатрапов на землях нынешнего Сахирдина.
– Почему же жрецы хоронили убитых ими сатрапов вдали от родных земель, да ещё головы отдельно от тел? Неужели боялись, что мертвецы восстанут, соберутся по частям и вернутся в Ненасытную сатрапию мстить за свое коварное убийство?
– Ты всё правильно поняла. Жрецы очень боялись, потому и ограждали себя от возмездия бывших властителей.
– И всё равно странно. Где же жрецы находили желающих принять власть, если итог этой власти один – верная смерть через семь лет.
– Зато те семь лет новый сатрап жил в роскоши и сытости. У него были самые красивые женщины, самые быстрые скакуны, самый большой дворец и неисчислимые почести. Семь лет он жил словно царь.
– Так, подожди. А откуда ты всё это знаешь, если сам говорил, что Ненасытная Сатрапия погибла много столетий назад, и никто уже не помнит, как она на самом деле называлась? Откуда такие подробности про ритуал умерщвления сатрапа?
– Так этот ритуал до сих пор жив и в Старом Сарпале. Правда, он немного иной.
– Что? – удивилась я, – У вас сатрапы меняются каждые семь лет? А почему я про это ничего не слышала?
– Нет, никто не посмеет отсечь голову нашему правителю Сураджу, ведь он потомок самого Великого Сарпа, часть старой ветви царской династии. Если на Запретном острове царь умрёт, не оставив достойного наследника, жрецы призовут нового царя прямиком из Старого Сарпаля.
– О, так твоим родным краем правит запасная династия? Понятно. Тогда в чём сходство ритуала смены сатрапов, если у вас они не меняются вовсе?
– Есть одна хитрость, и придумали её жрецы. Раз в семь лет наш сатрап перед ликом Инмуланы передаёт в её столичном храме всю свою власть другому человеку.
– Кому?
– Самому отъявленному мерзавцу Шамфара, душегубу и убийце, осуждённому на смерть. Тому, кто вскоре умрёт, жрецы предлагают стать сатрапом Старого Сарпаля на семь дней. Все семь дней он сможет жить во дворце, беспрепятственно заходить в гарем и выбирать себе на ночь самых красивых наложниц, может пировать до утра, ездить по городу и делать всё, что ему взбредёт в голову. В такие дни все жители стараются спрятаться в своих домах, лишь бы не попасться на глаза новому сатрапу-душегубу. Он ведь проживает свои последние дни, ему и так держать ответ перед богами. Так не всё ли равно, одного он убил или десятерых, над тремя девицами надругался или десятью. Страшное время царит в Шамфаре в эти дни, страшное. Все ждут Дня Очищения, когда жрецы прикажут стражам привести подложного сатрапа к алтарю для заклания. Именно он примет на себя все прегрешения, все преступления и несправедливость, что причинила простым людям власть Старого Сарпаля за последние семь лет. А потом его лишат головы, и власть снова перейдёт истинному сатрапу.
– Но это же обман богов, подмена, – только и оставалось сказать мне. – Убийца не искупит грехов власть имущих. Может, он один сотворил меньше зла, чем все они вместе взятые своими указами и повелениями.
– Ритуал есть ритуал, – развёл руками Шанти. – После него боги ещё ни разу не карали истинных сатрапов Старого Сарпаля. Выходит, боги приняли от них их искупительные жертвы.
– Значит, у вас в Старом Сарпале ещё и два кладбища имеется для тел и голов отъявленных убийц?
– Что ты, им такая честь ни к чему. Их сжигают, как всех простых людей.
– Так, опять не понимаю. Если в Старом Сарпале древний ритуал казни сатрапа так сильно преобразился, откуда ты вообще можешь знать, каким этот ритуал был в Ненасытной сатрапии? С чего ты вообще решил, что жрецы рубили сатрапам головы, что было два раздельных кладбища? Откуда ты всё это знаешь?
– Так ведь здесь неподалёку и лежит одно из таких кладбищ. Там есть плиты с древними надписями, а ещё колонны с высеченными рисунками. На тех рисунках всё и запечатлено. И казнь, и бальзамирование, и похороны, и выборы нового сатрапа. Я всё это видел лет пять назад, когда бывал в этих краях. Хочешь, поедем вместе туда, и ты сама всё увидишь.
Посмотреть на кладбище утонувшей сатрапии? Сфотографировать колонны с изуверскими картинками? Опубликовать доказательство того, что старосарпальцы исказили древний ритуал и теперь почём зря мучают жителей своей столицы, когда выпускают в город опасного рецидивиста, что заменит на алтаре потомка Великого Сарпа? Разумеется, я такой шанс не упущу. Дождаться бы утра или когда мясо провялится, чтобы ехать дальше.