– Поверить не могу. Эмеран, это…

– Подарок тебе от меня. Мой редактор сказал, что крупные планы настенных рисунков и обрушившихся стен для печати не подойдут, а галерист взял на выставку только общие планы руин и фресок. Полсотни снимков оказались никому не нужны, так что я подумала, а почему они должны лежать без дела, если я знаю, кому они могут пригодиться.

На самом деле вначале я надеялась, что кого-то из наших учёных заинтересуют сарпальские древности, и хоть кто-нибудь попросит у меня их подробные снимки. Но кроме одного серпентолога никто так и не откликнулся. Мне даже стало обидно за аконийских историков. А потом я подумала, что должна отдать эти материалы тому, кто точно понимает их подлинную ценность для науки. Вот только решиться на жест доброй воли было очень сложно. До недавнего времени.

– Эмеран, – Стиан водрузил на нос очки и принялся перебирать снимки, с жадностью в них вглядываясь. – это... это потрясающе. У меня просто слов нет. Твой дар, он... он бесценен. Когда Бергет увидит эти фрески, он точно допишет свою диссертацию об изобразительном искусстве Ликурского периода. И профессор Гринхайм сможет развить свою теорию о гибели Палайской династии. А Эдераг наконец дополнит экспозицию недостающим изображением храма Нереха. И Ярстен теперь всерьёз возьмётся за составление перечня разрушенных в ходе Канханской войны городов.

– Так ты раздашь эти снимки коллегам? – поразилась я. – А какие из них пригодятся для твоей научной работы?

– Ну... – замялся он, – я всего лишь собираю сарпальский фольклор. Моя стезя – это устные предания, легенды, истории, рассказанные людьми. Для них фотографии не нужны, только моя память и записи в блокноте.

Вот это да... То есть, он показывал мне все те руины, возил по древним кладбищам и помогал забираться в погребальные камеры вовсе не ради собственной научной карьеры, а просто из любви к сарпальской истории? А зачем просил снимать камни и фрески, если эти снимки ему в работе не пригодятся? Для коллег, для их научных трудов? А я-то думала в среде учёных всегда царит конкуренция, и в ней нет места взаимовыручке. Выходит, доктор Вистинг такой же альтруист, как и Шанти. Неожиданное для меня открытие.

– Значит, собираешь устные предания, – сказала я и начала вспоминать, – и та сороколетняя старушка из каравана, жена гончара, которой ты помогал таскать мешки...

– Да, рассказывала между делом сказки и истории, как её односельчане встречались с нечистью, и ещё много всяких интересных мелочей. Так уж повелось, что сарпальские женщины больше мужчин знают обо всех необычных явлениях и лучше помнят мельчайшие детали своих историй. Но так просто подойти и поговорить я могу только к пожилым женщинам. К молодым меня не подпустят их мужья, отцы или братья. А если и подпустят, по после беседы заставят жениться. А я на такие жертвы ради науки пока не готов.

Тут он смущённо улыбнулся, а меня пронзила догадка:

– Так ты обхаживал Иризи ради её рассказов о жизни в храме Лахатми?

– Обхаживал? – с удивлением переспросил он. – Я просто пытался найти к ней подход. Не каждый же день встречаешь настоящую жрицу Лахатми, да ещё за пределами храма и свободную от печати молчания. Это было просто сказочным везением, что её отпустили из храма по воле визиря, а потом отпустили из дворца твоими стараниями. Если бы не Иризи, я бы так и не узнал, какие гимны во славу неувядающей природы возносят в Сахирдине небесам в дни солнцестояния и равноденствия. Вот только тексты молитв для призыва дождя она мне так и не открыла. Видимо, это самая большая тайна служительниц Лахатми, и случайным знакомым они её не рассказывают.

– Ясно. Значит, в командировке ты думаешь только о работе и ещё раз о работе, – подытожила я. – Почему фольклор? Ты бы мог заниматься изучением чего-то более солидного. Сарпальского искусства, например. Или памятников истории. Но ты просто собираешь бабушкины сказки и старинные легенды.

– Что поделать, – пожал он плечам, – Фольклор – это единственный легальный способ изучать демонов, богов и прочих сокрытых от людских глаз сущностей без страха быть осмеянным. Те, кто никогда не бывал в Сарпале и не видел бродячих мертвецов с демонами, не поймут, что они не плод воображения суеверных сарпальцев.

В груди что-то кольнуло. И вправду, здесь, в эпицентре технической цивилизации нет места чертовщине и божественным чудесам. Порой я с содроганием вспоминаю, как в Сарпале неведомые силы пытались меня погубить, и благодарю судьбу, что ничего подобного в королевстве со мной случиться не может. Потому что на северном континенте нет богов и демонов. Правда есть один оборотень…

Я невольно начала искать взглядом Гро, и заметила его спящим в углу на большой уютной лежанке. Не на старом, сложенном вдвое одеяле, нет, а на мягкой лежанке из зоомагазина, специально сшитой для крупных пород собак.

– А он тут неплохо устроился, – не удержалась я от замечания. – С комфортом.

– Он заслужил, – с теплотой в голосе поддержал меня Стиан. – Мне и так совестно, что заставляю его бродить по горам и пустыням в его-то преклонные годы. Зато дома его всегда ждёт полноценный отдых.

– Деликатесы и мягкая перинка?

– Побольше рыбы, побольше мяса – это самое милое его сердцу лакомство. Ну, и домашний диван. Делаю вид, будто не знаю, что он спит на нём ночью, пока я не вижу.

Да уж, Гро ещё тот хитрец. Прямо, как и его хозяин.

Я почти набралась смелости спросить, как так случилось, что души пса и хозяина оказались связаны между собой тугим узлом, но тут совсем некстати в кабинет влетел взъерошенный тип средних лет и с ходу стал что-то громко вопрошать у Стиана. Правда, заметив меня, он осёкся, поздоровался, и принялся снова что-то втолковывать доктору Вистингу по-тромски.

Пара минут таких переговоров, и я почувствовала себя третьей лишней. Я ведь явилась к Стиану на работу в будний день. Я, наверное, его отвлекаю. Вон, даже его коллега как-то странно на меня поглядывает, переминается с ноги на ногу, нервно теребит что-то в кармане.

– Эмеран Бланмартель? – внезапно услышала я его полный удивления вопрос.

– Да, это я. А вы?..

– Йорн Бергет, кафедра южного искусствоведения, – представился он и зачем-то попятился к окну, с опаской выглянул наружу и почти разочарованно вопросил, – А где же королевский кортеж? Где ваша охрана и лимузин?

– Что, простите? – немного опешила я, а взволнованный искусствовед приблизился к столу, даже уселся на гору отодвинутых коробок рядом со мной и на полном серьёзе спросил:

– Вы ведь та самая Эмеран Бланмартель, маркиза и путешественница?

– В первую очередь фотограф, но если вам так угодно…

– А ещё в газетах писали, что вы невеста хаконайского принца, – беспардонно заявил он, а я невольно глянула на Стиана и заметила, как по его лицу проскользнула тень. – Просто удивительно, наш институт и вдруг такая высокая гостья. Кому сказать – не поверят. У меня же есть обе ваши книги. С боем их доставал в книжных лавках, в очередях стоял, чуть в драку не ввязался за последний непроданный экземпляр. В империи, после того как вы возвращались домой из Сахирдина через Флесмер, ваши книги стали настоящими бестселлерами. Я со времён своего детства не помню такого интереса к Сарпалю, какой проснулся в наших людях после издания ваших альбомов. Вы здесь настоящая знаменитость. Даже представить не могу, что же вас привело к нам в институт.

Он с таким неприкрытым интересом взирал на меня, будто перед ним заморская диковинка или чучело редкого животного. Мне даже стало как-то некомфортно от столь навязчивого внимания, но я всё же ответила:

– Меня привёл сюда Сарпаль, разумеется. В Аконийском королевстве заведений подобных вашему пока нет, и я решила найти сведущих учёных здесь, во Флесмере.

– О, как здорово. Вы прибыли точно по адресу. Только вам не Вистинг нужен, а я.

– Да? – растерялась я от такого самоуверенного заявления и даже посмотрела в сторону Стиана, а он лишь загадочно улыбнулся, прикрыл глаза и незаметно от коллеги помотал головой, будто говоря, чтобы я не воспринимала его болтовню всерьёз.