Голос царицы посуровел, а на её лице ясно отпечаталась тень недовольства, и потому я поспешила сказать:

– Нет, я не знаю ничего о будущем Румелата. Я не прорицательница и не умею видеть картины грядущих событий. Я просто хранительница сосуда. А до этого была хранительницей кинжала…

– Шепси и Шукета сказали мне, что ты спускалась вместе с ними в занесённый песками Город Ста Колонн. Почти год минул, как Шепси и Шукета принесли мне свою добычу – золотые монеты и голову ненасытного сатрапа Карибаила. А что добыла в том городе ты?

Я невольно глянула на сестриц-камалисток и поняла, что впервые слышу их имена. Кто из них Шепси, а кто Шукета, я так и не разобралась, и потому поспешила ответить на вопрос царицы:

– Из Города Ста Колонн я привезла домой каменную вазу и самое главное своё сокровище – фотографии древнего города.

– Фотографии? Что это?

Ох, и как я забыла, что румелатцы в отличии от старосарпальцев ничего не знают о благах цивилизации. Всё-таки удалённость от морских портов и торговых путей даёт о себе знать. И как же ей теперь объяснить…

Я невольно коснулась рукой груди и нащупала камеру, что так и висела у меня на шее. Прекрасно, оборудование по-прежнему со мной, а вот остальные вещи остались у…

– Стиан! – молнией пронзила мой разум одна единственная мысль.

– Что такое "Стиан"? Ты говоришь загадками, – отпив вина, сказала царица.

– Мужчина, с которым я приехала в Барият, – задыхаясь от волнения, выпалила я и начала оглядываться по сторонам, но в этом зале были только жрицы с красными лентами и стражи-истуканы с потухшими глазами, что выстроились вдоль стен. – Я была не в себе, я всё пропустила, даже не помню, как меня вывели из храма. А он должен был ждать меня возле входа. О нет, он же потерял меня и теперь места себе не находит.

– Как интересно, – загадочно улыбнулась царица. – Весь день ты похожа на сонную муху, и только имя какого-то мужчины заставило тебя оживиться. Кто же он такой, раз ты боишься его огорчить?

Что-то недоброе проскользнуло в её взгляде. Кажется, скоро меня разоблачат как недостойную жрицу, которая не только не может предсказывать будущее, но ещё и о мужчине переживает. И как мне теперь узнать, где Стиан, и при этом не накликать на нас обоих беду?

Пока я собиралась с мыслями под испытующим взором царицы, две сестрицы принялись гадать:

– Да это же тот большой усатый северянин с красной кожей, которому она отдала последний глоток воды.

– Нет, – пришлось сказать мне, – в Барият я приехала не с ним.

– О, так ты всё-таки отрезала ему голову и сделала из неё вещуна?

– Ничего я никому не отрезала, – пришла я в ужас от их слов. – С Леоном всё в порядке. А приехала я сюда со своим давним проводником Шанти.

– Оборотень! – чуть не взвизгнула одна из сестриц.

Кажется, это её Стиан, будучи в теле Гро, ухватил зубами за руку, когда та вознамерилась заполучить собачью голову с двумя душами внутри.

– Что ещё за оборотень? – заинтересовалась Алилата.

– Большой серый шакал, которым повелевает большой голубоглазый полукровка, – перебивая друг друга, начали причитать Шепси и Шукета. – Он сильный и коварный. Ему нельзя верить. А сестрица Эмеран, видно, совсем глупа, раз притащила его в Румелат.

– Я хочу видеть этого полукровку и его зверя, – словно между делом сообщила царица.

Она сделала лёгкий, едва заметный жест, подняв руку с двумя вытянутыми вверх пальцами, и через пару мгновений у стола появился молодой страж. Не смея глядеть на неё, он стоял за спиной царицы и внимал каждому её слову:

– Найди монаха, который привёл с собой северную жрицу и узнай у него, где полукровка, который приехал с ними в Барият. Я хочу видеть его здесь. Приведи его ко мне.

– Прости, моя великодушная госпожа, – понуро произнёс страж, словно боясь наказания за свою непонятливость, – ты хочешь видеть полукровку или монаха?

– Обоих. И ещё зверя, который слушается полукровку.

Страж покорно склонил голову и направился к выходу, чтобы исполнить наказ царицы, а она тем временем обратила свой взор на меня и спросила:

– Скажи, Эмеран, где ты прошла посвящение в жрицы Камали? Кто наделил тебя знанием об учении Красной Матери?

От одного воспоминания о месте посвящения меня передёрнуло, но я ответила:

– Это произошло в Чахучане. Одна селянка отдала мне на хранение ритуальный кинжал, каким пользуются пожирательницы дыхания в своих обрядах. А потом я побывала в заброшенном монастыре Камали в Жатжайских горах, и там в ночи кинжал ожил и очень долго преследовал меня, когда я его случайно теряла.

– Выходит, в тебе есть сила, – задумчиво произнесла царица. – Камали не просто так возвращала тебе кинжал пожирательницы. Она уверена, что он тебе обязательно пригодится. Ты уже совершала обряд усекновения головы?

– Нет, – пришла я в ужас от её вопроса. – Я ничего не знаю о подобных ритуалах и ничего не умею.

– Я научу тебя, – с ласковой улыбкой неожиданно пообещала она. – Ты оказала мне неоценимую услугу, когда вернула украденную голову моей тётушки. Презренные Сарпы знали, какая великая сила в ней хранилась, потому и украли её у меня и всего Румелата. Но теперь эта сила снова со мной и со всем румелатцами. Она будет нашим щитом и нашей пикой перед лицом врагов Камали. Под покровительством Красной Матери Румелат скоро станет самым богатым и могущественным краем. Здесь не будет места слезам, преступлениям и несправедливости. Это будет единственное место на всей земле, где не останется бедняков и бродяг, воров и убийц. И об этом скоро узнают все сатрапии Сарпаля. Даже на Запретном острове услышат. И кто не захочет преклонить колено перед Красной Матерью, те падут или станут нашими рабами. А Запретный остров вместе с царским троном будут принадлежать Румелам. И никто отныне больше не посмеет назвать меня, царицу Алилату, сатрапкой.

О боги, вот это мания величия. Она что, по примеру Великого Сарпа собралась заручиться поддержкой богини, чтобы завоевать весь Сарпаль? И всё из-за того, что кто-то отказывается называть её царицей? Однако, грандиозные планы у Алилаты. Сурадж в сравнении с ней просто праздный рантье, что живёт за счёт славы предков и ни к чему великому кроме торговли с Аконийским королевством не стремится.

– Ты вернула мне голову тётушки, – немного уняв пыл, напомнила царица, – и я всецело благодарна тебе за это. Теперь можешь просить у меня любую плату за свою услугу. Хочешь, я помогу тебе раскрыть твои сокрытые силы и таланты? Я знаю, ты сможешь стать достойной жрицей Камали и обучиться всем сокрытым искусствам пожирательницы. Я даже найду для тебя подходящего мертвеца, какого-нибудь злодея, которого нужно срочно казнить. Из его головы ты создашь верного тебе вещуна-прорицателя. У каждой жрицы должен быть такой, а иначе, какая из неё жрица.

Наверное, это её замечание должно было меня сильно уязвить, но сама мысль об отрубании чьей-то головы и изготовление черепа-вещуна ужаснула меня, и я поспешила сказать:

– Госпожа, ты так добра ко мне. Когда я везла останки твоей тётушки в Барият, я и думать не смела о награде. Я делала это по велению сердца. Но если ты посчитаешь нужным отблагодарить меня, я бы попросила тебя лишь об одном. Позволь мне сделать твой портрет и сфотографировать залы твоего дворца.

– Сфотографировать? Ты так и не сказала, что это значит. Это как-то связано со шкатулкой, что висит у тебя на шее?

– Да, это камера. С её помощью я могу делать портреты людей, а ещё снимать пейзажи и интерьеры, чтобы сохранить их в виде картин в точности, какими они были в момент съёмки и какими их видит глаз человека. Такие фотографии можно хранить десятилетиями…

– Значит, ты можешь сделать самый точный мой портрет? –заинтересовалась Алилата. – Что ж, я согласна, делай. Когда ты его закончишь и покажешь мне?

– Госпожа, запечатлеть тебя на свою камеру я могу хоть сейчас, но чтобы изготовить сам портрет, мне нужно вернуться домой, вынуть из камеры чувствительную плёнку, обработать её специальными веществами, чтобы на ней проявился твой образ, а потом с помощью увеличительного прибора с линзой и других красящих веществ я перенесу твой образ с маленькой плёнки на большой лист особо прочной бумаги. Так я изготовлю твой портрет. А если его остеклить и держать подальше от прямых солнечных лучей, то им смогут любоваться даже твои потомки спустя многие годы после твоей кончины… Я имею в виду, после того как в глубокой старости богиня Камали призовёт тебя к себе… В общем, твой портрет провисит во дворце лет сто, не меньше. Да, я именно это и хотела тебе сказать.