Значит, серый зверь – это всё же пёс. Странный он. Наверное, какая-то особая сарпальская порода, хотя здешние пастушьи собаки, которые мне встречались, выглядят на его фоне мелко и неказисто.

Ночью я спала спокойно, закутавшись от холодного ветра в одеяло, а когда наутро открыла глаза, увидела серого пса, что положил морду на землю и внимательно взирал на меня своими ярко-голубыми глазами. Так вот ты какой при свете дня. И почти не страшный. Взгляд у тебя необычный, но добрый. Однако комплекция уж очень внушительная.

Я перевела взгляд с собачьей морды на высокую холку и неожиданно заметила на ней смуглую руку.

Я позабыла о боли в позвоночнике и резко вскочила, сев на потник.

На меня смотрела ещё одна пара голубых глаз. Мужчина сидел рядом со своим псом и внимательно изучал меня взглядом. Чёрные волосы выбивались из-под чалмы, а её конец закрывал половину лица так, что я видела лишь глаза пронзительно-небесного цвета и смуглый лоб. Какое-то неправильное сочетание. Да и плечи у незнакомца шире, чем у всех виденных мною обитателей Чахучана, и фигура крупнее.

И тут меня ошеломила догадка. Джандерец! Безжалостный разбойник из южной сатрапии, который насилует, убивает и приносит кровавые жертвы своим богам! Говорили же мне, что они по одиночке скитаются в здешних горах с закрытыми лицами и мучают беззащитных людей.

Рука под одеялом привычно нащупала кинжал. И я готова пустить его в ход, если джандерец полезет ко мне своими ручищами.

И тут он заговорил. Из-за повязки я не разобрала ни слова, да и не на сарпальском он ко мне обратился. Какой-то грубый, жёсткий язык, больше похож на тромский.

– Я тебя не понимаю, – сказала я по-сарпальски, и тут мужчина стянул повязку с лица.

А под ней светилась мягкая доброжелательная улыбка. У меня аж на душе потеплело, и рука невольно соскользнула с кинжала. Какой красавец передо мной, такого сарпальца с правильными и гармоничными чертами лица я ещё в Чахучане не встречала. Вот бы снять его портрет… Дура, о чём я сейчас только думаю, это же разбойник, он опасен!

– Что ты здесь делаешь, златовласая госпожа? – прозвучал бархатистый голос.

– Я… – пришлось ответить мне, подавляя страх, смешанный с восхищением, – ищу дорогу в Шангути.

– Шангути? Где это?

– На реке Палай. Недалеко от Синтана.

Молодой мужчина, а на вид ему было чуть больше двадцати пяти, с недоверием поглядел на меня своим пронизывающим взглядом и сказал:

– Но Синтан в Чахучане. А мы в Жатжае.

– Да. В Жатжайских горах.

– В горах, но, – тут он показал рукой в сторону ущелья, откуда я вчера пришла вслед за ним, – там Чахучан, а здесь уже Жатжай.

Что? Жатжай? Не просто горы, а соседняя с Чахучаном сатрапия? Быть того не может. Не могла я так сильно заблудиться.

– Нет, – не хотела я верить сказанному, – я же старалась всё время идти на север.

– Но ушла на восток.

Это известие окончательно выбило почву из-под ног. Это конец. Теперь я без еды, без всякого понимания, как выбраться из горного лабиринта, но в компании кровожадного разбойника-джандерца.

– Ты сразу принесёшь меня в жертву своим богам или будешь долго мучить? – с максимальным вызовом в голосе спросила я его. Пусть знает, что я не буду покорной жертвой и ещё поборюсь за свою жизнь.

А мужчину мои слова отчего-то рассмешили:

– Зачем мне тебя мучить? Богиня Нунсиана не велела губить невинные жизни. Я заметил тебя ещё два дня назад в долине перед тем как разбить лагерь на ночлег. Думал, может быть, ты спустишься к моему костру, а ты, оказывается, стесняешься. Вот, сегодня мы пришли к тебе сами.

Тут я услышала блеяние и посмотрела за спину мужчины. Возле моей стоянки уже паслись две овцы, коза, три коня и даже четыре курицы склёвывали рассыпанные по земле ячменные зерна. И это всё разбойничья добыча? Или я в который раз всё не так поняла?

– Кто ты такой? – решила спросить я прямо.

– Я – Шанти, – представился он, – веду овец на базар в Эрхон. Как только продам их, отправлюсь дальше в Кутуган, к храму богини Азмигиль. Если тебе надо в Чахучан, можем пойти вместе. Из Кутугана я поведу коней к пограничной заставе в Ончи, а это совсем недалеко от чахучанской границы.

Он что, помощь мне предлагает? Да нет, заговаривает зубы. Сколько раз уже так было с бородатыми холостяками. Хоть лицо у этого Шанти и гладко выбрито, всё равно не стоит ему доверять.

– Мне нужно в Шангути, а не в Ончи, – отрезала я. – Лучше я своим путём доберусь туда.

– Если ты была в Чахучане и вместо Шангути забрела в Жатжай, то вряд ли сама доберёшься.

– И всё же я попробую. Ты же мне показал, куда идти.

Шанти неободрительно покачал головой и поднялся на ноги. До чего же он высокий, выше меня, а для сарпальца это невиданное достижение.

– Какая ты отчаянная, златовласая госпожа. Я буду молиться за твоё здравие всеблагой Азмигиль, вдруг она сжалится над тобой и не даст замёрзнуть и умереть с голоду в этих горах.

Всё ещё пряча под одеялом кинжал, я наблюдала, как он загоняет куриц в попарно связанные ремнями клетки, перекидывает эту конструкцию через конскую спину и готовится увести запряжённых цугом животных за собой.

– С чего ты взял, что я голодаю, – решила спросить я, но тут же получила исчерпывающий ответ:

– В твоих сумках нет еды, Гро её не учуял.

– Гро?

Тут пёс встрепенулся и поднял голову, заинтересованно на меня посмотрев. Значит, это его кличка…

– Не знаю, почему ты отвергаешь мою помощь, златовласая госпожа, – продолжил Шанти, взирая на меня со стороны, – но если хочешь испытать свои силы и дойти до Шангути, будь готова остаться в этих горах навсегда. Демоны Жатжайских гор безжалостны к чужакам.

– Какие ещё демоны? – спросила я, а внутри всё похолодело от воспоминания о желтоглазой мумии.

– Злые силы, которых призвали чахучанские жрецы, чтобы сокрушить армию Великого Сарпа. Тысяча лет минула со времён той битвы, а демоны до сих пор обитают здесь. Неужели ты с ними ещё не встретилась?

У меня мурашки побежали по спине. В горле пересохло. Не скидывая одеяла, дабы не демонстрировать вызывающе порванную на груди блузку, я поднялась и спросила Шанти:

– А ты сам видел демонов?

– Я молюсь истинным сарпальским богам, и они охраняют меня от злых сил и жатжайского колдовства. Так что не переживай, златовласая госпожа, я попрошу всеблагую Азмигиль дать и тебе сил не поддаться демоническому искушению. Ну и попрошу, чтоб послала тебе съестных даров. Вдруг со скалы тебе под ноги упадёт гора яблок и разделанный баран.

Как же ехидно это прозвучало. Шанти явно меня дразнил. А я не знала, что ему сказать в ответ. Так и молчала, когда он потянул за собой коней, а пёс подогнал к нему упрямую козу и овец, и все вместе они направились к ущелью, теряясь в облаке поднятой ветром пыли.

Я смотрела на удаляющуюся спину мужчины, а в груди что-то больно закололо. Нет, это не сердце, это мой скорпион-защитник подаёт сигнал.

Я обхватила пальцами амулет и попыталась понять, что он хочет мне сказать. Я снова в опасности, оттого что высокий голубоглазый сарпалец уходит, ведь пока он был рядом, скорпион молчал.

"Найдёшь, – уйдёшь, найдёшь, – уйдёшь " – эти слова звучали в моём бреду, а перед глазами маячили эти самые горы и та самая спина, покрытая тёмной накидкой. Точно, в том видении мне явился Шанти. А теперь он уходит, и скорпион жалит меня за нерасторопность…

Снедаемая противоречивыми мыслями, я навьючила кобылку и пустилась в пешую погоню. Будь, что будет. Надо хоть раз прислушаться к потаённым сигналам собственного разума, а не к голому расчёту. Никакой Шанти не джандерец-разбойник, я это должна была сразу понять по его пронзительным голубым глазам. Такой внешностью его мог одарить только отец-северянин. Шанти – полукровка. Пусть мне и рассказывали про них всякие невразумительные байки, но он не похож на озлобленного на весь мир доходягу, которого с детства морили голодом и били. Скорее, наоборот.