Еретик
Но оппозиция курсу Г. Трумэна в самой администрации все же появилась, хотя и ненадолго. Лидером ее становится министр торговли Г. Уоллес. Он был не согласен с трумэновской оценкой советской внешней политики. В высшем слое остался только один человек, желающий остановить безумие — бывший вице-президент, а ныне министр Генри Уоллес. В июле 1946 г. он послал Трумэну пространное письмо, смысл которого сводился к тому. что: 1) русские не являют собой неменяющуюся массу; 2) советская политика отражает советское восприятие американской политики; 3) американские военные расходы могут убедить кого угодно в том. что Вашингтон готовится к войне; 4) складывается полное представление о том, что США собираются навязать свое видение, систему и взгляды всему миру; 5) русские готовы войти в атомное агентство с оговорками; 6) Америка не может заставить весь мир решать задачу американской безопасности; 7) в атомный век тотальная, односторонне навязанная безопасность невозможна.
В письме Г. Трумэну 23 июля 1946 г. Уоллес указал, что размещение американских военных баз вокруг советских границ, решение о создании грандиозного флота бомбардировщиков дальнего радиуса действия, испытания атомной бомбы на атолле Бикини, такие черты «плана Баруха», как контроль за вооружениями по стадиям (при котором СССР должен был открыть все государственные секреты, а США — нет), не могли не вызвать в СССР законного беспокойства. Г. Уоллес спрашивал президента: «Выразили бы мы энтузиазм, если бы русские овладели монополией на использование ядерной энергии и предложили бы представить нам информацию в некоем бесконечно отстоящем будущем при условии, что мы сейчас согласимся не производить атомного оружия и передать им информацию о наших секретных ресурсах урана и тория?» Далее он критически высказался по поводу того, что «в США существует школа военного мышления, которая оправдывает ведение „превентивной войны“, нападение на Россию сейчас, прежде чем у России появятся свои атомные бомбы».
Г. Трумэн не придал письму Г. Уоллеса ни малейшего значения, на президента США гораздо большее влияние оказал сверхсекретный доклад «Взаимоотношения США и Советского Союза», в котором в качестве целей СССР назывались: установление дружественного Советскому Союзу режима в Греции, превращение Турции в сателлита, получение доступа к ближневосточной нефти, овладение контролем над всей Восточной Европой. В докладе утверждалось, что Советские Вооруженные Силы строят аэродромы в Восточной Сибири с целью бомбардировки США, что происходит «"разработка атомного оружия, управляемых ракет, средств ведения биологической войны, создание военно-воздушных сил стратегического назначения, подводных лодок огромного радиуса действия, морских мин, расширяющих возможность эффективного распространения советской военной мощи на районы, которые Соединенные Штаты рассматривают как жизненно важные для своей безопасности». Чтобы «защитить США», доклад требовал сконцентрировать американскую мощь в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в Китае и Японии. Соединенные Штаты должны быть готовы вести атомную и биологическую войны».
Именно против этого курса выступил Г. Уоллес 12 сентября 1946 г. в нью-йоркском «Медисон-сквер гарден». Политик рузвельтовского толка, бывший вице-президент страны, ведущий оратор демократической партии попытался обрисовать альтернативу новой мировой конфронтации. «Чем тверже мы становимся, тем тверже будут становиться русские… Мы не должны позволить, чтобы нашу русскую политику направляли или оказывали на нее воздействие те силы внутри и за пределами Соединенных Штатов, которые желают войны с Россией». Стремление американской дипломатии диктовать свои условия в самых отдаленных от США регионах представлялось Г. Уоллесу провокационным. Соединенные Штаты, говорил он, должны признать, что «мы имеем не большее отношение к политическим делам Восточной Европы, чем Россия к политическим процессам в Латинской Америке, Западной Европе и Соединенных Штатах».
Уоллес сказал, что «опасность войны исходит скорее не от коммунизма. С от империализма».
Трумэн написал матери, что Уоллес «нездоров интеллектуально, он стопроцентный пацифист». Дочери Маргарет он пишет, что «для того, чтобы быть хорошим президентом, необходимо быть комбинацией Макиавелли, Людовика четырнадцатого, Цезаря Борджиа и Талейрана. Нужно быть лгуном и двуличным».
Через неделю президент потребовал от своего министра торговли уйти в отставку. В правительственных кругах, «очищенных» от людей «Нового курса», теперь уже не было оппозиции курсу на экспансию во внешней политике. Одновременно весьма целенаправленно велась пропаганда правых. Антисоветизм становился частью внутреннего идеологического климата. 5 ноября 1946 г. в только что избранный 80-й конгресс не попали те, кто имел хоть какую-то склонность или симпатию к социальному реформизму. Это был триумф правых. Наступало время сенатора от штата Висконсин — Дж. Маккарти. Более того. Соединенные Штаты решили укрепить единоначалие в своих вооруженных силах. В сентябре 1947 г. Джеймс Форрестол стал первым министром обороны США. Джонатан Дэниэлс описывает его в эти годы как «человека спокойных действий и почти животной физической силы. Он словно сошел из кинофильмов — драм о гангстерах: быстрый, легкий, со склонностью к насилию и внешне поддерживаемым спокойствием».
Глава ФБР Гувер сообщил, что коммунисты и левые стремятся поддержкой Генри Уоллеса сокрушить нынешнего президента на предстоящих осенью выборах. Президент Трумэн объявил, что прекращает контакты с Генри Уоллесом и его коммунистическими друзьями.
Уоллес был одним из уже немногих американцев на самом верху, кто сохранил ясную и холодную голову. Он охарактеризовал захват коммунистами власти в Чехословакии как фрагмент консолидации сфер влияния в обеих частях Европы — Восточной и Западной. (Примерно так же охарактеризовали эти события Маршал и Кеннан). Уоллес фактически обвинил американского посла Стейнгарда в подготовке правых сил к государственному перевороту, что и стимулировало коммунистический переворот. Смерть Масарика он связал с раком и эмоциональной депрессией. Америка политически эволюционировала в противоположном направлении и Генри Уоллес оказался в конечном счете вне мэйнстрима американских политических сил. На выборах 1948 г. он уже смотрелся маргиналом на фоне Форрестола, Ачесона и самого президента Трумэна.
ГЛАВА ПЕТНАДЦАТАЯ
ОСТАТКИ СОТРУДНИЧЕСТВА
Парижская сессия
Новый американский посол в Москве Уолтер Беделл Смит весной 1946 г. объяснил внимательно слушавшему его Сталину то, как американские лидеры воспринимают национальную безопасность: «На наши плечи в Америке, как и здесь, в России, пала ответственность за важные решения в нашей будущей военной политике, и эти решения зависят в значительной степени от того, как наше население будет воспринимать политику Советского Союза».
Принятие за основу государственного курса системы национальной безопасности было своего рода революцией в американской внешней политике.
На начавшейся в апреле 1946 г. Парижской сессии Совета министров иностранных дел Аверелл Гарриман сказал прямо: «В Париже мы уступать не собираемся». Главный эксперт республиканской партии Джон Фостер Даллес писал священнику-пацифисту: «Обращение советских лидеров к мерам насильственного принуждения было характерно для их внутренней политики для 30 последних лет, задолго до изобретения атомной бомбы. Теперь они пытаются во внешней политике делать то, что до сих пор делали внутри своей страны».
На госсекретаря Бирнса в Париже воздействовали прежде всего сенаторы Ванденберг и Том Коннели. Ванденберг сразу сказал, что Париж будет антитезой Мюнхену. Молотов мог сколько угодно цитировать решения, принятые в Потсдаме и Москве, западный мир во главе с США жил уже в другом измерении. Молотов жаловался, что западная позиция по иранскому вопросу «не была дружественной». (Запад не откликнулся, в частности, отложить дело до 10 апреля 1946 г.). Молотов и Вышинский продолжали думать, что согласованность в отношениях между великими державами важнее всяких иных. Они ошибались. И продолжали бояться раскола между великими державами. А он уже произошел. Когда после окончания первой половины сессии Бирнс пригласил всех в буфет, Молотов сказал, что это единственный пункт единодушия. Вторая часть заседаний началась в июне 1946 г.