Весной 1940 г. преподававший русскую историю в Иельском университете Г.В. Вернадский прислал своему отцу — академику В.И. Вернадскому статью из «Нью-Йорк Таймс» об исследованиях в области ядерной энергии. Последовало письмо В.И.Вернадского в Академию наук. Это было нечто вроде советского варианта письма Эйнштейна президенту Рузвельту. Результатом явилось создание Специального комитета по проблемам урана. В него вошли Хлопин, Вернадский, Ферсман, Иоффе, Капица, Курчатов, Харитон, решившие изучить путь, ведущий к контролируемой ядерной реакции, к созданию атомного реактора. В октябре 1940 г. создавались три новых циклотронов — два в Ленинграде и один в Москве. Ферсман был направлен в Среднюю Азию за ураном. Курчатов в ноябре 1940 г. сделал обзор осуществляемых в мире усилий на этом направлении и перечислил материалы и оборудование, в которых нуждалась советская ядерная физика. Отвечая на вопрос о возможности создания ядерной бомбы, он уверенно ответил утвердительно, но сказал. что она будет стоить примерно столько, сколько стоит гидроэлектростанция. Очевидец передает атмосферу дебатов: «Ситуация во время выступления Курчатова сложилась драматическая. Заседание происходило в помещении Коммунистической Академии на Волхонке, в большом зале с амфитеатром, переполненном участниками (Всесоюзной конференции). По мере выступления волнение аудитории продолжало расти и к окончанию у всех создалось впечатление, что мы находимся на пороге великого события. Когда Курчатов завершил свое выступление и вместе с председательствующим на собрании Хлопиным вышел в прилегающую к президиуму комнату, Иоффе, Семенов, Лейпунский, Харитон и другие, один за другим, двинулись туда. Дискуссия по докладу Курчатова продолжалась и в холле… Перерыв был отложен.»

Идея уже стала частью национальной стратегии выживания. Полагая, что бомба будет создана из урана U235, группа Курчатова изучала различные способы обогащения урана — газовая диффузия, избирательно обогащая уран, работая в скоростной центрифуге. Резиденты НКВД за рубежом получили задание следить за процессами изучения ядерной реакции. В фокусе была германская научная сцена. Г. Флеров вспоминает: «Нам казалось, что, если кто-нибудь и способен создать ядерную бомбу, то это будут не американцы, не англичане, не французы, а немцы. У немцев превосходная химическая промышленность; у них есть технология производства металлического урана; они производят эксперименты по отделению урановых изотопов на центрифуге. И, в конце концов, у немцев есть тяжелая вода и запасы урана. Нашим первым впечатлением было то, что немцы способны осуществить этот проект. Было ясно, какими будут последствия их успеха».

В сентябре 1939 г. личный секретарь министра без портфеля лорда Хэнки Джон Кейнкросс передал советской разведке информацию об англо-американском атомном проекте — анализ встречи Британского уранового комитета 16 сентября и «Доклад Комитета по использованию урана для создания бомбы», предполагавших возможность создания урановой бомбы в течение двух лет. Фирма «Виккерс» и «Империэл Кемикал Индастриз» уже готовили необходимое оборудование. Критическая масса урана будет где-то между 10 и 43 килограммами. (Харитон и Зельдович теперь могли узнать, что метод газовой диффузии, отставленный ими, назван англичанами самым перспективным). Британский физик Клаус Фукс пришел к выводу: «Когда я узнал цель работы, я решил информировать русских». В том же месяце сведения о ядерном проекте начали поступать из Нью-Йорка.

Это означало, что великий прорыв в науке осуществленный в США в 1942-1945 гг. не был сюрпризом для России, которая входила в «холодную войну» достаточно хорошо зная о революции в ядерной физике.

Весной 1942 г. на южном берегу Таганрогской бухты Азовского моря было найдено тело германского офицера, в записной книжке которого содержался список материалов, необходимых для создания атомной бомбы и вычисления о выходе энергии, освобождающейся при критической массе урана-235. Специалисты по взрывчатым веществам не рекомендовали России имитировать немцев и идти по этому пути — страна находилась в невероятно трудном положении. Что толку браться за проект, который даст результат через десятилетие?

Но советская разведка говорила об интенсивных секретных работах на Западе. Англичане тоже были в сложном геополитическом положении, но они 20 сентября 1941 г. решили строить «завод для изготовления урановых бомб». Сталин получил сведения об атомных проектах на Западе в марте 1942 г. Иммигрант из Германии Клаус Фукс был британскими ядерщиками привлечен к оценке немецких усилий в атомной области. Он сообщил в Москву, что немцы фактически зашли в тупик, но США и Британия уже строят промышленные объекты по созданию атомных бомб.

А в апреле 1942 г. мобилизованный в армию советский физик — лейтенант Флеров написал Сталину письмо: «В военной технике произойдет настоящая революция». Решение урановой проблемы нельзя откладывать на послевоенное время. «Очень желательно собрать совещание с Вашим присутствием». Сталин вызвал несколько специалистов. Флеров в июле 1942 г. был переведен с Юго-Западного фронта в Москву. В середине сентября в Москву вызвали Курчатова, назначенного руководителем проекта.

Курчатов проехал по погруженной в военные усилия стране и выбрал известных ему специалистов. Он вернулся в назначенную ему как место исследований Казань в тот самый день — 2 декабря 1942 г., когда Энрико Ферми получил цепную ядерную реакцию в Чикаго. Молотов представил его Сталину. Курчатов «получил всяческую поддержку, и мы на него стали ориентироваться. Он организовал группу, и получилось хорошо». Шла Сталинградская битва, судьба России была волоске от гибели. Но уже контрнаступление в Сталинграде было провидчески названо «Уран».

Неравномерность усилий

Что может сделать Великобритания для России, которая истекает кровью на фронте шириной 2 тыс. миль на Востоке? Пока лишь осуществляя бомбардировки Германии. Но бомбардировки не решают исхода войны. Во время ужина с Гопкинсом и Маршаллом 14 апреля 1942 г. британский премьер Черчилль признал, что наиболее эффективным способом помощи русским была бы высадка в Северной Франции. Но Британию сдерживают два обстоятельства — оборона Индии и оборона Ближнего Востока: «Мы можем потерять армию в 600 тысяч человек и весь человеческий резервуар Индии. Нельзя допустить также падения Австралии».

Максимально возможное: операция «Юпитер» — высадка британских войск с Северной Норвегии в качестве помощи России в тот решающий час. На севере Норвегии находилось примерно 70 германских бомбардировщиков и около сотни истребителей. Они базировались на двух аэродромах, их защищали 10 или 12 тыс. солдат. При всем желании трудно представить себе эту высадку альтернативой второму фронту во Франции. Этого не нужно было аргументировать, это было ясно всем посвященным. Ход мышления Черчилля говорит о том, что на решающем этапе войны он как азартный игрок сделал «пас» тогда, когда от него требовались самые большие ставки. Ужас наступлений 1916-1917 гг. явственно витал над ним. Теперь он хотел предоставить эту участь другим. Услышав изложение сдерживающих Британию мотивов, Гопкинс резюмировал: «Каждая страна сражается за свои собственные интересы». Неравномерность усилий создала предпосылки — тогда еще очень далекое отчуждение «холодной войны».

Россия уже год сражалась один на один с Германией и ее союзниками. Если отказать России отстранено и категорично, Восточный фронт может пасть. Президент Рузвельт посчитал необходимым обсудить проблему с народным комиссаром иностранных дел В.М. Молотовым. Тот не мешкая прибыл в Лондон, прежде всего имея в виду заключение договора с Великобританией о дружбе и военном сотрудничестве. Сталин телеграфировал Черчиллю: «Я уверен, что данный договор будет иметь величайшее значение для укрепления дружественных отношений между нашими двумя странами и Соединенными Штатами». Это был хороший момент для сплочения всей антигитлеровской коалиции. Для СССР в данной ситуации речь шла о национальном выживании и безусловно важнейшим фактором помощи был и двусторонний договор, но более всего — открытие второго фронта в 1942 г. Благодарность за такую помощь была бы бесценным основанием для послевоенного сотрудничества. Речь шла об отвлечении с Восточного фронта, по меньшей мере, 40 германских дивизий. Словесно Черчилль был деловит. Сделаны приготовления для высадки в районе французских городов, Шербура и Бреста. Поражение русской армии было бы для человечества величайшей трагедией. Лично он не верит в такой исход.