Но после первого беглого осмотра Стас сильно засомневался на этот счёт. «Пригодно к использованию» могло означать, что сваленные давным-давно за ненадобностью на музейный склад списанные из армии пистолеты и винтовки при очень аккуратном обращении можно использовать при съёмках исторических фильмов. Но в реальной схватке не на жизнь, а на смерть, старые стволы разорвёт от интенсивной стрельбы, механизмы их затворов начнёт клинить…
Некоторую надежду правда давало то обстоятельство, что небольшая часть коллекции, вероятно, предназначенная для продажи или сдачи в аренду тем же киношникам, имела довольно ухоженный вид: этими «пушечками» регулярно занимались — их разбирали, протирали от пыли, смазывали. И именно из этого «железа» можно было попробовать что-то взять на пробу.
После тщательного осмотра каждого экземпляра капитаном были отобраны пара немецких ручных пулемётов МG-42 производства знаменитого концерна Рейнметалл и американский «Льюис» 1912 года времён Первой мировой и Гражданской войн, а также три автомата ППС-43 и ППШ. И ещё пару стареньких затворных винтовок для полного комплекта. Главное, что для всего этого раритетного арсенала нашлись боеприпасы.
— Ты мне только распишись за каждый инвентарный номер, что берёшь во временное пользование и обязуешься вернуть, и пользуйся на здоровье! — Старик раскрыл огромный гроссбух. — Потому что у нас тут строгий учёт, дедовским методом обходимся, без всяких новомодных компьютеров.
— Нет проблем, отец. А танка у вас случайно нет, чтобы на ходу?
— Этого нет, — усмехнулся смотритель. — Бери, чего дают.
На самом деле Стас был доволен. Остаётся подвергнуть взятое «на прокат» оружие максимально жёстким испытаниям, чтобы оценить его боеспособность. Но сделать это можно будет только вернувшись на базу. А пока вместе с хранителем Легат перетаскал всё к выходу. Как раз подъехали его парни и сразу начали загружать ящики в грузовик.
Можно было бы и распрощаться с радушным музейщиком, но Стас принял его предложение побаловаться чайком. Потому что, хоть дед и бодрился, а всё же чувствовалось, что насидевшись в одиночестве, он нуждался в собеседнике.
Проводив гостя к себе, хозяин усадил его на старенький топчан, а сам захлопотал вокруг. Обстановка служебной комнаты напоминала декорацию из старого советского производственного фильма: такая же аскетичная мебель, старый шумный холодильник марки «ЗИЛ», на столе вместо компьютера электрическая печатная машинка «Ятрань», сине-красная пачка папирос «Беломор канал» из грубого картона, старый эмалированный чайник, на шкафу закреплён пожелтевший от времени бумажный календарь за 1981 год с советской сборной по хоккею, триумфатором Кубка Канады.
Стас снял с напольной вешалки старую командирскую планшетку; улыбнулся нахлынувшим детским воспоминаниям и снова сел на топчан, бережно ощупывая реликвию. Царапины и складки покрывали её. Когда-то прозрачная пластиковая вставка для карты помутнела. Сумка была в точности как отцовская — из настоящей мягкой кожи, а не «эрзац» из недолговечного кожзаменителя. И пахло от неё так же… Отец любил старые вещи, в шкафу ещё долго после его смерти висело американское кожаное пальто-реглан. От отца в памяти засел запах начищенных сапог. Он много лет хранил планочку с прорезью, куда вставлялись пуговицы шинели и специальной тряпочкой натирались разведённым в воде мелом. Так же чистились и ордена. Пацанёнком он очень гордился папиной Красной Звездой и медалью за боевые заслуги. Вопрос кем становиться взрослым перед ним никогда не стоял — только военным, как папа. Вот только умер отец рано, а ещё раньше умерла мать, и всё же Стас бережно хранил скупые детские воспоминания о родителях.
Погружение в прошлое внезапно было прервано тревожным открытием, Стас сразу перестал улыбаться и вскинул опасливый взгляд на старика. Тот уже вскипятил на электрической плитке чайник и нарезал хлеб для нехитрых бутербродов. Предварительно выдув возможную пыль из второго стакана, ничего не замечающий музейщик щедро сыпанул прямо в него заварки. Сделал он это по-фронтовому, а может и по-лагерному, сыпанув чуть ли не треть заварки в стакан. Кто знает, каков был его путь на войне и не довелось ли ветерану хлебнуть лиха в штрафбате.
Стас пил обжигающий чай красивого рубинового цвета из гранёного стакана в настоящем мельхиоровом подстаканнике с символикой советских железных дорог, и нет-нет, да косился на мусорную корзину, в которой заметил упаковку из-под плавленого сыра, — на её этикетке красовался яркий значок торговой марки «блюсан», что означало, что продукт для «полезности» обогащён злополучным концентратом.
— Сейчас времена наступили суровые, — говорил хозяин, уплетая бутерброд и прихлёбывая чай. — А вообще город нас, стариков, не забывает. Особенно ветеранов. К пенсии прибавку даёт. И спонсоры продукты подбрасывают. Вот йогурты и сыры, кхе, кхе, — старик довольно захихикав, кивнул на корзину, — тоже из «гуманитарной помощи». Я их когда распробовал, то сам стал ещё подкупать продукты этой фирмы. Потому что супруга нашего мэра их делает. Очень стоящее питание.
Пенсионера разобрала гордость:
— Знаешь, мне сколько годков, мил человек? Девятый десяток разменял! Уже помирать давно пора было, всё внутри отказывать стало. А теперь мне жить вдруг снова захотелось! Все болячки отступили, даже рубцы от ран на теле начали исчезать! Фронтовые шрамы рассосались! Это как объяснить, если не чудом науки?
Старик с упоением делился, что помолодел с чудо-продуктов, словно в сказке про конька-горбунка — в точности как обещала реклама по телевизору.
— Зубы полезли новые, после того как их фирменной пастой стал чистить! Во, какие клыки! В молодости таких не имел…Я вначале поверить не мог, а потом думаю, чем чёрт не шутит! И попробовал крем втирать туда… ну ты меня понимаешь, парень. Так на молодух снова стал заглядываться, а по утрам стояк как в 17 лет! Жаль, старуха моя не дожила до этих чудо-кефирчиков… — щёки хранителя мелко задрожали, из стариковских глаз покатились слёзы. Хлюпнув носом, он отёрся рукавом и через силу улыбнулся:
— Мне теперь хоть снова женись! Жир расплавился на животе, а мускулатура наоборот силой налилась.
Не удержавшись, пенсионер вскочил со стула, расстегнул рубашку и продемонстрировал рельефные кубики пресса. Происходящее действительно выглядело чудом. Только сейчас Стас заметил, что прежняя кожа на руках, голове и шее долгожителя местами сползла, будто старый пергамент, зато на темечке его совершенно безволосого черепа появилась розовая кожица, словно у младенца, а на ней нежный пушок.
И всё же у Легата вырвалось:
— Не надо вам было, отец, эту заразу есть!
Старик лишь махнул на него рукой, мол, тебе не понять, каково это — в девяносто годков снова молодость ощутить.
— А ты чего не ешь то? Брезгуешь?
Стас и в самом деле не притронулся ещё к бутербродам.
— Да нет, спасибо, просто я не голоден.
Тут дед заметил красное пятно, выступившее на платке у собеседника:
— Послушай, парень, тебе надо сменить повязку. — Он достал аптечку и стал разматывать платок на кисти Стаса. От вида и запаха обильно льющейся из раны крови у старика изменилось лицо: стали непроизвольно подёргиваться отдельные мимические мышцы, выступили капельки пота на лбу и висках, в мутных выпученных глазах замелькал лихорадочный блеск, он то и дело облизывал губы, словно испытывал сильную жажду…
Где-то в соседней комнате зазвонил телефон, резкий звук его вывел старика из состояния прострации, он извинился и вышел из комнаты.
Стас выждал с минуту и выскочил вон из комнаты; осторожно миновал дверь, из-за которой доносился голос смотрителя, и стал красться в конец коридора. Старик с кем-то ругался по телефону, Стас прислушался. Пока стоял, несколько капель крови упали на ковровую дорожку с насквозь пропитавшегося марлевого тампона. Справа в запертую дверь изнутри вдруг что-то врезалось с большой силой, дверь заходила ходуном, с той стороны в неё с рёвом и воем колотились, царапались, вгрызались не менее десятка страшно голодных существ. Дополнительно намотанная на дверную ручку цепь с подвешенным внушительных размеров амбарным замком могла дать Стасу небольшую фору по времени… Сорвавшись с места, он побежал со всех ног к выходу из здания. Пробегая по пустым коридорам, слабо освещенными закованными в противопожарные плафоны лампочками, он слышал только свое хриплое дыхание, стук сердца и собственные гулкие торопливые шаги. Он выскочил на лестничную клетку, стремительно слетел на два пролёта вниз. И тут погас свет! К счастью до внешних дверей уже было недалеко.
