Впервые за долгое время Стас сталкивался с присущим ему взглядом на вещи. На войне действительно было неплохо. Да, были пули и осколки, ранения, подлость и мерзость, присущая любой организованной бойне. Гибель товарищей, наконец. Но ведь это была просто работа. На самом деле воевать было легко. Ты просто реагируешь на ситуацию, в которой оказываешься, и стараешься не погибнуть. Ни тебе счетов за электричество, ни выплат по ипотеке или кредиту, ни возни по хозяйству. Просто идешь на работу, возвращаешься живым, а завтра снова делаешь то же самое. Обычная честная работа. И платят тебе за неё намного лучше.

— Что ж, Бог услышал наши молитвы, — усмехнулся Легат. — Пора признать, что мы оба чёртовы ублюдки, которым по-настоящему хорошо бывает лишь в аду.

Оба понимающе прыснули со смеху, похлопывая друг друга по плечу. Но если этим двоим было весело, то сидящему за «баранкой» водителю жутко хотелось спать, отчего он постоянно клевал носом.

Гранада порылся в своём чудесном ранце, где кажется нашлось бы всё, и протянул шофёру плитку шоколада. Стас перевёл его слова:

— Наш заокеанский приятель говорит, что это классная штука — энергетик, который не даст тебе заснуть.

— Перед выходом в ночные операции медики всегда раздавали нам таблетки. Декседрин. Несло от них, как от дохлых змей, слишком долго закупоренных в банке — с ностальгией продолжал вспоминать Рэкс. — Я знавал одного парня из сто первой парашютной дивизии, тот глотал таблетки пригоршнями: горсть успокаивающих из левого кармана маскировочного комбинезона, и сразу вслед за ними горсть возбуждающих из правого. Правые — чтобы сразу бросило в кайф, левые — чтобы поглубже в него погрузиться. Он и меня научил, как с помощью «снадобий» приводить себя в «должную форму».

Я тогда был молодым салагой, а тот парашютист служил третий срок. Он единственный уцелел, когда в горной долине игиловцы перебили взвод десантников, в котором он служил. Через год он перевёлся в подразделение дальней разведки. Как-то его рота снова угодила в засаду. Он спрятался под трупами однополчан, пока вооружённые ножами партизаны проверяли, кто из раненых ещё жив. Уцелевших страшно истязали. Но его не нашли. Сняв с убитых амуницию — в том числе и зелёные береты, — они ушли. После этого он совсем с катушек съехал и подписал четвёртый контракт. Говорил, что не может представить себе иного занятия, кроме поисковой разведки.

Гранада на минуту ностальгически замолчал, а потом снова похвалил чудо-шоколад:

— Но эта штука намного круче, чем те таблетки, что давали нам наши врачи. После неё не бывает жуткого отходняка, даже наоборот.

Вскоре им снова пришлось остановиться из-за затора на дороге, образовавшегося из брошенных машин. Пока Стас ходил проверить объездной путь, американский морпех о чём-то болтал по портативной рации, расхаживая вблизи от грузовика.

Легат уже вернулся и забрался обратно в кабину, а янки всё продолжал свои радиопереговоры неподалёку.

— Как думаете, взбодриться мне американским подарком? — спросил водитель, протягивая упаковку. Только теперь Стас заметил на этикетке фирменный значок злополучной компании «блюсан». «Эта зараза расползалась по городу, как саранча!» — Стасу стало не по себе, ведь плитка шоколада была надкусана — в ней не хватало двух кубиков. Шофёр уверял, что ещё не успел попробовать тонизирующее лакомство.

Подошёл закончивший свой разговор Гранада, Стас ожидал его возле кабины. Приходилось говорить неприятные, жёсткие вещи парню, с которым ты только что готов был преломить хлеб и разделить последнюю чарку:

— Послушай, дружище, мне очень жаль, но нам изменили задание, поэтому тебе нельзя дальше с нами.

— Я не понял? — нахмурился сержант.

— Тебе придётся выбираться самостоятельно…Так уж получилось. Извини.

Американец кивнул, вроде как соглашаясь, и вдруг натренированным движением молниеносно выхватил из кобуры свой кольт. Легат ожидал этого и сделал знак своим парням, которые уже держали морпеха на мушке, чтобы они сохраняли выдержку, а сам грустно улыбнулся:

— Сначала тебе следовало перезарядить свою пушку, дружище. Я считал: ты расстрелял всё «до железки» в «бродячих» там, возле метро, и так и не сменил обойму.

— Но почему?! — хотел знать причину, почему его вдруг решили оставить посреди ночной улицы ничего не понимающий Гранада.

Стас показал ему надкушенную плитку:

— Есть такое подозрение, что причина всех наших бед в заразе, заключённой в продуктах этой торговой марки.

— Но я не пробовал шоколада, его надкусил Нильсен, а я ещё не успел.

Стас недоверчиво покачал головой:

— Откуда тогда ты знаешь, что шоколад такой крутой? Сам же только что нахваливал, что эта штука намного лучше, чем те таблетки, что давали вам наши врачи, что «после неё не бывает жуткого отходняка, даже наоборот…».

— Это слова Нильсена! — готов был поклясться Гранада. — Это он где-то достал шоколадку. Я видел как с него мгновенно слетела вся усталость: только что он едва мог передвигать ноги, а уже через десять минут после того как попробовал энергетик, превратился в живчика.

В доказательство правдивости своих слов Гранада достал из-под одежды крестик, перекрестился и поцеловал его. Стас размышлял, как ему поступить. Имеет ли он моральное право доверять каждому, кто просит его об этом? Ведь если зараза глубоко проникла внутрь человека, — в его мозг, в психику, пустила там корни, то неизбежно переделывает носителя под себя, приводит к мутациям в сознании. И нет больше прежнего ЧЕЛОВЕКА, гражданина, одетого в военную форму, а есть притаившееся внутри него существо, для которого все здоровые люди вокруг — враги и пища. Долг, честь, принципы, высокие идеалы, ради которых ещё недавно человек готов был не задумываясь отдать жизнь, — всё уходит. Остаются только слова, которые помогают маскироваться до того момента, когда в теле закончится процесс трансформации и бывший человек начинает чувствовать свою неуязвимость и готовность напасть…

В этот момент Гранада удручённо произнёс:

— Мне только что сообщили по рации, что наше посольство эвакуировано, но моя личная эвакуация невозможна. Мне сказали, чтобы я пока держался с вашей группой. В одиночку у меня нет ни единого шанса вернуться из этого рейда на базу…

Даже ночью было по-летнему жарко, как в тропиках. И тихо, словно в лесу, хотя они находились в центре огромного города. На фоне почти полнейшего безмолвия обострённо воспринимались даже самые слабые звуки. Вот будто шаги прошелестели за спиной, а слева словно кто-то сипло дышит, но увидеть кто именно там находится мешает торговый павильон. Любой шорох, тем более приглушённое подобие голоса, однозначно расценивались как сигнал опасности, ведь ночные улицы превратились в каменные джунгли, где на нормальных людей ведётся охота.

Проблема заключалась в том, что спятивший провожатый теперь не слишком прислушивался к окружающим звукам, и вовсе не интересовался мнением своих пленниц. А ведь когда-то Маргарита, будучи в статусе первой леди, чувствовала себя настоящей царицей! Ей достаточно было недовольно приподнять бровь, чтобы подобную мелюзгу, как этот звездочётишка, быстро поставить на место! Но сейчас они были в его власти и не имели права голоса. Маргарите Павловне Козыревой ничего не оставалось, как безропотно идти за нелепым полоумным фигляром, потому что он вёл на ремешке её дочь. По опущенным плечам девочки мать видела, что та испугана, измучена, и на пределе.

Маргарита догадывалась, куда тащит их с Дашенькой колченогий «звездочёт» — свихнувшийся психолог-астролог её бывшего мужа-президента. Ведь Бетхудов сам обмолвился, что знает некое «сакральное» место, откуда на город пошла зараза. Вероятно, он собирается на чужой беде сделать свой гениальный гешефт. Бред сумасшедшего, конечно. Но в том то и беда, что спорить с одержимыми маньяками бессмысленно. А то, что Альбертик сильно не в себе, теперь не вызывает сомнений, — вон, с какой маниакальной энергией свихнувшийся «одуван» стремится в район небоскрёбов, где надеется вступить в контакт с некими могущественными силами. И при этом убеждён, что его ведёт само небо: время от времени астролог останавливался и подолгу разглядывал звёздный купол над головой.