Соболев, помешкав, неуверенно и осторожно наклонился к Далиле.

— Я от Веты, — шепнула она.

Отшатнувшись, он воскликнул:

— Мне нужны доказательства.

— Мы по-прежнему будем говорить при ваших телохранителях? — удивилась она, окончательно оправившись от испуга. — Если хотите, обыщите. Могу вам поклясться, у меня при себе только холодное оружие.

«Кожаные» резво подались вперед, но Далила им пояснила:

— Я говорю о ногтях и зубах.

Соболев наконец решился:

— Хорошо, приглашаю вас в кабинет.

В кабинете, погрузившись в кресло, Далила сразу спросила:

— Андрей Петрович, вы абсолютно уверены, что я могу говорить? Вас не прослушивают?

Соболев, снисходительно взглянув на нее, с иронией произнес:

— Девушка, вы переоцениваете нашу дремлющую милицию.

— Я не девушка, — уточнила Далила.

— Беда-то какая! — шутливо ужаснулся Соболев и с сарказмом осведомился:

— Могу я вам чем-то в этом помочь?

Она поразилась:

— Для человека, чья дочь обвиняется в двух убийствах, вы чрезмерно игриво настроены.

Соболев, сердито поджав губы, твердо сказал:

— Моя дочь не виновна.

— Именно это я хочу доказать, — сообщила Далила.

— Сначала вы докажите, что на законных основаниях проникли в мою квартиру.

Она потрясла связкой ключей. Соболев возмутился:

— Откуда у вас наши ключи?

— Мне дала их Вета.

— Зачем?

— Я не могу вам сказать.

— Тогда придется вас обыскать.

Далила вскочила:

— Только попробуйте!

Соболев задумчиво уставился на нее и спросил:

— Почему я должен вам верить? Вы проникли в мою квартиру, шарили здесь…

— Хорошо, — прервала она, — я наберу номер, и вы сами поговорите с Ветой. Пусть она вам расскажет.

— Давайте, набирайте, — согласился Соболев, и в этот миг зазвонил его телефон.

Он достал из кармана трубку и, ни слова не сказав, с минуту подержал ее возле уха. Выражение лица у него при этом было виновато-умильное. Когда же он возвращал трубку в карман, вид у него был любезно-приветливый. Он сказал:

— Все прояснилось.

— Звонила Вета, — догадалась Далила.

Соболев грустно кивнул:

— Она все объяснила. Извините за грубость и спасибо вам за заботу.

Далила на всякий случай предупредила:

— Но фотографию я вам не покажу.

— А разве я вас об этом прошу? Не надо. И вообще, вы свободны. Можете отправляться домой. Мои охранники вас проводят.

— Нет-нет, это еще не все, — запротестовала она.

Соболев удивился:

— Не все?

Далила выпалила ему обо всем, что произошло в этой квартире. Он был сражен и растерян. С минуту сидел в задумчивости, забыв про Далилу, очнувшись же, промямлил:

— Я вам не верю.

Она в доказательство выложила на стол трофей: кассету. Рассеянно взвесив ее на руке, он признался:

— В моем доме это негде прослушать.

«И огорошила же я его, — изумилась Далила. — Сама не ожидала. Память у бедняги отшибло. Я только что говорила про магнитофон».

— Ну как же, — ласково, как больному, сказала она, — в комнате вашей младшей дочери есть старый магнитофон. Я на нем кассету записывала.

— Ах да, — вспомнил Соболев. — Простите, что-то я не того…

Не закончив фразу, он сделал витающий жест вокруг головы.

— Отлично вас понимаю, — привычным приемом поддержала его Далила, стремительно покидая кресло.

Соболев плелся за ней, словно робот. Казалось, происходящее он плохо уже понимает.

Проследовав в детскую, они остановились у письменного стола. Далила выдвинула ящик, решительно приподняла стопку тетрадей и показала на пистолет:

— Вот!

Соболев издал вопль изумления.

Вставляя кассету в магнитофон, краем глаза она наблюдала за ним, мысленно отмечая, что Соболев очень плохо держит себя в руках. Когда же они прослушали то, что записалось на пленку, он осел на кровать младшей дочери и, рассеянно поглаживая ладонью грудь в области сердца, промямлил:

— Невероятно.

— Я тоже была удивлена.

— Но почему Настя во всем созналась?

Далила пожала плечами:

— Испугалась от неожиданности.

— Невероятно.

Соболев не просто изменился в лице. В считанные секунды он постарел лет на десять. Взглянув на него опытным глазом, Далила легко разгадала загадку его превращения. Теперь в беде две дорогие ему женщины: дочь и ее подруга, Миронова.

— И давно вы с Настей любовники? — спросила она.

Глава 23

Она думала, что Соболев начнет отпираться, но он, покачав головой, сказал:

— Очень давно.

— Очень? — удивилась Далила, доставая из магнитофона кассету и укладывая ее в свой карман. — Насте всего двадцать четыре года.

— Двадцать пять, — не прекращая массировать грудь, уточнил Соболев. — Настя старше моей Веты на год. Простите, мне срочно нужно сделать звонок.

Он поднялся с кровати и тяжелой походкой вышел из комнаты, но вскоре вернулся и, протянув руку, решительно приказал:

— Давайте сюда.

Далила попятилась:

— Что давать?

— Давайте сюда кассету.

— Может, лучше я сама отнесу кассету в милицию?

Соболев рассердился:

— Прекратите делать из меня подлеца! Я люблю свою дочь!

— Но еще больше себя, а значит, и Настю, — сказала Далила и твердо добавила:

— Это я вам говорю как психолог.

Как психолог она знала, что по-разному в этой жизни бывает, но на этот раз хотела знать точно, что кассета, добытая с риском для жизни, не исчезнет бесследно.

— Я уничтожу ее, эту тварь, — процедил сквозь зубы Соболев, вновь принимаясь массировать грудь.

В его прищуренных глазах были злость и ненависть. Далила поняла, что он говорит о Насте, и протянула ему кассету, спросив:

— А с пистолетом что делать?

— И с пистолетом я разберусь. Милицию сейчас вызову и разберусь.

Он в упор взглянул на Далилу:

— Вы прячете мою дочь?

— Нет, не я, но я знаю…

Соболев поднес палец к губам:

— Ш-ш-ш, молчите. Вы знаете, а мне пока знать не надо, где Ветка прячется. Вы ей одно передайте, Ветке моей. Я ее обязательно…

Лицо его исказила гримаса, он запнулся и, обреченно махнув рукой, попросил:

— Ничего ей не говорите. Она про Настю даже не подозревает.

Далила кивнула:

— Понимаю.

Соболев беспомощно на нее взглянул, снова сел на кровать и прошептал:

— Но зачем она это сделала?

— Что?

— Зачем Киселева и Трахтенберга убила?

Далила заверила:

— Настя их не убивала.

Он опешил:

— А кто их убил?

— Другая женщина. Имени ее я не знаю, но она очень похожа на вашу дочь.

Соболев перестал массировать грудь, вскочил и закричал:

— Да-да! Именно так! Настя и наняла эту женщину! Я и не говорил, что Киселева и Трахтенберга она своими руками убила! Настя — заказчица!

— Говорите, пожалуйста, тише, — попросила Далила. — В прихожей слишком много ушей.

Соболев отмахнулся:

— Своим людям я доверяю.

— И напрасно. Вы говорили Насте, что завтра в квартире намечается обыск?

— Не обыск! Не обыск! — с жаром воскликнул он и тихо добавил:

— Просто придут посмотреть на комнату Веты. Насте, конечно же, об этом я не говорил.

— Но она как-то узнала.

Соболев растерялся:

— Выходит, да. Настена перед обыском пистолет подложила. Но зачем она Вету мою подставляет?

Он вдруг испуганно посмотрел на Далилу и воскликнул:

— А почему она его не забрала, пистолет этот? Если вы ее разоблачили, то какой смысл пистолет здесь оставлять? Был записан ваш разговор…

— О кассете она не знает, — перебила его Далила. — А про пистолет впопыхах и от растерянности Настя могла забыть.

— А могла и не забыть, — продолжил Соболев. — Уверен, Настя теперь будет меня шантажировать.

— Ну-у, если она надеется и вами еще управлять, тогда без кассеты вообще доказать невозможно, что пистолет подложила она.

Далилу вдруг осенило: