Подойдя поближе, я осмотрел четырех обнаженных подопытных, один из которых уже отдал концы — судя по виду грубых рубцов на боках, послужив первым экспериментом по пересадке. Впрочем, мне до жизни и смерти преступника не было особого дела — было жалко потраченный ресурс, ведь этого шиноби вполне можно было спасти и использовать в дальнейшем еще как-нибудь, всего лишь при небольшой подготовке. А с таким расточительным отношением к ценным ресурсам, не удивительно, что Орочимару не хватает подопытных для своих исследований. Заканчивайся у меня каждый опыт смертью и пленные в свитке кончились бы уже через полгода после войны.

— Этому я пересаживал печень, — вышел вперед змеиный саннин, указывая на труп, — но несмотря на идеально проведенную операцию, орган не принялся и это послужило причиной смерти, хотя никаких отклонений, послуживших бы причиной подобного, мне обнаружить не удалось.

— А орган у кого извлекли? — уточнил я, шлепая на только начавшее остывать тело копию продемонстрированной ранее печати.

— Законсервированный орган из более ранних поставок, — пояснил хозяин лаборатории и на мою вздернутую бровь, пожал плечами, — я целые органы отработанного материала извлекаю и сдаю в госпиталь.

Я на это понимающе кивнул и парой движений вскрыв труп, тут же машинально пережал поврежденные сосуды, чтобы не запачкаться кровью, поле чего извлек печень на свет. Вторая бумажка опустилась на орган и едва заметно затлела, демонстрируя остаточные следы чакры катона.

— Что и требовалось доказать, — продемонстрировал результат коллеге, — да еще и группа крови не подходит, так что не удивительна кончина.

Обычный шиноби еще мог бы некоторое время пожить, но все пленники имели на себе подавляющие печати, моего производства, между прочим, и находились в бессознательном состоянии, что здорово ускорило кончину после пересадки.

— Как интер-р-ресно, — практически проурчал саннин и перевел взгляд на меня, — но полагаю, это решаемый вопрос?

— Не с печенью, так как она в том числе служит для воспроизводства крови и тут конфликт неизбежен, — покачал я головой, использовав на органе консервирующую технику и откладывая на один из подносов рядом, очевидно, как раз для этого и предназначенных, — а вот для других органов не все так печально — достаточно заменить кровь на питательный раствор, что сможет сделать и достаточно опытный ирьенин, после чего избавиться от чакры в нем, путем накачки медицинской, что так же поспособствует скорейшему приживлению и бесперебойной работе у нового владельца.

Не став затягивать с демонстрацией, я определил тип чакры — вода — и крови, которая совпала, ближайшего преступника, после чего, создав клона, отправил его извлекать почку у подопытного, а сам занялся тем же самым с трупом, проведя подготовку органа. Буквально минута времени и преступник обзавелся новой почкой, благодаря медицинской чакре, сразу заработавшей не хуже старой, а я повернулся к Орочимару, внимательно наблюдавшему буквально пылавшим энтузиазмом взглядом за моими действиями.

— Как-то так.

— А как ты определил похожесть крови? — спросил коллега, подойдя к живому и здоровому шиноби, на теле которого не осталось даже шрама, проведя быстрое обследование Мистической Рукой, и удивленно покачав головой.

— Точно так же, — указал я на пылающие зеленой чакрой руки Орочимару, — если можно обследовать рабоу организма, то почему нельзя сделать тоже самое в отношении крови? Требуется лишь хороший контроль и достаточное для сравнения количество образцов.

Змеиный саннин хмыкнул и после первого, проверил остальные тела, очевидно, пытаясь найти различия в их крови. Необходимый контроль у него был.

А вообще, очень удивительно, как всего одна единственная техника позволяет заменить собой не только огромное количество аппаратуры, но и не менее огромное количество способов влияния на тело, включая прямые, изобретенных людьми, что не могут использовать чакру. Универсальный инструмент, что позволяет ирьенинам как проводить диагностику больного, так и лечить его не отходя от кассы. Собственно, именно благодаря ей, я смог проверить очень многие разрозненные медицинские знания другого мира, что еще оставались в памяти до применения техники Яманака, а также дальновидно перенесенные на бумагу. Солидная часть моего быстрого прогресса в ирьенинстве достигнута именно благодаря этим знаниям, даже если обычный человек не сравнится по образованию с профессиональным доктором, но за целую жизнь нахвататься можно всякого.

— Вроде какое-то различие имеется, но слишком незначительное, чтобы точно определить, — нахмурился Орочимару, убирая руки от последнего бессознательного шиноби и отменяя технику.

— Тут дело опыта, — развел я руками.

Собственно, время пребывания в гостях у ученика Хокаге подходило к концу, так как сегодня мы должны были только обменяться техниками и разойтись, довольные друг другом, а вовсе не зависать в лаборатории, проводя операции по пересадке органов. Но в тоже время, это был отличный шанс очень многое поменять для этого гения, с обоюдной пользой, конечно, и представиться ли такой еще в будущем при текущей политической ситуации? Хирузен ведь не будет терпеть сближение своего ставленника с ярыми политическими противниками, в отличие от Орочимару, которому на политику насрать с высокой колокольни, лишь бы давали возможность познавать неизведанное и двигать науку вперед с одной, вполне конкретной, целью. Встает только вопрос, что конкретно можно доверить этому бешеному энтузиасту от науки и насколько это будет выгодно мне? И потенциальные риски, конечно.

— Ку-ку-ку, Рью-кун, я настолько неотразимый, что ты не можешь оторвать взгляда, — ворвался в мои размышления голос саннина, а я поймал себя на том, что очень пристально изучаю Орочимару.

И несмотря на фирменную усмешку на лице последнего, его поза стала куда менее расслабленная, чем некоторое время назад, будто ученик Хокаге готовился отражать нападение.

— Скажите, Орочимару-сан, а какая у вас степень ирьенина? — огорошил я хозяина лаборатории вопросом, вместо того, чтобы отвечать на шутливое обращение.

— Я сдавал на третью, но если потратить несколько месяцев на практику и подтягивание необходимых знаний, то вполне могу сдать и на вторую, — немного помедлив, все же ответил шиноби.

— Полагаю, квалификации хватает, — пробормотал я, задумчиво потерев подбородок, после чего обратился к нему, — Орочимару-сан, за все время практики ирьенина, вам не приходил в голову вопрос, каким образом у человека можно вырастить отрубленный палец, при должном умении, естественно, когда естественной такой возможности не предусмотрено? И при этом, ирьенин, по факту, только стимулирует запуск, дает силы и подталкивает, немного направляя сам процесс, но основную работу выполняет как раз излечиваемое тело.

— Это… сложный вопрос, который приходил мне на ум, — осторожно ответил ученый, облизывая губы, а взгляд, направленный на меня, сделался каким-то странным, словно он составил на меня определенный шаблон, а я его вдруг неожиданно начал ломать, — пусть доказательств мне получить не удалось, но полагаю, тело само помнит, каким оно должно быть.

— Вернее, это заложено в каждом живом существе еще при зачатии, от родителей, иначе как бы человек вырастал в человека или собака в собаку? — кивнул я, продолжая гнуть свою линию и просвещать змеиного саннина о основах биологии. — Если взять очень мощный микроскоп и посмотреть на кровь любого человека, то можно увидеть, что она состоит из множества частиц, так почему нельзя предположить, что и сам человек состоит из чего-то подобного? Чего-то, что «помнит» заложенную форму и пусть не имеет возможности восстановить утерянное самостоятельно, но с внешней помощью, преодолевает природный барьер.

Саннин уже отбросил в сторону свою настороженность и жадно слушал меня, явно понимая, про что я вел речь.

— Ради эксперимента, я даже взял небольшой кусочек печени, единственного органа человека, что восстанавливается самостоятельно, поместил его в питательный раствор и обеспечил все условия для регенерации, пусть и пришлось повозиться для создания наиболее благоприятных условий вместе со способами непрерывного стимулирования, в итоге, — я сделал драматическую паузу, заставив саннина предвкушающе податься вперед, — через две недели у меня имелась вторая печень, не отличимая от оригинала!