Кирилл откинулся еще больше на спинку, раскинул ноги в стороны и не отказал себе в удовольствии достать из ширинки возбужденный член. Большой, увесистый, с налитой кровью головкой. Отвела взгляд, постаралась найти хоть что-то в этой комнате, чтобы отвлечься от пошлого зрелища. Но образ длинных пальцев, сжимающих толстый ствол, запечатлелся в мозгу, отпечатался на роговице.

Он проникал им в меня! Он много-много раз входил в меня, а я стонала, как проститутка. И будь я проклята, если в эту секунду не ощутила между ног позорную влагу. Сжала бедра, будто это могло спасти от разоблачения. Знала, что Кирилл не постесняется и подойдет, проверит, убедится, что я потекла.

— Ну же… Умничка, ты все правильно делаешь, — шептал он медоточивым ленивым голосом, от которого у меня все волоски на теле вставали дыбом, — давай, малышка, просунь руку в трусики и сделай себе хорошо. Это все, чего я прошу.

Внизу живота зародился пульсирующий горячий комок, глаза Булацкого сверкали черным блеском, понуждая меня исполнить его приказ. К своему ужасу, я ощутила сильную потребность выполнить то, что он просит, потому что внезапно потеряла весь стыд и захотела ощутить пальцы на клиторе, унять тянущее ощущение, дать себе разрядку. Кирилл, сидя напротив меня и не отрывая взгляда, двигал рукой по члену, и я, едва дыша и чувствуя сухость в горле, осмелилась и протиснула пальцы под ткань. Ощущение было столь сильным, что пришлось закусить губу, чтобы не выдать себя и не застонать.

Я все еще пыталась сделать вид, что делаю все из-под палки? Мы оба прекрасно понимали, что больше я не жертва. Но я не заметила, как изменилась моя роль, даже не поняла, как оказалась почти голой под немигающим взглядом Булацкого с рукой, скользящей между напухших, мокрых от смазки половых губ. Что я творю? Позволяю ему себе приказывать, делаю то, что он просит…

— Два пальца дальше и внутрь, глубже, девочка, вот так, ласкай себя, доставь себе удовольствие. Потрогай свою грудь, у тебя очень красивые соски, Есения. Я обязательно оближу их, но не сегодня. Ты вспомнишь мои слова, когда будешь еще раз удовлетворять себя сегодня, лежа в одинокой постели. И будешь мечтать, чтобы я выполнил свое обещание. И в итоге попросишь сама.

Он отравил меня своим ядом, и я беспрекословно подчинялась каждому слову, не осознавая ничего вокруг. Остался лишь голос, диктующий мне, что делать, властный, сильный и уверенный. Не оставляющий выбора и шанса на спасение. И мои пальцы, которые он сделал собственным орудием по уничтожению моего стыда.

— А теперь подойди сюда, Есения, — последовал приказ, и я была даже рада, что могу упасть на колени перед ним, так как ноги меня уже не держали, дрожали, как и я вся, а перед глазами вертелись цветные круги и расплывалось лицо Булацкого.

Я не знаю, как он довел меня до такого состояния. Без специальных снадобий и афродизиаков, смог трансформировать страх в четкое осознанное желание ощутить его плоть губами, ртом.

И когда его сильная рука опустилась мне на макушку и притянула к вздыбленному органу, я широко раскрыла рот и впустила его в себя, сдавила губами и стала ласкать языком влажную головку. Булацкий где-то надо мной хрипло стонал, приподнимая и опуская бедра, а я впитывала в себя его пряный сумасшедший вкус и соль своих слез, смешивающуюся со слюной.

— Кончи для меня, — проговорил он твердо, и я быстро сунула пальцы в трусики, закружила пальцами по воспаленной плоти, жаждущей этого бездушного тирана. Раскаленное клеймо его поцелуя запечатало мне губы, резко и неожиданно, сливая воедино пульсирующий от оргазма член в моей руке и собственные спазмы, бьющие в пальцы.

Как только все закончилось, невероятная волна стыда накрыла меня с головой и поглотила. Я почувствовала себя такой грязной, что почти буквально ощутила на себе липкую противную корку. На губах оставался смешанный вкус, послевкусие нашей обоюдной страсти. Кирилл трахал меня в рот, а потом поцеловал и заставил кончить от собственных пальцев. Нет, не так — я сама насаживалась ртом на его член, удовлетворяя его желания. Понятиями можно было играться долго, но я предпочла посмотреть правде в глаза и признать ее.

Мне понравилось. Выполнять его приказы, ублажать, чувствовать его вкус и слышать протяжные стоны, понимая, что могу доставить удовольствие. Не знаю, чего мне так не хватало в прошлой жизни до него и что со мной не так, раз практически незнакомый мужик враз сделал меня своей развратной послушной куклой. Стало противно, мне до жути не хотелось знакомиться со своей новой версией. Но вот что плохо с самосознанием — мы не умеем прятаться от собственных мыслей.

То, как мягко коснулся его палец моей щеки, привело меня в чувство и заставило вздрогнуть. Не сразу поняла, что он стер слезу, скатившуюся по щеке и уже почти высохшую. Эта ласка была мне непонятна, я ожидала едких комментариев и превосходства в голосе, ведь он меня сейчас победил и низвергнул, утвердил свою волю надо мной, рабыней своих желаний.

Я молча подняла на Кирилла заплаканные глаза, уставившись на него немигающим взглядом. Мне отчего-то захотелось понять, о чем он думает. Считает меня теперь шлюхой и радуется? Или жалеет о том, что привел в свой дом? Может, он хотел сопротивления, насилия? Потеряет ли теперь интерес? Как сложно притираться к человеку, которого совсем не знаешь. Сложно понимать и считывать его реакции. Не знать, доволен он или зол.

Его взгляд был нечитаемым. Он просто рассматривал меня, как будто видел впервые. Губы саднило, в уголках рта я почувствовала боль и попробовала языком дать хоть каплю влаги своим пересохшим губам. Кирилл заметил это мое движение и тоже облизал сухие губы. Кажется, мы знатно сейчас истощили ресурсы влаги своего организма.

— Ты хорошо постаралась, — наконец заговорил Кирилл странно надтреснутым голосом. И даже если на него произошедшее подействовало таким образом, то что говорить обо мне. Наверное, я и двух слов связать не смогу, тем более я совершенно не знала, что сказать. Похвалил, как собачку, выполнившую команду, разве что по голове не потрепал.

— Можно я пойду к себе? — попросила я, надеясь, что горячий душ смоет ощущение испачканности не только с тела, но и с меня самой. Глупая надежда, но я вдруг уцепилась за нее, изрядно устав и ощутив, что больше не могу стоять в коленопреклоненной позе. Более унизительного положения невозможно было придумать.

— Хочешь сбежать? Так быстро? — Кирилл подхватил меня за подмышки и поднял, вставая вместе со мной. — Даже ничего не скажешь?

Ноги все еще плохо меня держали, поэтому пришлось схватиться за его широкие плечи. Кирилл в это время заправил сникшую плоть в брюки, тем самым несколько меня успокоив. Хотя бы временно можно было расслабиться. Правда, одного его присутствия достаточно, чтобы постоянно держать меня в тонусе.

— Что ты хочешь услышать? Ты получил, что хотел, теперь отпусти меня спать. Я устала. А тебе бы не помешало провериться у доктора. Я видела, как ты морщился от боли.

— Заботишься о моем здоровье? — удивленно вскинул он брови и усмехнулся, потирая щетину на подбородке. Она придавала ему еще более бандитский вид. — Это похвально для невесты. По твоему взгляду не скажешь, что ты хочешь мне добра.

— Я не хочу твоей смерти, если ты об этом, — отчего-то мне захотелось дать честный ответ. — Сегодня у меня была возможность на какое-то время понять, что я без твоей защиты осталась бы совсем одна с ребенком. А на нас с отцом и братом висел бы долг в пять миллионов.

Какие-то размышления отразились во взгляде Булацкого, он нахмурился.

— Кто тебе сказал, что Хасановы поставили твоего мужа на счетчик? У Олега хлебало открылось не по делу?

Перепугавшись, я сглотнула, заметалась взглядом по помещению, боясь реакции Кирилла, если он узнает, что я подслушивала. Но и Олега я не хотела подставлять, он не сделал мне ничего плохого. На чаше весов стояла собственная безопасность и, возможно, жизнь якобы болтливого помощника. Я уже убедилась, как скор Булацкий на расправу, его методом был только кнут, никакого пряника. Поэтому я решила перевести огонь на себя, ведь вряд ли он сделает мне что-то действительно плохое, пока я ношу его ребенка.