Но сегодня ничего не помогло — ни чутье, ни охрана, ни меры предосторожности.

Его скрутили так быстро, что даже опомниться не успел. Стали бить, целенаправленно, чтобы сделать невменяемым, а потом лепить что угодно, как из куска глины.

Но он держался, пока держался, только молился, чтобы Есения не выходила из душа.

Да что толку, они уже капкане. Его били, глумились, ржали, как стая макак, а он стискивал зубы до скрежета, который отдавался в мозгу, и лихорадочно пытался придумать выход из положения.

Надо вытащить ее и ребенка! Плевать на все остальное. Хорошо, что Сонька не приехала на маскарад, дай бог, она не будет переживать за непутевого брата и украдкой всплакнет вместе с Мартой Рафаиловной, а та, конечно же, будет приговаривать, что знала, все предвидела и, мол, как бы дорожка ни вилась…

Но Есения… Она тут вообще ни при чем! Затащил ее вместе с собой в смертельную западню! С паскуды Сайдахова станется убить ее и ребенка, просто чтобы расквитаться с врагом и стереть с лица земли любое напоминанием о нем…

Но он может сделать еще хуже. Старая свинья вполне способен отдать его женщину на потеху своим отморозкам. Страшные картины пронеслись перед глазами, и красный туман ярости застлал глаза. Когда очередной кулак влетел в скулу, он дернулся, чтобы попытаться побороться за свою жизнь, но тут из ванной вышла перепуганная Есения.

И у него остановилось сердце. Вот буквально — даже стучать перестало.

Злость помогала перебарывать боль, он ее вообще не чувствовал. Только с лютой ненавистью сверлил лицо урода, который толкнул его женщину. Она упала на колени и сжалась в комочек. Есения была слишком чистой для всего этого дерьма. И к тому же она была слишком слабой и морально неподготовленной для такого обращения.

— Отпусти ее и скажи, наконец, что тебе нужно, — проговорил он размеренно, наблюдая за тем, как Есения осторожно села на краешек стула, кутаясь в халат. Ее красота разбивала ему сейчас сердце. Она могла им стоить сейчас очень дорого. Зверье Сайдахова любит ломать и истязать такие хрупкие вещицы, тем более чужие.

— Что мне нужно? — Сайдахов тянул время, лениво разглядывая поверженного врага. Кирилл понимал, что, если бы хотели убить, сделали бы это в одно мгновение. Для чего-то он им нужен. Но вот для чего?

— Я пришел в твой дом и из уважения к твоему отцу и дружбе между нашими семьями в прошлом. Пришел и предложил мирный договор. Но ты не унаследовал ум своего отца, не проявил ответное уважение. Захотел забрать себе кресло мэра и в придачу управление портом, а я всего лишь просил долю и возможность спокойно заниматься бизнесом. Раньше тебя не волновала законность, Булат. Потом ты вдруг решил заделаться в святые. Неужели рассчитывал, что эти перемены всем придутся по душе?

Он молчал, слушая всю эту ненужную патетическую подводку, глядя исподлобья на паскуду Сайдахова. Не смог он мириться с потерей жирного куска. Самое паршивое, что, будь Кирилл на его месте, возможно, поступил бы точно так же. Законы криминального мира, черт их побери.

— Ты сделал единственный правильный ход — объявил себя мертвым. Это мне очень на руку. Мне и моему партнеру, — он кивнул в сторону итальянца, которому старый переводчик нашептывал на ухо суть беседы. Де Лука кивнул в ответ, подтверждая свое добровольное участие во всем происходящем.

— Так что вам нужно? — поторопил Кирилл, не желая оттягивать неизбежное. Самым важным было отвести удар от Есении и ребенка.

— Подпишешь документы на передачу мне в собственность всех своих предприятий. Мне не нужно твое имущество, дома, машины, твоя сестра достаточно пострадала от твоих действий, пусть живет спокойно.

Кирилл скрипнул зубами, морщась от показной милости.

— Спасибо за щедрость.

— Не нужно язвить, Булат. Благодари, что я не обижаю женщин. Это дело только между нами.

— Тогда повторяю: пусть Есения уйдет.

Сайдахов нахмурился и перевел взгляд на притихшую Есению, как будто только вспомнив об ее присутствии.

— Она уйдет. Мне она не нужна.

Ударение на «мне» заставило Кирилла напрячься и вытянуться по струнке. Его самые нехорошие догадки подтвердились, когда дверь в номер открылась и внутрь вальяжной походкой, руки в карманах, зашел бывший водитель.

— Здравствуй, блудная женушка, — растянул он губы в улыбке, стремительно подходя к Есении и подхватывая за локоть. Она забилась в его руках, а Кирилл рванулся вперед, но два дула, вжатые в лопатки, заставили остаться на месте и искать, искать выход…

Может, бывший муж по сравнению с ордой Сайдахова — не такой и плохой исход? По крайней мере, Андрей всегда казался жалким пронырливым слизняком, а не моральным уродом, который готов издеваться над женщиной ради того, чтобы потешить свое эго. Но ревность, чертова ревность и жуткий страх за жизнь дорогой ему женщины выгрызала в сердце дыру и мешала думать. Он не мог сосредоточиться на словах Сайдахова, суть ускользала.

Только одно сейчас волновало — что другой мужчина лапает его женщину так, будто имеет на это право. Он хоть знает, что они разведены? Был в бреду и на больничной койке, когда слабой рукой подписывал документы. Но потом-то явно осознал. Так зачем она ему теперь? Не законная жена, беременная от другого, побывавшая в чужой постели.

— Спасибо, милая женушка, — глумился Андрей, — ты прекрасно исполнила роль отвлекающего элемента. У нас все получилось, как мы и договаривались. Кирилл Святославович, а вам спасибо, что присмотрели за моей женой.

— Что за чушь ты нагородил? — я с отвращением вырвала ладонь из липкой от пота руки Андрея, которую он крепко стиснул, выволакивая меня из одной комнаты в другую. Потерла саднящее от боли запястье и отшатнулась от бывшего мужа, смотрящего сейчас со снисходительной улыбкой на мои попытки скукожиться и отгородиться от него.

— Отвечай! — с надрывом потребовала я, не желая терпеть промедлений. Меня всю трясло, я беспрестанно косилась на стенку в другую комнату, где остался Кирилл в окружении недругов, как будто она могла стать прозрачной, а я — убедиться, что с ним все в порядке. Болело сердце, тошнило, в горле все пересохло, а по лицу лились жгучие слезы.

— Прекрати истерику, Еся! — прикрикнул Андрей и подскочил ко мне, встряхивая за предплечья. Мокрые волосы дернулись туда-сюда, противно, жалящими плетьми, налипли на щеки, губы, а у меня даже не было сил их убирать. Я как-то вмиг ослепла, ослабела и потеряла ощущение пространства и времени.

Меня будто вышибло в другую реальность — темную, страшную, ужасную. И на этом пути у меня был проводник, жестокий незнакомец с личиной бывшего мужа.

— Я спокойна, спокойна… — бессвязный шепот срывался с сухих губ, потом я подумала, что могу расспросить Андрея обо всем. Пусть изгаляется, глумится, только скажет правду. — Они его убьют, да? Как только подпишет бумаги, убьют?

— Думаешь о своем любовничке? — он грубо дернул меня и подтащил еще ближе, опалил губы дыханием с мерзким привкусом табака и алкоголя. И я поняла, что он мне противен, ненавистен, что я давно копила эту ненависть, готовила на медленном огне, который сейчас вспыхнул с невероятной силой, когда я поняла, что Андрей выставил меня перед Кириллом предательницей. Что он обо мне подумал? Поверил ли?

— Даже не спросишь, как я? Не поинтересуешься, что со мной творили люди Булацкого?

— Вижу, что ты жив и здоров, полон сил, чтобы издеваться надо мной и продумывать свои гадкие планы! Что ты задумал?

— Сядь и успокойся, — Андрей всучил мне стакан воды, налив ее из стоящего на столике графина. Я невидящим взглядом оценила обстановку комнаты, похожей на ту, из которой мы пришли. Как под копирку.

Вода не принесла облегчения, а вот то, что я наконец была освобождена от железных тисков Андрея, немного прояснило мозги. Я твердо вознамерилась узнать правду, выяснить все до мельчайших подробностей. Он мне ответит за все годы молчания, утаивания и насмешливого, высокомерного равнодушия к моим чувствам. Хватит, натерпелась вдоволь.