— Давайте-ка я подержу этого милого карапуза, — к нам подошла Марта Рафаиловна и бережно взяла в руки Пашу. Я с благодарностью на нее посмотрела, они с братом и моим отцом отважно взялись за дело. Я с улыбкой наблюдала за их возней, вспоминая свои ощущения от первых попыток справиться с легким на вид, но таким трудным делом.

Когда на коляске подъехала Соня и ей на руки положили малыша, они с братом обменялись такими говорящими взглядами, что я не смогла сдержать улыбки. Картина, которую я видела, казалась нереальной, фантастичной, но именно это происходило сейчас. Вся моя семья нянчилась с Пашкой, а он был жив, здоров и сыт, радуясь жизни.

— Спасибо тебе, Кирилл, я не знаю, как тебя благодарить! — воскликнула я горячо, стискивая его ладонь.

— Он наш, я видел документы, — улыбнулся он как-то по-мальчишески, что ли, совсем нехарактерно для него. И впервые за несколько часов его лицо и взгляд оживились. Сердце подпрыгнуло от радости, на меня напала эйфория облегчения, а осознание того, что Кирилл — отец ребенка, заставляло улыбаться. Слезы сменились улыбкой, которая никак не хотела меня покидать. Кажется, это действительно были гормоны, которые руководили моим настроением, похожим на качели.

— А что Андрей? — спросила я, не чувствуя на самом деле никакого интереса, но все же понимая, что нужно знать, сбежал он или оказался в руках властей. А может, вообще убит?

— Забудь он нем, он тебя больше никогда не побеспокоит. И нет, я его не убил, я не собираюсь в тюрьму, в то время как мне нужно воспитывать нашего сына.

Нужно было стереть с лица земли этого ушлепка еще тогда. В тот самый момент, когда он раскрыл свою крысиную натуру. Хрен знает зачем оставил водителя в живых. Впрочем, он знал. Ради Есении, которая внезапно стала его слабым местом. Рядом с ней не работали принятые им для самого себя законы, даже те, которые были написаны кровью.

Не хотел сообщать Есении, что ее муж мертв, не хотел выглядеть в ее глазах кровожадным убийцей, скорым на расправу. А также гонцом, принесшим дурную весть. Изначально не хотел, чтобы она его ненавидела.

Неправильные решения всегда имеют последствия. И с ними приходится жить. Он знал это, но сделал ошибку.

Кирилл с трудом выпустил из объятий Есению. Держать ее в своих руках снова, после длительного перерыва, было чем-то запредельным. Он не верил, что это происходит. Прооперированное сердце слишком громко и с надрывом работало.

Но это ничуть не тревожило. Оно будет биться, потому что он не собирается покидать этот мир. Есения и ребенок нуждаются в нем.

Он часто видел этот момент в своих снах или представлял наяву, но действительность… Нет, ее было ни с чем не сравнить.

…и теперь, стоя над скулящим, как побитая собака, Андреем, лежащим в луже собственной крови на полу ангара, Кирилл мечтал сжать Есению в своих руках и никуда не отпускать. Он не в силах вернуть потерянные месяцы, но сделает все, что от него зависит, чтобы дать ей жизнь, которую она заслуживает. И попытается сделать ее счастливой.

— Кирилл Святославович, прошу, — скулило жалкое подобие человека под его ногами. О чем он просит? Неужели верит, что заслужил пощаду? Падаль.

— О чем ты просишь, Андрей? Ты считал, что сможешь украсть моего ребенка и беспрепятственно покинуть мой город с кучей бабла? Тебя засекли практически сразу.

— Но какое-то время мне удавалось скрываться, — посмел издевательски улыбнуться слизняк и с трудом сел, обнажив окровавленные зубы. — Даже вы с вашими связями не могли нас найти. Есения хотела быть со мной, она любит меня. Меня! Но ребенок ваш, поэтому сучка поскакала к вам.

Ярость колючим шипом впилась в грудь, и Кирилл подхватил ублюдка за грудки и подтянул к себе.

— Слушай ты, чмо, я трачу сейчас на тебя свое время, потому что хочу убедиться, что до тебя дойдет мое послание. Ты больше никогда не увидишь ни Есению, ни ребенка, но ты будешь до конца своей гребаной жизни помнить о том, что сделал, и расплачиваться за это.

— Я не понимаю, — уже намного менее уверенно выдохнул Андрей, а Кирилл откинул его от себя, вытирая руки салфеткой, которую подал рядом стоящий Олег.

— Думал, я убью тебя здесь? — недобро усмехнулся Кирилл, кивая своим парням. Те подошли и подхватили за плечи водителя, испуганно озирающегося по сторонам. Кажется, в этот момент вся жизнь проносилась у него перед глазами. Он готовился умереть.

— А нет? — пискнул он, как самая настоящая крыса.

— Ты будешь гнить в тюрьме. И не надейся на снисхождение от сокамерников. У тебя будет особое положение, которое заставит тебя каждую минуту жалеть о том, что ты сделал.

— Я ничего не делал! Я не трогал ее, заботился, носил фрукты, витамины! — орал Андрей, пытаясь добиться пощады. — Я не трогал ее, передайте ей! Скажите, что я тогда наврал! Она поймет, о чем он. Ребенок ваш, я только хотел получить деньги, и вы бы меня не увидели… Ваш ребенок, я о нем заботился, отвез ее в больницу… Не трогал и пальцем…

Он продолжал кричать, и Кирилл какое-то время внимательно слушал, пока фразы не стали повторяться, из поганого рта не вырывалось ничего нового. Поэтому он приказал заткнуть гниду, чтобы тот перестал себя позорить. Проводил взглядом процессию из нескольких человек, которая препроводит Андрея в полицейский участок. О нем «позаботятся». Он сделал несколько звонков, дал нужные указания, чтобы урод получил по полной.

Он отправился домой, где ждала Есения. На полпути захватил ребенка, забранного у какой-то зашуганной женщины, которая знать не знала, что участвует в похищении с требованием выкупа. Кирилл забыл о ней, как только оказался в салоне с маленьким копошащимся комочком. Он не сомневался, что это его сын. Маленькие черные глазки, похожие на его, сонно жмурились. Розовенький малыш поражал своей хрупкостью и крошечным размером. Кирилл боялся даже касаться этого создания. Внутри поселилось странное щемящее чувство. Оно охватило целиком и не отпускало. Сын… У него есть сын…

Его мысли прервал телефонный звонок. Настойчивость абонента раздражала, но должность мэра обязывала всегда быть на связи. Неловко выпростав руку, он нажал на кнопку вызова. На том конце послышался тихий подавленный голос.

— Кирилл… Мы можем поговорить?

— Нель, сейчас не время.

— Понимаю… Я знаю, что вернулась она… — трагическим голосом произнесла Нелли, а Кирилл поморщился.

— Ты знала, что она вернется, всегда знала. Я ничего тебе не обещал и не держал рядом с собой.

Он напомнил ей о разговоре, который случился сразу после операции. Тогда Нелли настойчиво предложила свою помощь, и Кирилл, решив не отказываться от дружеской поддержки, позволил ей за собой ухаживать. Зря. Она восприняла это как возможность к сближению. Трудно было ошибиться. Она добивалась его. Делала все, что только могла.

Но ничего не изменилось бы, даже если бы в его жизнь не вошла Есения.

— Нель… Не молчи, — позвал он ее, слушая хрипы в трубке. Блядь, она плакала. Чертова баба напридумывала себе мифических замков на песке. Он не ощущал вины, нисколько. Она знала все с самого начала и предпочла тратить время на него, вместо того чтобы устраивать свою жизнь.

— Я соберу вещи, — прошептала она обессиленным голосом, а потом повесила трубку.

Расставаться с подругой было неприятно, но необходимо. Кирилл понимал, что Нелли больше нет места в его жизни. Она будет принята как гость в его доме, как и всегда, ей не будет отказано в визитах, но жить вместе с ним и его семьей на одной территории — исключено.

Пока они ехали, мерный ход машины убаюкивал младенца, но вскоре тот снова показал всю силу своих легких, и пока Есения, снова получившая в крепкие материнские объятия ребенка, кормила его, Кирилл не мог ими налюбоваться. Когда Пашка уснул, он заверил Есению, что она больше может не беспокоиться о своем муже.

В гостиной царила идиллия, и на лице сама собой расплывалась улыбка.