«Черт…» — откидываюсь на спинку сиденья и тут же морщусь от жуткой мигрени. Ушибы от прилетевших обломков недостроя волнуют меньше всего. А вот голову хочется оторвать.

— Взрыв на объекте, похоже, подстроен, — Дан понижает голос, заметив, как я терзаюсь недугом. — Опера шерстят. Криминалисты тоже. Сегодня инспекторам ты больше не понадобишься. Остальное Захар Алексеевич разрулит. Майор с ним только что разговаривал по телефону.

— Что с людьми? Нужно оплатить лечение.

— Двоих пострадавших увезли в больницу. Ничего серьёзного. Находятся в удовлетворительном состоянии. Главное, что мужики живы остались, а царапины затянутся. Ты то как?

— Не спрашивай. Херовее некуда, — растирая ладонями лицо, издаю глухой стон. Тело адски напряжено. Болит. Усталость берёт своё. Сейчас бы завалился на кровать и с удовольствием пару часов поспал.

— Маша трубку оборвала. Уйма пропущенных. Наверное надумала себе невесть что.

— Она в курсе. Услышала наш с Ромой разговор.

— Блять, а Рома не мог отойти? — будто отрезвев, сажусь ровно. — Нахрен ей ещё и это?

— Рома, как раз-таки, на улице дежурил, когда она храм с подружкой посещала. Так вышло, Руслан.

Растерев переносицу пальцами и встряхнув головой, устремляю на Дана хмурый взгляд.

— Какой ещё храм?

— Тот, что при Склифе.

— Ясно. Поехали, Олег, — даю отмашку водителю уезжать со стройки в Склиф. — У меня сейчас череп расколется пополам. Голова от всего этого невыносимо гудит. Всё одно к одному, сука! Как будто кто напророчил.

Набираю Машу. Долгие гудки разрывают голову. Отключаюсь. Набираю повторно. И так четыре раза подряд.

— Млять, — шумно выдыхаю, — обиделась, что ли…

— Может спит?

— Возможно.

Не успеваю сунуть мобильный в карман, как он тотчас оживает.

На экране горит номер заведующего нейрохирургического отделения.

— Алло, Исаев слушает.

— Добрый вечер, Руслан Георгиевич. В больницу сможете подъехать? — интересуется Грачёв. — Поговорить нужно по поводу операции и состояния отца вашей супруги. Новости не самые утешительные. Он по-прежнему в коме. Геморрагический инсульт приводит к смерти где-то в сорока процентов случаев. Будем надеяться, что Виктор Александрович всё-таки выкарабкается, но гарантий я дать не могу. То, что он не отдал Богу душу на операционном столе, уже большое достижение. В общем, надо ждать.

— С Марией разговаривали?

— Да. Пришлось ввести ей снотворное. Она сегодня исчерпала свои лимиты стойкости. Стресс её подкосил.

— Я буду где-то через час.

— Отлично. Жду вас у себя в кабинете.

Руслан

После конфиденциального разговора с Грачёвым, направляюсь в палату, оплаченную для отца Марии. Нахожу её спящей на раскладном кресле-кровати для сопровождающих.

Свет в комнате приглушён. Повисшую тишину рассекают монотонные звуки медицинских приборов. Подключённый к аппарату искусственной вентиляции лёгких мой будущий тесть спит.

Не заостряя на нём внимание, подхожу к креслу, где находится моя женщина. Присаживаюсь на край. Касаюсь её плеча, а затем, не удержавшись, под влиянием внутренних инстинктов склоняюсь над ней и целую припухшее от слёз веко, следом прижимаюсь губами к виску и замираю, прислушиваясь к её ровному дыханию. В ноздри вбивается запах тёплой кожи. Втягиваю поглубже, позволяя этому наркотику распространиться по всему организму. Впервые за долгий день расслабляюсь…

— Всё вернётся на круги своя, Машенька, опомниться не успеешь… — шепчу, заправляя за ухо прядь волос. Лицо опухшее, покрасневшее, под глазами тёмные круги. Слишком много ревела.

Оценив её нездоровый вид, решаю забрать с собой. Не место ей здесь. В такой тяжёлой обстановке мучиться. За ночь ещё больше себя изведёт.

— За отцом присмотрят врачи. Нам пора ехать домой, — продолжаю внушать ей, поднимая на руки спящую. — Тебе необходимо сменить обстановку. Хотя бы на несколько часов. Затем снова к папе вернёшься…

В коттедж прибываем ближе к десяти вечера. Олег глушит мотор и покидает машину вместе с другими. Маша просыпается у меня на руках от хлопка двери. Медленно подняв с плеча голову, обводит пространство сонным взглядом.

— Руслан? — мигает ресницами, фокусируясь на моём лице в полумраке салона. — Почему я здесь? Мне нужно быть рядом с папой. Вдруг он очнётся, а меня рядом нет…

Чувствую, как напрягается всем телом, поэтому крепче прижимаю к себе, чтобы не вздумала сломя голову куда-то бежать. Увёз из больницы не по её воле. Может закатить скандал.

— Тебе нужно отдохнуть, — настаиваю я. — Завтра вернёшься к нему.

— Я не могу ждать «завтра»… — судорожно сглатывает. Охрипший голос Маши ещё больше садится. Губы начинают дрожать. — Каждая минута дорога. Неужели ты не понимаешь? Врачи не дают никаких гарантий. Боятся осложнений. Первые три-пять дней могут стать критическими для папы. Возможен повторный инсульт. Они не могут сказать, как долго он пролежит в коме. Может день-два, а может и месяц, и полгода, если не… Я не хочу думать о том, что он умрет!

— Маша, на сегодня достаточно слёз. Ладно? Я разговаривал с Грачёвым. Случай тяжёлый, но надежда есть, — глядя в её глаза, прижимаюсь лбом к её лбу. Зарываюсь пятерней в волосы. Соблазн поцеловать в губы велик, но я пресекаю мгновенный порыв. За поцелуем последует больше, сейчас не время и не место… — Не нужно, чтобы тебя накачивали транквилизаторами. Хрень ещё та. Постарайся принять ситуацию. Понимаю, тебе больно, но слёзы ничем не помогут. Нужно двигаться дальше. Надеяться на лучшее. Переживём эту ночь вместе, а дальше станет легче. Вот увидишь.

— Боже мой, Рус, я совсем забыла, — хватает меня за щёки, лихорадочным взглядом ищет на лице царапины. Пальцами голову ощупывает, шею, грудь… — Рома сказал… был взрыв… Тебя контузило. Как ты?

— Рома много болтает, — поймав её кисти, прижимаю обратно к груди. — Я здесь. Всё в порядке. И я чертовски голоден. Составишь мне компанию? Тебе не помешает что-нибудь поесть. Я быстро приму душ, а ты подумай, чего бы ты хотела…

***

Маша

Руслан заносит меня в спальню. Опускает на кровать. Стягивает обувь, раздевает до белья. У меня не остаётся сил даже на то, чтобы подняться и найти свою новую пижаму. Порывшись в моей одежде, он приносит её сам. Затем разувается, снимает с себя пальто и пиджак. Вытаскивает из петель ремень. Бросив свои вещи на кресло, в брюках и в рубашке уходит в ванную. Там избавляется от оставшейся на нём одежды и ныряет в душевую кабину. Встаёт под струи горячей воды. Спустя пару минут его крепкое нагое тело обволакивает сизым облаком пара.

Оторвав взгляд от стеклянной стены, откидываюсь на подушки. Сегодняшний день меня полностью истощил. Выжал как лимон. Я не перестаю думать о папе. О том, какой бывает несправедливой судьба. Одни регулярно глушат водку и им хоть бы хны, другие, не имея вредных привычек, мрут словно мухи. Отец никогда и никому сознательно не причинял зла. За что он расплачивается? За то, что свои пятьдесят шесть лет прожил с чистой совестью?

На меня вдруг накатывает очередная волна отчаяния. Проносится по всему телу ледяным ознобом. Так больно за папу становится. В очередной раз сжимаюсь в клубок, аж спину ломит от напряжения. Ещё никогда чувство одиночества не казалось мне таким давящим, обречённым и тоскливым.

Не выдержав и пары минут, через силу встаю с кровати, смахиваю слёзы и отправляюсь в душевую к Руслану. До ломоты в теле хочется прижаться к нему и просто постоять рядом, помолчать в тишине. Расслабиться под приятными объятиями горячей воды. Освободиться от оков усталости.

Открываю створки душевой. Услышав позади шум, Руслан замирает, продолжая упираться руками в стену. Мой взгляд проходится по красивому подтянутому телу. По нему стекают струи воды. Завороженно прослеживаю, как ручейки очерчивают рельеф мышц на плечах и спине. Опускаю взгляд на упругую задницу и тут же жалею, что позволила себе эту слабость. Пришла к нему, не подумав, как будет выглядеть мой поступок.