Уколола-таки. Не хотела. Как-то само вышло.

В принципе, я Руслана понимаю: неожиданная встреча, скоропалительный фиктивный брак. Как тут с чувствами определишься? Мужик ведь. Это мы, женщины, влюбляемся со скоростью света. И хоть учёные твердят обратное, в случае с Русланом их теория не работает. Да и не для любви я была ему нужна. Так что здесь всё логично.

Говорят, мужская привязанность изначально обусловлена меньшим набором требований, потому и любовь к ним приходит проще. У Исаева с этим всё сложно. Его сердце находится в прочном железном саркофаге, и чтобы его вскрыть — потребуется чудо.

— Закажем на дом твою селёдку под шубой или поешь её в ресторане? — спрашивает Руслан, прийдя в себя после кратковременного замешательства. — На закупки у меня нет ни сил, ни желания.

— Я не знаю, — начинаю сомневаться, прислушиваясь к своему организму.

— Как это не знаешь? Ты же только что хотела селёдку?

— Я уже пиццу хочу, — в раздумьях кусаю губу. — Или нет. Луковые чипсы с сыром и шоколадную пасту. Да. Всё равно придётся заехать в супермаркет. Я там долго не задержусь. Обещаю.

— Маш…? — Рус задумчиво ведёт бровью, ещё пристальнее меня рассматривая.

— Да всё нормально со мной, — раздражаюсь, делая быстрый подсчёт.

Незащищённый секс был две недели назад. Приняла контрацептив. После Руслан предохранялся. О какой беременности может идти речь, если даже анализы её не подтвердили? А затем почти неделя разлуки. Не могли же мы зачать ребёнка на ментальном уровне! Боже, бред какой-то. Хоть и симптомы меня саму настораживают.

Отбрасываю эту нелепую мысль. На нервах и не такое бывает.

— Просто привычка, — поясняю. — Когда был наплыв клиентов в кафе, я ела то, что попадалось под руку. Без перебору. Это всё стресс, — выдыхаю, переводя взгляд в окно.

В нескольких метрах от нас, за пеленой летящих хлопьев снега, замечаю знакомую женскую фигуру в длинной норковой шубе. Таких в городе не купишь на каждом углу. Такую носит Нина Станиславовна.

Повиснув на плече мужчины, женщина едва перебирает ногами. Явно убивается горем. Поскальзывается. Едва не падает коленями в грязную жижу. Её подхватывает муж.

— Боже мой, это моя свекровь? — присмотревшись получше, узнаю её лицо. — Дай мне минуту.

Рванувшие в груди эмоции вынуждают меня выскочить из машины и броситься им навстречу. Наверное делаю это на инстинктах. Умом понимаю, что не стоит, что она причинила мне столько боли, но мне отчего-то становится их обоих жаль. Ведь у нас были и хорошие моменты. Не только плохие. А ещё рядом морг. И это срабатывает как триггер.

— Блять, Маша, постой! — в спину доносится недовольное рычание Исаева. Но как бы там ни было, я наверное обязана выразить соболезнования. Не знаю, что мной движет. Скорее всего общее горе.

***

— Роман Васильевич! — выкрикиваю я, подбегая и подхватывая свекровь под локоть, когда та едва не оседает на землю. — Держитесь, Нина Станиславовна. Господи, мне так жаль. Не знаю, как выразить сострадание...

Голос меня подводит. Становится сдавленным. Возникшее за грудиной напряжение затрудняет проходимость воздуха. Пекут лёгкие и глаза. Я плачу вместе с ними. Мне больно. Мне очень жаль Петра. Никак не могу поверить, что его жизнь так внезапно оборвалась.

— Не нужно, Мария, — бездушие свекра натянутой струной режет нервы. Он и раньше меня не жаловал любезностями, а сейчас и подавно. Окатывает жгучим презрением, будто ледяной водой. — Что тебе до нашего горя? Уходи. Пошла прочь.

— Не говорите так. Петя был моим мужем… — хриплю я дрожащим голосом, отходя от них на шаг.

— Мужем??? — свекровь вгоняет в меня полный ненависти взгляд. Я вздрагиваю, ощущая его убийственную мощь. Если бы она могла им сжигать, то наверное уже это сделала. Впрочем, кожа и без огня невыносимо горит. Так тяжко мне ещё не было. Хочется закричать на весь мир!

Господи, а как же я? Ведь она даже сейчас не чувствует своей вины. Не пытается раскаяться. Могла бы и не делиться со мной ошибками, но было бы достаточно уважительного отношения.

— Маша, в машину! — где-то на задворках сознания звучит приказ Исаева.

Я реву, захлёбываясь слезами, пока эта бессердечная с помутнённым рассудком женщина пытается меня растоптать и облить грязью.

— Дрянь! Да как ты смеешь о нём говорить, шалава деревенская! Ты! Ты…

— Тише, Ниночка, тише, — успокаивает её свёкор в попытке оттащить к машине. — Не стоит она твоих нервов…

— Подстилка олигарховская! — не унимается свекровь в промежутках между рыданиями. — Приживалка! Ты должна быть на его месте! Ты, а не мой сыночка! Говорила ему не связываться. Так нет же. Не послушал. И где он сейчас! Оставь меня, Рома! Дай я её задушу!

Вырвавшись из рук мужа, Авдеева бросается на меня, но не успевает вцепиться в горло. В последний момент Руслан встаёт между нами стеной. Крепкой и неподвижной. Способной выдержать любой напор.

Врезавшись в него грудью, свекровь теряет равновесие и плюхает задницей в грязный снег.

Я прижимаюсь к его спине, вцепляясь заледенелыми пальцами в мягкую ткань пальто. Дрожу, жалея о чертовом сострадании.

Зачем я к ним ринулась?

Нельзя проявлять слабость. Она губительна. Она разрушает человека как личность, превращая в ничтожество. Даже самое незначительное её проявление способно разрушить жизнь.

— Твари… какие же твари… — причитает Авдеева, поднимаясь на ноги с помощью мужа. Тот, угрожая Руслану судом, проклинает нас на чём свет стоит.

— Вы заплатите, оба! И отморозки, которых вы заставили звонить ему и требовать деньги! Все заплатите! Сволочи! Убийцы! Это ваших рук дело! Вы ему угрожали из-за этой дряни! А он бегал за ней собачонкой, словно гордость потерял. Словно обезумел. Мой сын никогда не напивался! Никогда не садился пьяным за руль! Вы его убили! Будьте вы прокляты! Нелюди!

— Бог дал, бог взял, — отсекает Руслан ровным безэмоциональным тоном, прерывая вой Нины Станиславовны. — Плата за грехи, — поясняет. — За нерожденных и убитых вами детей... ваших внуков...

Маша

Несколько дней спустя…

— Спасибо, Даша. Меня всё устраивает. Можете быть свободны, — вытаскиваю из сумочки конверт с деньгами и вручаю его стилисту. — Губы я накрашу сама. Ваш гонорар. Возьмите.

— Благодарю. Желаю вам счастья в личной жизни. Всего хорошего.

— До свидания, — провожаю мастера за дверь.

— Какая же ты красивая, Машка. Я тебе немножко завидую, — говорит Мила, как только девушка покидает номер отеля, в котором сегодня у нас с Исаевым состоится бракосочетание. — Белой завистью завидую, подруга...

Любая другая девушка на моём месте была бы безумно счастлива.

Со мной этого не происходит. Не могу я радоваться красивому наряду, шикарному банкету, гостям, которых я совсем не знаю, свадьбе, которой я, по правде, не хочу. Не сегодня. Не тогда, когда родной отец в коме, а бывший муж в морге. Это какое-то безумное стечение обстоятельств. Такого и врагу не пожелаешь.

Разве можно быть счастливым, переживая всю эту боль?

— Не стоит, Мила. Этот брак не имеет ничего общего с тем, о котором я мечтала в юности. Я не принцесса, а Руслан далеко не сказочный принц, — выдыхаю, поправляя на груди сдавливающее декольте.

Боже, мне снова нечем дышать. Жемчуг с пайетками раздражает кожу. Очередной мандраж с которым я не справляюсь. Из-за него кружится голова и слегка подташнивает. Скорее бы всё с себя снять и переодеться во что-то лёгкое и воздушное. Например в халатик. Завалиться в нём на постель и не думать ни о чём. Просто отключить мысли. Уснуть крепким сном…

— Машка, мне кажется, ты недооцениваешь Руслана. Не стоит копаться в его прошлом. Если бы ты для него ничего не значила, стал бы он от бывшей свекрови тебя грудью заслонять? Да хоть стычку с Андреем возьми. Видно же, что мужик ревнует не просто так, заботится о тебе, а это уже многое объясняет. Ну не всем дано красивые речи о любви толкать. Да и толку от них, если слова не закреплены действиями.