В небольшом помещении, расположенном на цокольном этаже дворца, было душно, многолюдно, а ещё пахло кровью, испражнениями и страхом. В углу висело стонущее тело, когда-то бывшее человеком. Рядом с ним стоял уставший Севастьян, который продолжал исполнять обязанности палача. Рубаха обозника изрядно пропотела, а тёмный фартук обзавёлся новыми пятнами. В эти моменты я стараюсь не думать о происхождении грязи, ибо всякое бывает.

Также в комнате находились писарь, глава экспедиции Вахромеев, Шешковский и Пафнутий, помогавший старому товарищу.

— Второй занемог и отдал богу душу, — будто прочитав мои мысли, доложил камергер, — Но наговорил он немало.

Перевожу взгляд на бледного Вахромеева. Оно и понятно. Не прошло и двух месяцев с его назначения руководителем экспедиции, как начался мятеж, тут ещё и покушение. А судя по задумчивому виду Шешковского, нас ждёт ещё немало неприятных открытий.

— Быстро и по делу. Меня мало волнуют подробности, — обращаюсь к тайному советнику.

— Это действительно покушение. Повар Степан Ивашкин четыре месяца назад был перекуплен неизвестными. Иуде пообещали триста рублей золотом и возможность уйти в Австрию, — правильно поняв мой взгляд, Андрей Николаевич пояснил, — Рекомый Степан из непримиримых староверов-беспоповцев. Он ненавидит нашу власть, но до этого спокойно работал более двух лет. По словам предателя, его семья уже сбежала за границу. Поэтому раскольник точно не заблуждался насчёт своей судьбы, и пошёл на преступление осознано. Он должен был подмешать яд в еду. Из-за того, что вы постоянно перемешались и обедали в других местах, старовер не смог совершить преступление вовремя. Вернее, ему приказали отравить еду две недели назад.

— Сам ты Иуда! Да и амператор ваш немчура пога… Ыыыыыы, — взвыл повар, после того как Севастьян ткнул его какой-то железкой.

— Лакея приняли на службу год назад. Ранее он работал в Зимнем дворце, но в штат, обслуживающий Ваше Величество, попал недавно. Он из людей Шувалова, — не обращая внимания на стонущее тело, ответил Вахромеев, — Скорее всего, концы идут к графу.

— Значит, Шувалов? — усмехнулся Шешковский, — Только погребами, винами, кухней и назначением слуг заведует обер-шенк. Я бы копнул в этом направлении.

Щека нового главы экспедиции предательски дёрнулась. Оно и понятно, когда тебя макают головой в нечистоты. Ведь всем известно, что Александр Шувалов, занявший место обер-камергера после смерти брата — человек пустой и трусливый. Граф точно не решился бы травить императора.

Но всё это пыль. Главное, что аристократы сделали свой ход и одним из главарей заговора является Александр Нарышкин. Впрочем, его участие во Фронде давно не секрет. Только в последний год это общество практически распалось и не представляло особых угроз. По крайней мере, так докладывали тайные службы. Кстати, надо уточнить важный момент.

— Где сейчас Вяземский?

Судя по вновь дёрнувшейся щеке, Вахромеев прекрасно понимает, что опростоволосился.

— Я виноват и готов понести наказание, — начал тайный советник, но был сразу мною прерван.

— Здесь я решаю, кто виноват. Отвечайте на вопрос.

— Князь четыре дня назад отбыл в имение родственника под Киевом. Он обещал присоединиться к вашему кортежу по дороге. Все дела он сдал, особых претензий к деятельности Александра Алексеевича не было. Вернее, мы пока ничего не нашли, — быстро ответил Вахромеев.

Значит, бывший глава Тайной экспедиции знал о заговоре, либо принимал в нём участие. Скорее всего, второе. Уж больно гладко всё прошло, и злоумышленники сохранили свои намерения втайне. Здесь налицо полный провал Седьмого отделения канцелярии, которая должна приглядывать за экспедицией. Да и люди Антона ничего не заметили. Хотя братец перед моей поездкой на юг докладывал, что ему не нравится сложившаяся ситуация. Слишком тихо, ещё и пропало трое его осведомителей. Тогда я не обратил внимания на его слова. Ведь доносчиков искали вполне открыто, так как аристократы давно почувствовали слежку. Здесь больше моя вина. Я успокоился и слишком много внимания уделял войне с Портой, позабыв про других врагов, в том числе внутренних. Ещё бы разобраться, что делала наша разведка, прозевавшая атаку шведов? И не замешан ли в заговоре глава МИДа Голицын.

— Нас сопровождает особый отряд полиции, в который входит несколько егерей и следопытов. Добавьте к ним своих людей, и пусть они догонят Вяземского. Он мне нужен живой, как и Мусин-Пушкин. Он ведь тоже исчез?

Смотрю на Вахромеева, который явно хотел провалиться под землю от стыда.

— Значит, отправьте второй отряд за нашим честнейшим инспектором, — с трудом сдерживаю усмешку, готовую преобразиться в злобную гримасу, — Выполняйте, Андрей Николаевич. И прекратите дёргаться, вашей вины в случившемся нет. Другой вопрос, что именно вы будете отвечать за поимку мятежников и предателей. Очень надеюсь, что более никто от нас не сбежит.

Выйдя на улицу, я вдохнул чистый воздух и повернулся к Шешковскому.

— Вы едите с нами. Надеюсь, Новороссия проживёт пару месяцев без пригляда. В дороге успокойте Вахромеева и преподайте ему уроки мастерства. Иных глав Тайной экспедиции я не вижу, и не время сейчас менять таких людей. Мы дружно обосрались, поэтому будем разгребать дерьмо вместе.

Некогда всесильный вельможа молча поклонился и отправился раздавать приказы.

— Необходимо запустить кортеж-обманку, а лучше два. Судя по серьёзным намерениям врагов, попытка отравления может быть не единственным покушением на вашу жизнь, — произнёс стоявший рядом Бабарыкин, — Тем более Вяземский знает, как работает охрана.

— Думайте, подполковник. Это ваша епархия, и я не собираюсь спорить.

Глава охраны подал знак, и к нам присоединились четыре человека, взявшие меня в коробочку. Я и не собирался спорить. Времена игр закончились, и нельзя совершать оплошности. Уж лучше я буду выглядеть глупо, чем мёртво.

Бабарыкин оказался прав — на нас напали. И это была не просто стрельба по движущейся карете. Заговорщики совершили две совершенно самоубийственные атаки на оба кортежа, включая обманку. При этом использовались самые настоящие бомбы, разорвавшиеся в нужное время. Для этого мятежники перекрывали движение поваленными деревьями и якобы сломавшимися телегами. Людей погибло очень много, что ввело меня в состояние бешенства. Сам я спокойно двигался верхом в арьергарде, окружённый всего лишь пятёркой охранников.

Наблюдая за жертвами и раненными в результате нападения, меня не покидало чувство, что я сплю. Это как надо ненавидеть, чтобы не жалеть себя и жизни других людей? Для меня многие обозники, слуги и охранники не последние люди. Я много езжу по империи, поэтому знаю почти всех по именам. Страшно смотреть, на молодого человека, которому взрыв оторвал ногу. Благо, если он выживет, и я обеспечу его будущее. Но ведь многие умрут от потери крови. К сожалению, мы не ожидали такого удара и не озаботились должным количеством докторов. Наши штатные эскулапы и так разрываются между пострадавшими.

Подъезжаю к группе людей, стоящих на коленях или лежащих на небольшой поляне. Вокруг стоят мрачные охранники, а Бабарыкин с Пафнутием только закончили допрашивать одного из нападавших.

Оглядываю пленников, многие из которых ранены или находятся в забытьи, но не испытываю к ним никакого сочувствия. Как раз наоборот, я запретил их лечить, приказав просто перевязать.

— Основным отрядом командовал Ефим Ласунский, поручик в отставке, — видя моё недоумение, подполковник пояснил, — Его старший брат Михаил, участвовал в заговоре Орловых и был казнён. Сам Ефим был изгнан из гвардии также за участие в мятеже, попал в штрафную роту, отвоевал прошлую кампанию, смыл позор кровью и дослужился до офицерского чина. Далее подал в отставку и служил секретарём в дворянском собрании Пскова. Среди восьмерых задержанные трое также родственники наказанных за участие в деле Орловых. Остальные — обычные офицеры в отставке и даже не служившие.