Я боялся, что буржуи выдумают что-то эдакое, дабы вывести самородков на чистую воду, но все было стандартно, все получили допуск, Микроб выдохнул с облегчением, и я тоже. Может, если бы я играл в основном составе, внимание к моей персоне было бы более пристальным, а так… Так отношение, как к бревну в проруби.

Там же была столовая. Поваров мы привезли с собой. Как я понял, перед каждым приготовлением пищи они должны проверять продукты. В город нас не выпускали, пресс-конференция была назначена на вечер тринадцатого, после игры.

В общем, близкого знакомства с Майами не получалось. Единственное, что мотивировало — Карпин после очередной изнурительной тренировки встал в середине раздевалки и объявил:

— Думаете, вы просто так к жаре привыкаете? Потому что так надо? А вот и нет. Если выиграете у австралийцев, вам организуют тур по заповеднику. А финальным аккордом — купание в океане.

И сразу задышалось легче. Словно брел по пустыне из последних сил, и вдруг на горизонте замаячил оазис… а дальше — золотистые пляжи, пенные волны, загорелые серфингисты… и серфингистки.

— Хочу поймать тунца, — мечтательно прошептал центральный защитник Коровьев. — Если выиграем, устроите нам рыбалку на катере? Настоящую! Чтобы поймать тунца.

— Тунца? Да тут знаешь какие групперы водятся? — хмыкнул Карпин, после чего воздел перст и проговорил: — Если выиграете! Вот «если» — тогда и поговорим.

Если коротко, развлечений, кроме тех, что мы себе придумали сами, не было, но мы не особо к ним и стремились. Каждый чувствовал себя студентом-отличником, прорабатывающим навыки перед защитой дипломной работы. Какие там девки! Какие пляжи! У нашей сборной — первая игра за долгое время, и вся страна… Весь мир на нас смотреть будет.

Все надеялись, что, раз уж мы в Майами, то посмотрим открытие чемпионата в числе зрителей, на стадионе. Но исключений для нас делать не стали, и сборная собралась в конференц-зале перед огромным экраном.

Что касается церемонии, мы ее ждали, как дети в цирке ждут появления клоунов. Раньше информация за железный занавес не просачивалась, теперь же, когда его приподняли, отечественные пропагандисты взялись за дело с особым усердием, и вместо солнечных лучей, которые должны были излиться из мира света в царство невежества, брызнуло коричневое.

Упор сделали на гендеробесии, выискивали самые уродливые его проявления, самых безумных фриков и демонстрировали как витрину психического здоровья западного мира, умалчивая о том, что люди в большинстве своем — нормальные.

Парни так поверили, что на западе сплошь фрики, что даже ставки сделали, кто на открытии скажет торжественную речь: лысая жирная женщина с татуированной башкой, которая считает себя мужчиной-геем; бородатый мужик с сиськами, в розовом мини, который считает себя женщиной, бородатый безногий карлик с пришитыми сиськами…

Все склонились к тому, что этой великой чести должен быть удостоен даун-гермафродит с полимастией, которое идентифицирует себя как оно. Причем оно должно быть черным, тогда оно вне конкуренции.

В общем, приготовились мы смотреть шоу из разряда «Самодеятельность завсегдатаев психлечебницы».

Конкретно я заранее испытывал чувство стыда, потому что это безобразие увидит и менее цивилизованный и особенный мир, например, СССР. Однако началось все более чем нормально. В центре стадиона появилась голограмма девочки-мулатки лет тринадцати в снежно-белом платье, похожем на свадебное, и с белыми цветами в волосах.

Мне подумалось, что это продукт нейросети, но девочка оказалась проекцией реального подростка, она вскинула руки вверх, как балерина, и запела непередаваемо-прекрасным голосом. Над головой девочки вращался голографический земной шар, который она придерживала левой рукой.

Голограмма девочки начала уменьшаться, уменьшаться, раз — и вот на ее месте осталась реальная девочка-подросток с микрофоном и продолжила петь. Земной шар опустился ниже, полетели космические корабли, и к девочке вышел…

Я протер глаза.

Вышел Илон Маск. Трибуны взревели. Илон поклонился и взял речь. Он говорил, что у каждого народа есть свои корни, США — особенная страна, куда все эмигранты принесли частичку своей родины, культуры, и чемпионат мира — то, что объединит целый мир.

Голограмма земного шара начала увеличиваться, опустилась на Маска, и на ней высветился СССР, Байконур, снова полетели космические корабли, грянула классическая музыка, появились балерины, уменьшились, заплясали вокруг Маска и девочки-ведущей.

Это были реальные люди, скрывшиеся в подтрибунном помещении. На земном шаре высветился Китай. На экранах появились бесконечные конвейеры, потом — улыбающиеся молодые люди в кимоно, которые начали показывать чудеса эквилибристики, и снова голограммы уменьшились до размеров обычных людей, стали живыми, исполнили шоу и убежали в подтрибунное.

Таким образом происходила презентация всех стран-участниц чемпионата. Маска сменил Дональд Трамп, президент Соединенных Штатов, после него выступили главы Мексики и Канады. Открытие, черт побери, было красивым! И адекватным. Даже стыдно стало, что плохо думал об организаторах.

— Похоже, многосисечного гермафродите не будет, — с некоторым сожалением сказал Кокорин.

— А ниче так нас встретили, — оценил Дзюба.

Большинство осталось разочарованным, как если пришли в цирк, а показывают балет.

— Байконур наш показывали! — улыбнулся Сэм так, словно Маск лично с ним за руку здоровался.

У меня появилось ощущение, что пройден важный рубеж, и вот прозвенел звонок, скоро откроется дверь и нас пригласят сдавать экзамен. От мысли об этом плечи свело. Да, я сижу на скамейке запасных, и от меня ничего не зависит, но от остальных-то зависит еще и как!

Ну а вдруг с Акинфеевым что-то случится? От собственных мыслей я поморщился. Нет, не от самих мыслей, а от того, что я надеюсь встать на раму ценой здоровья Игоря. Пора бы принять факт, что на чемпионате мне ничего не светит, вот начнется Лига Европы, вот там и буду блистать.

Перед отбоем нас собрал Валерий Кузьмич и повел себя странно: предоставил слово нашему врачу, совершенно лысому мужчине предпенсионного возраста, похожему на Лужкова из той реальности. Этот товарищ, звали его Евгений Витальевич Пронин, был одаренным, я думал, что он ответственен за безопасность, но оказалось, что это не так.

— Товарищи, — произнес он менторским тоном, и я поморщился, чувствуя, будто перышко прикоснулось к моему разуму, покосился на Микроба.

Федор, скривившись, сжал виски — у него от вмешательства разболелась голова. Интересно, Пронин мысли читает, выявляет неблагонадежных, или…

— Вся страна смотрит на вас, — продолжил он. — Я знаю, что вы волнуетесь, многие волнуются настолько, что рискуют провести бессонную ночь. Потому после того, как закончится собрание, советую выпить успокоительное. Оно не навредит вам, но расслабит и поможет заснуть. А утром вы проснетесь бодрыми, смелыми, полными сил и будете готовы к победе даже над самым сложным противником. Успокоительное ждет вас в номерах. Не забудьте его принять, пожалуйста.

Нет, он не читает мысли, он внушает. Расслабляет, чтобы мы нормально выспались, а не предвкушали всю ночь и выползли на поле уставшими. Никакого успокоительного нет, это просто чай или отвар мелиссы, но, когда мы выпьем это, активируется программа.

Пойдет ли на пользу такой вид воздействия? Не сделает ли одаренный хуже? Все-таки это вмешательство в мыслительный процесс, воздействие на волю, причем без разрешения парней. Согласились бы они впустить в свой разум чужака, позволили бы ему там хозяйничать, пусть все его действия и для их блага?

Сделалось неприятно, я увидел собственными глазами, насколько одаренные опасны для простых людей, с которыми могут сделать что угодно, а те и не заметят.

Посмотрев на Непомнящего, медик сел в зал к Бердыеву и Тихонову, к ним присоединился Валерий Кузьмич, а к нам вышел уж слишком собранный и не похожий на себя Карпин, толкнул речь, что за нами — Москва, нам надо только вперед.