Но, опять-таки, лаборатории не наши, и вполне возможна подтасовка фактов, потому что международный скандал принимающей стороне не нужен.

Вот так испортили нам радость победы. Ходи теперь и оглядывайся. Интересно, можно ли считать неудавшееся покушение на меня тем самым, от чего предостерегал Гусак? Вряд ли. Он говорил, что меня убьют в толпе людей, причем застрелят, зарежут или еще что, он не видел, как и не видел лиц тех, кто вокруг. Типа я падаю, они бросаются мне помогать.

Толпа людей была? Целых пятеро. Вот только планировалось, что упаду я, а пострадал Коровьев. Да и убили ли меня в видении? Я ведь просто упал, а что замертво — это он мог ошибиться.

Но все равно перестраховаться не помешало бы, мне надо подержать на руках своего первенца.

Бээровец освободился примерно через полчаса. Ну как освободился: озадачил подчиненных и шагал мимо нас, ожидающих в холле на первом этаже.

— Евгений Витальевич! — окликнул его я.

Врач остановился, шевельнул лысыми надбровными дугами. Я поднялся. Максат нервно сглотнул, вцепился в подлокотник.

— Что стряслось? — спросил бээровец, направляясь к нам.

Я покосился на Максата, который не мог разлепить веки, толкнул его локтем в бок. Он открыл глаза, вскочил и выпалил:

— Я не травил Саню! Так просто совпало.

— Что совпало? — насторожился врач, впившись в Тойлыева взглядом.

Чтобы Макс окончательно все не испортил, пришлось объяснять мне:

— Вчера ко мне в номер заходил Максат. Мириться хотел — у нас были разногласия. Приходил с бутылкой воды, такой же, из которой пил Коровьев.

— Она початая была, — затараторил Макс, и в его голосе проступил акцент. — Я ее потом унес. Можете меня на детекторе лжи проверить, я совершенно ни при чем!

— Макс не виновен, — добавил я.

— Доказательства? — осторожно спросил Евгений Витальевич.

— Просто поверьте, что это так, — сказал я с нажимом.

— Доверяй, но проверяй, — проворчал бээровец. — Тойлыев, идем, поговорим.

Макс умоляюще посмотрел на меня и побрел, как на заклание. Витальич — суггестор, он быстро выведет Макса на чистую воду. Вот только насколько его воздействие опасно для психики Макса? Или обойдется без последствий, он расскажет правду типа по собственному желанию и пойдет восвояси?

Только сейчас до меня дошло, какой же я везучий! И сборной нашей повезло. Вот только кто принес бутылку в мой номер? Очень не хотелось верить, что — свои, соблазнившись деньгами и американским гражданством.

За Макса я переживал зря: от бээровца он вышел довольный жизнью и собой, поблагодарил меня, сказал, что я нормальный парень, и зря он меня подозревал во всех смертных грехах.

Но вопрос, кто принес мне отравленную воду, остался открытым. Пока безопасники просматривали записи с камер, врач собрал нас всех и провел типа лекцию, что такое ботулотоксин, как он влияет на организм человека и чем опасен. У меня волосы зашевелились на голове: это я должен быть на его месте! И Рины нет, чтобы помочь организму исцелиться. А сам я за неделю не факт что смогу привести в норму нейроны. Да и вообще не факт, что смог бы в таком состоянии пробудить внутренний огонь. Бээровец добавил также, что Коровьев в больнице очень надолго.

Судя по меняющимся выражениям лиц, до этой лекции парни и правда не знали, насколько опасен ботулизм. Закончил Евгений Витальевич завуалированным внушением:

— Так что, парни, если кто-то что-то видел или знает, настоятельно рекомендую обо всем мне рассказать, пока служба безопасности делает свою работу.

Микроб зашипел, потер висок — на него внушение не действовало, потому что он был «моим» самородком. Футболисты запереглядывались, загудели. Желающих публично покаяться не нашлось.

Сидящий позади меня Кокорин встал и сказал:

— А что мы? У нас нет ключей от номеров друг друга. Надо отравителя среди персонала искать.

Я его дополнил:

— Ищите тех, кому выгодно. Чтобы мы проиграли в финале, выгодно всем. Могли подкупить кого-то из персонала, горничную, например. У них пересменка уже закончилась, и подозреваемая ушла домой, а те, что работают сейчас, само собой, ни о чем не догадываются.

— Нельзя исключать, что это специальная горничная, — поддержал меня Микроб и добавил полушепотом: — Завербованная заранее, или вовсе агент ЦРУ или чего-то такого.

Врач сморщился и мотнул головой.

— О чем вы говорите? Где ЦРУ и где футбол! Спасибо за внимание, передаю слово Валерию Кузьмичу.

— Где он? — завертел головой Денисов, в зале присутствовал только Карпин, он и направился к трибуне.

Бээровец продолжил:

— Напоминаю: ничего в номерах не есть и не пить. Ни фрукты, какими бы они соблазнительными ни казались, ни воду или сок. Питаться строго в столовой.

Когда он закончил, слово взял Карпин, поглядывая на наручные часы, именные, такие же, как у меня, с автографом Горского:

— Полностью согласен. Не брать дурного в голову, а подозрительного — в рот.

Донеслись смешки.

— Валерий Кузьмич будет через несколько минут, — продолжил Валерий Григорьевич. — Подождите немного. Надо согласовать с безопасниками, что рассказывать журналистам, чтобы не настроить против себя принимающую сторону. Или, наоборот, будем бить во все колокола. Как решат, так и сделаем, а пока — не расходимся.

Футболисты разбились на группы, так, группами и сидели, делились предположениями.

Позади Денисов говорил Дзюбе и Кокорину:

— Нельзя этого так оставлять! Надо возмущаться на весь мир! И судейством, и отравлением. Мыслимо ли — ботулизм! Откуда ему взяться, когда все проверяется?

— Я бы тоже поднял шумиху, тогда бояться будут гадить в открытую, — поддержал его Кокорин.

Дзюба потирал подбородок и качал головой.

— Так-то оно так. Но получится голословный наезд, доказательств-то у нас нет! За руку никого не по… — Он смолк, увидев Непомнящего, Бердыева и Тихонова, идущих к трибуне.

Я был уверен, что виновного не найдут. Таинственная горничная просто растворится — или в кислоте, или в ноосфере, поскольку ее личность фиктивна. А ведь горничные вовсе не попадались нам на глаза: убирали в номерах, пока нас нет, и не отсвечивали.

И раз за нас взялись всерьез, значит, стали считать сильным соперником, и теперь на снисходительность судий рассчитывать не приходится. Вспомнилась информация о туре наших динамовцев по Англии, когда питаться им приходилось в посольстве. Значит, имела место не паранойя, а предусмотрительность, как и то, что мы привезли с собой целую лабораторию, и к приготовлению продуктов чужие не допускаются.

Большие деньги — большие риски.

— Попрошу тишины, — разнесся по помещению спокойный голос Валерия Кузьмича, и все смолкли.

— Здесь мы можем разговаривать откровенно, — начал он. — Имела место попытка отравления нашего вратаря с целью устранения его с футбольного поля. Без Нерушимого мы вряд ли выиграем, и они это знают. Саня?

Все посмотрели на меня, шепот зашелестел, как листья на ветру. Я распрямил спину, всем своим видом показывая: слушаю. Говорите.

— Огромная к тебе человеческая просьба: будь осторожен. Ты незаменим, команда на тебе держится. Если заметил что-то подозрительное — сообщай начальнику службы безопасности, Аркадию Викторовичу.

Я кивнул. Аркадию, ага. Викторовичу. Ну ладно, делайте вид, словно не знаете, кто тут настоящий безопасник.

— Тень странная промелькнула — говори. Кто-то посмотрел косо — говори. Хоть и понятно, что попытки тебя устранить не повторятся, просто побоятся это делать, поняв, что мы начеку, я запрошу усиленную охрану.

Вот теперь стало по-настоящему жутко, и предсказания Гусака заиграли новыми красками. Почувствуйте себя свидетелем преступления, в котором замешана мафия. Хуже того, я знаю, что если захотят меня убрать, никакая охрана не поможет. Я не президент, чтобы снайперов на крышах расставлять.

— Я и так осторожен. Но теперь удвою усилия, — уверил его я.