Майами-Бич… Золотистый песок, где грели бока Факеры, вел следствие Эйс Вентура, где боролись с наркоторговцами «Плохие парни» и снималась «Полицейская академия».

Символ красивой жизни, американской мечты. Красотки в бикини, загорелые серферы, отпечатки стоп тянутся к морю, и солнечная дорожка дробится волнами…

Так, нет, солнце тут не садится, а восходит. Значит, пусть будут веера пальм на фоне пастельного рассвета. Летние кафе, и ветер треплет белые занавески. Негр в белом цилиндре за роялем… Залитые неоном ночные улицы. Туристический, полный жизни и полуобнаженных тел Оушен-драйв…

Так это виделось Звягинцеву, а как окажется на самом деле…

Парни прилипли к стеклам двухэтажного автобуса и смотрели на город сверху, на прямую дорогу, на пальмы и неизвестные тропические растения, выстроившиеся у дороги и машущие листьями, как провожающие кумиров фанаты. Зелени тут, конечно, море. Колышущееся зеленое море.

Но прежде нам предстояло посетить заповедник. Мне представлялось путешествие на катерках по реке с аллигаторами, где вдоль берега стоят розовые фламинго и возвышаются тропические деревья, по которым вьются всякие лианы, где притаились питоны, караулящие беспечных обезьянок. Хотя нет, обезьянки и питоны — это из другой части шарика. Здесь, скорее, аллигаторы и… Кто еще? Еноты и косули?

Каково же было наше удивление, когда автобус остановился возле забора в зоопарк. У входа сидел огромный синий попугай со светлой грудкой, с которым можно было фотографироваться бесплатно. Улыбчивая смуглая девушка отсыпала нам птичий корм и принялась раздавать всем желающим. Рядом с ней предлагал подержать маленького аллигатора смуглый и улыбчивый латинос с золотым зубом.

Денисов вертел головой по сторонам, и глубокая межбровная морщина говорила обо всем без слов.

— Им точно сказали, что мы — взрослая команда? — проворчал Акинфеев.

Кокорин, поджимавший губы, расхохотался, хлопнув себя по ляжкам.

— А-ха-ха!Ладно бы казино. Ладно — бордель. А нас привезли к макакам! А-ха-ха. И че нам с ними?.. А-ха-ха!

Тренерский состав был тоже малость удивлен, особенно — Карпин, который хуже остальных умел контролировать гнев. Наверное, всех ввело в заблуждение слово «заповедник».

Сэм же, широко улыбаясь, принялся кормить и чесать попугая. Тот был сыт, но с удовольствием подставил голову для чесания.

— Какой красавец! — Девушка посадила попугая на плечо Самату, но птица перелезла на голову, растопырила крылья.

— Ща нагадит, — предостерег Микроб.

— Пятнадцать человек на сундук мертвеца! — сказал Джикия.

Зиньковский предложил:

— Давайте уже скорее все посмотрим, и — на море.

Одно большое разочарование. Сафари-парк в Крыму и то интереснее и больше. Тут ни жирафа, ни слонов. Пара аллигаторов в мутной воде. Тигры и лигры попрятались.

Зато впечатляло изобилие птиц.

— Групперы вот такие, ага, — ворчал Коровьев. — Лучше бы на рыбалку поехали на яхте хоть на час!

Зоопарк мы обошли за полчаса, смуглая девушка-гид предложила пообщаться с лемурами, но никто, кроме Сэма, не захотел, а семеро одного не ждут. Сфотографировались с диковинными растениями, на фоне розовых фламинго, с попугаями. Потом чуть ли не наперегонки побежали к автобусу, и нас повезли на пляж.

Мне думалось, нас привезут на дикий берег с минимумом пляжников, но, видимо, принимающая сторона решила познакомить нас с величием города, примыкающего к Майами и расположенного на песчаной косе, где громоздились разнокалиберные высотки. Исторический центр Майами-Бич возник в начале двадцатого века и напоминал районы Турции со старыми отелями, никакой величественной архитектуры, как в Лондоне, Москве или Питере, то есть Ленинграде, тут не было. Обычный колонизаторский городок, выстроенный испанцами и их потомками.

Просто полоска суши, заставленная шезлонгами, песчаный пляж и дома, дома, дома. Они располагались и в заливе на островах, и на самой косе. Сам собой возникал вопрос, как это все не затапливает? Волнами не захлестывает?

Никто специально не огораживал для нас участок пляжа, как сделали бы для высоких гостей в нашей стране. Автобус остановился в городе, а мы толпой направились к морю, жадно вдыхая насыщенный йодом воздух, фотографируя лазурную полоску воды на фоне пальм и причудливых плотных облаков, похожих на кораллы.

— Море! — крикнул Самат и побежал вперед.

— Это океан, дубина! — воскликнул Кокорин.

Я бы и сам побежал, но помнил предупреждение Гусака и старался держаться в группе.

Раздевалка нам не понадобилась, все уже были в плавках. Кто-то сбросил одежду и ринулся в воду, кто-то озирался, надеясь увидеть фигуристых красавиц, каких показывают в голливудских фильмах, но люди тут были самые обычные, в основном плотные, с животиками. Если сравнивать с любым нашим пляжем, контингент отличался только цветом кожи.

Море волновалось, небольшие волны с легким шипением накатывали на берег, кричали дети, молодежь играла в волейбол.

— Океан-макеан, твою мать! — заорал Сэм и с разбега плюхнулся в воду, нырнул, но вынырнул быстро, весь перекошенный, и давай ругаться по-казахски, тереть глаза. — Шешен ам!

— Че такое? — насторожился Топчи, который уже сунул ногу в воду.

— Щиплет! Ща глаза вытекут! Блин, наше море лучше!

Ну да, соленость повыше, чем в Черном, без очков больно нырять. А еще в плавках была только наша команда, местные все купались в шортах по колено. И вспомнился рассказ знакомого, который много где побывал, что в привычных нам плавках купаются в основном геи, но на нас никто не таращился, кроме трех зрелых женщин.

Ну еще бы, целая толпа атлетичных мужчин привалила! Все белые, один краше другого. Как там в песне поется? Дождь из мужиков. Сейчас сюда начнут стягиваться одинокие дамы со всего побережья.

Тренерам, может, и хотелось освежиться, но в воду полезли только Тихонов и Карпин.

Микроб, раздеваясь, кивнул на развевающийся фиолетовый флаг над спасательным постом.

— Это что значит, а?

Раньше я не сталкивался ни с чем подобным, иначе запомнил бы.— Неграм купаться опасно, — пошутил Топчи и сам посмеялся со своей шутки.

Я отплыл от берега метров на двадцать, полежал на спине, глядя в небо. До чего же красиво! Перевел взгляд на берег. Действительное не оправдало ожидаемое, но все равно красиво.

Рядом рассекал морскую гладь Коровьев, его лицо было таким сосредоточенным, будто он поставил цель загонять группера, а скорость была близка к крейсерской.

Обплыв вокруг меня, как акула, он погреб дальше. Плескались волны, шлеп-шлеп-шлеп — ударяли о воду руки Коровьева. Есть ли тут акулы, и какие? Только я попытался оживить это памятью, как Коровьев, уплывший на приличное расстояние от берега, вскрикнул, выругался.

Я перевернулся, нашел его взглядом, акулий плавник не обнаружил и собрался успокоиться, но Коровьев, шипя и матерясь, как ломанулся к берегу! Казалось, за ним тянется пенный след, как за катером.

Все уставились на него. Выскочив на песок, он завертелся волчком, растирая красную кожу на бедре. Я вылезать из воды не спешил.

— Медуза, падла! — пожаловался он. — Стреканула, блин. Они тут ядовитые? Жжет!

Он потер горло, выпучив глаза, и Микроб рванул за спасателем. Это был накачанный парнишка с дредами, как из фильма. Причем он бежал так, словно Коровьеву могло что-то угрожать.

Я вместе с остальными вышел на берег, мы столпились вокруг Коровьева.

— Я читал, что от медуз парализует дыхательный центр! Судороги и смерть!

Спасатель принес с собой аптечку, открыл ее, кивнул на флаг и затараторил на неважном английском, я тотчас перевел:

— Он говорил, что фиолетовый флаг предупреждает отдыхающих о наличии лунных медуз. Они не смертельны, но их укусы неприятны, и может начаться аллергия, сейчас он смажет ожог, и все пройдет.

Парень поболтал флакончик, открыл его, и в воздухе остро запахло спиртом. Парень все тараторил:

— Я смазываю антигистаминным. Теперь место ожога нельзя. Завтра все пройдет, не волнуйся.