— Почему ты решил стать футболистом? — крикнули из-за спин.

— С детства нравилось играть в футбол. Оно ведь как… Реализоваться может только тот, кто занимается любимым делом. Да, мне говорили, что это глупость — мяч гонять. Но я не послушал никого и вот, счастлив. Кстати, хочу сказать всем, кто меня сейчас слышит: никого не слушайте, не бойтесь нехоженых троп, делайте то, к чему лежит сердце.

— Твой английский очень неплох. Как у тебя на все хватает времени?

— У меня отличная память, и мне нравится учиться. Только выучив язык, можно понять народ, который на нём разговаривает.

Одни журналисты сменяли других, минут через пятнадцать вопросы стали повторяться, и я заскучал, к тому же закружилась голова, и язык начал заплетаться. Подняв руки, как когда сдаются, я сказал:

— Извините, мне пора уходить. Я очень устал и перенервничал.

В сопровождении охраны я двинулся к подтрибунному, но вереница журналистов потянась следом, пытаясь перерезать пути к отступлению. В ушах звенело, перед глазами начало двоиться. Навстречу устремился врач, и вдвоем мы прорвались в подтрибунное.

— Хотят медосвидетельствование, — отчитался он уже там и уставился требовательно.

— Спать. Потом — что угодно. — Я зевнул. — Когда они хотят?

— Сразу после торжества, — проворчал он. — Уговорить и перенести на завтра не получилось.

— Позовите сюда Хотеева — мне он нужен на пару слов.

Бээровец не дурак, он понимает, что нужно тянуть время, и наверняка сказал об этом Валерию Кузьмичу. А вот про Микроба ему знать незачем. Хотя не исключено, что, наблюдая за нами, бээровец заметил, что после экстренных нагрузок и спортивных подвигов мы ведем себя одинаково, и обо всем догадался.

Мы вошли в раздевалку, я улегся на софу, и меня как будто выключили.

Казалось, только сомкнул веки — и меня тотчас растолкали. На такой же софе протирал глаза Микроб, зевал во весь рот. Ага, ему дали поспать — хорошо.

Бээровец был тут же, как и весь тренерский состав.

— Не дают нормально отметить, собаки сутулые, — ворчал Карпин.

— Мы выиграли — значит, завтра экскурсия? — спрашивал Кокорин у Непомнящего.

— Лос-Анджелес! — мечтательно закатил глаза Сэм. — Голливуд!

— Завтра, — сухо ответил главный тренер и повернул голову к двери. — Готовы? Медцентр находится здесь же, никуда ехать не надо. Давайте, парни, побыстрее, нас уже заждались.

— Что вообще за фигня⁈ — возмутился Макс, стоящий рядом со мной. — Нас же утром проверяли!

— Они думают, что у нас есть волшебные таблетки, ускоряющие метаболизм и расширяющие сознание, — предположил Тихонов. — Иначе зачем?

Я обратился к Максу Тойлыеву:

— Ты беспокоился, что меня взяли в команду. Все эти процедуры — чтобы ты не переживал.

«Луддит хренов», — додумал я, сел на диванчике, потянулся и спросил:

— Сколько я спал? Который час?

— Полчаса ты дрых, — ответил Карпин. — Уж подумал, что ты впал в кому. Парни на ушах стояли, а тебе хоть бы что. Ну а времени — полседьмого.

То есть способности я применял полтора часа назад. Успел ли прийти в норму мой организм? А что, если нет? При мысли об этом кишки скрутились в тугой узел. Вот обидно будет, если нас дисквалифицируют!

В середину помещения вышел врач и объявил:

— У вас возьмут анализ жидкостей — как всегда. Но прежде, чем снять энцефалограмму, введут вас в состояние сна.

— Зачем? — возмутился Дзюба. — Делать им больше нефиг?

Я отлично понимал зачем: они подозревали, что одаренные научились приводить сознание в норму, а во сне никакого контроля нет. Каким будет результат?

— К сожалению, они имеют право потребовать это от нас.

Толкаясь и перешучиваясь, сборная СССР, точнее, футболисты, которые были в поле, направились к выходу. Знали бы они, под какой угрозой наша победа! Я замыкал шествие. Помня, что тут везде камеры, я держался браво, Микроб — тоже

Если аппарат в медцентре один, у меня будет много времени, чтобы выспаться. Если их несколько — пиши пропало.

В коридоре нас ждал тот негр, что подходил к Непомнящему, жестом повел за собой. Мы прошли метров двадцать, затем несколькими партиями спустились на стеклянном лифте на нулевой этаж, где пахло дезинфицирующим средством. Еще коридор, поменьше, и сопровождающий остановился возле двери, где зеленым светилась сенсорная панель. По обе стороны от нее стояли две софы, на одну рухнул я, на другую — Микроб.

Микроб скрестил руки и проворчал:

— Если нас насильственно усыпят, то любой может сделать с нами все что угодно? В свете последних событий, я не согласен.

— А придется, — развел руками Карпин.

— Все будет в нашем присутствии, — уверил его Бердыев, постучал в дверь, и она распахнулась навстречу.

Из последних сил поднявшись, я заглянул в кабинет и заметил три кушетки, вероятно, для сна. Час точно можно дрыхнуть. Авось восстановлюсь.

Бээровец указал на бодрых Кокорина, Дзюбу и Топчи.

— Вы пойдете первыми. — И обратился по-английски к медикам: — Сколько длится процедура? Стандартно час?

Ответили утвердительно, но пообещали сделать все поскорее.

— Что⁈ — воскликнул Сэм. — Я пойду! Не хочу тут тухнуть два часа!

Руслан Топчи растопырился в проходе.

— Ну уж нет!

Пропустив Кокорина и Дзюбу, он закрыл дверь, и загорелся красный индикатор. Я сомкнул веки и провалился в сон, успев подумать: «Хорошо, хоть коктейли выпил. Только бы обошлось без подвоха…»

Разбудили меня крики. Вышла первая партия испытуемых, и за право войти в кабинет сцепились Сэм, который уже не хромал, Денисов, Джикия и Андрей Хо. Бээровец указал на Тюкавина, меланхолично сидящего на дальнем диване, и спокойного Дивеева. Первым затих Хо, и отправили его, а я снова заснул и проспал до того момента, когда остались только мы с Микробом.

Переглянувшись, мы направились на обследование.

На кушетке я позволил подсоединить электроды и с удовольствием заснул, а когда открыл глаза, посмотрел на врача, которая следила за моими показателями на мониторе. По ее лицу ничего нельзя было прочесть, но удивления или озабоченности она не выказывала, а эмпатию я включать поостерегся.

— Норма? И стоило портить ребятам настроение? — на неважном английском проговорил Валерий Кузьмич, карауливший нас.

— Да, все в порядке, — улыбнулась врач.

Теперь — медленно выдохнуть, как будто не было волнения. Вот сейчас — точная и стопроцентная победа! Я хлопнул по ладони заспанного Микроба, тот зевнул, глянул зверем и клацнул зубами.

— Так жрать охота! Сейчас тебя съем!

— У меня мясо жесткое, — я отпрыгнул в сторону, подыгрывая ему.

На выходе меня накрыла волна радости — теперь уже повторно, и главное — были силы для сильных эмоций. В сопровождении Кузьмича и негра в белом мы направились по коридору.

Главный тренер сказал:

— Надеюсь, вы не в обиде, что парни уже празднуют? В ресторане гостиницы накрыт стол и организована прямая трансляция…

— А когда можно поговорить с родными? — спросил я. — Времени-то одиннадцатый час!

— На это у вас будет целая ночь, — обнадежил меня он. — Кстати, удалось договориться, чтобы организовали мост с твоей женой.

Вот теперь меня накрыло и понесло-о-о. Хотелось бегать вокруг Непомнящего и скакать.

Когда поднялись на первый этаж, где подтрибунное, нас ждали два наших охранника и трое полицейских, которые сопроводили к черному «бусику». Меня он насторожил: в голливудских фильмах на таких рассекали в основном плохие парни. Потому прежде, чем залезть в салон, я обратился к водителю и охраннику:

— Привет, парни! Надеюсь, вы не болели за итальянцев и не будете нас убивать?

Они переглянулись и засмеялись, а мне стало ясно, что их намерения чисты.

— Привет! — сверкнул зубами молодой чернокожий водитель. — А правда, что специально для вас будет петь Билли Айлиш?

— Кто это? — спросил Микроб.

Действительно, откуда рокеру из СССР знать Билли Айлиш? Он предпочел бы кого-нибудь из классики рока, а я помнил ее из той реальности. Заводная девчонка с зелеными волосами.