Чтобы играть так, казалось бы, легко, надо пролить море пота на тренировках. Сан Саныч нас выжимал и высушивал. И вот, мы готовы! А они, приезжие эти, нет!
Атака за атакой — все на ворота «Рейнджеров». Вратарь скакал в рамке… Грамотно скакал, кстати. Потому мы забили только два гола, хотя могли бы — больше.
Но игра не останавливалась, и наши орлы носились, как электровеники, по всему полю. Какой там английский прессинг? За ними просто не успевали!
Микроб очухался после того столкновения, побегал, показал, что готов, и вдруг рванул от центра поля почти по бровке. Просто так рванул? Но есть же правило — видишь, как свой делает кросс — дай на ход! И ему дали! Вот он добежал до лицевой линии, резко свернул, пропуская тяжелого защитника, переложил мяч с ноги на ногу, перепрыгнул другого, стелющегося в подкате, неожиданно оказался почти возле штанги и вдруг не отдал пас на набегающих напов, а с острого угла — хлоп в «домик»! Промеж ног вратарю! С острого угла! А-а-а!
3:0! Игра сделана!
Еще покатали мяч, еще несколько раз полузащитники пытались вырваться и пробить — всем захотелось отметиться в протоколе. Еще несколько штрафных и угловых, на которые бегала почти вся моя защита.
И свисток. Перерыв.
— А-а-антракт! — громко крикнул комментатор под радостный рев трибун.
Да, антракт. Как в хорошем театре на классном спектакле.
— Ну вот, говорил же я, что вы умеете и можете! — подбадривал нас Сан Саныч в раздевалке. — Так держать! Но только не расслабляться! И это особенно тебе, Саня. А то еще и ты побежишь атаку.
Посмеялись, потолкались шутейно — и снова на поле.
Какой же контраст был между смеющимися нашими и мрачными шотландцами, что еле передвигали ноги!
Но их настропалили, похоже, взгрели. И с первых минут второго тайма они кинулись вперед. Пусть не отыграться, но хотя бы забить гол престижа!
И тут же шотландцы были разорваны на мелкие тряпочки нашей массивной контратакой. Массивной — это когда вырывается вперед не самый быстрый и даже не пара, а вся линия нападения и полузащиты, чуть не в шеренгу выстроившись, несется на ворота, передавая мяч короткими передачами от боковой до боковой.
Страшное дело! Красивое дело! Кто будет бить? Как догадаться? На кого выходить?
Три оставшихся сзади шотландских защитника отступали и отступали — что им еще делать в такой ситуации? А наших — пятеро! И это огромный перевес.
Удар! Это Сэм. Штанга. Но мяч отскочил в поле. Удар! Кто-то из полузащиты по летящему мячу. Вратарь в падении отбил мяч… В поле! Удар! Рябов оказался впереди всех. Именно там, где положено быть при добивании. Ворота пусты. Вратарь лежит. Мяч вздымает сетку — гол. Не гол — голище!
Четыре! А-а-а! Мужики!
Микроб делает сальто с места. Ряба едет по газону на коленях к трибунам. Стадион ревет!
Все. «Рейнджерс» слился. Сдались гордые шотландцы, все, кроме вратаря, и его старания вызывали уважение. Если бы не он, мы могли и еще забить! И не один гол!
И вот свисток, конец матча. Шотландцы упали, кто где стоял, а наши пробежали круг почета под аплодисменты стадиона. Нашего стадиона!
Как на удачной премьере, зрители нас не отпускали, и пришлось сделать еще один круг — на бис! Ведь где-то среди них Рина, которую Ольга Владимировна подстраховала с ребенком. Я всматривался в трибуны и не видел ее. Ничего, главное, что она меня видит.
В душе, куда пошел в числе последних, я услышал радостный рев парней. Выбежал, обернувшись полотенцем, и получил струей шампанского в глаз. Выругался, побежал умываться, и знакомым голосом, произнесли:
— Саня, да ладно тебе, не злись!
Голос этот принадлежал футболисту не из нашей команды. Не может быть!
Силуэты все еще расплывались, но вскоре зрение вернулось, и я увидел Кокорина, Дзюбу и Карпина.
— Вы мне точно не кажетесь? — спросил я, и Кокорин прицелился в меня бутылкой шампанского.
— Повторить? — улыбнулся он.
Мы обнялись.
— Изучаем тактику противника, к чемпионату СССР готовимся, — проговорил Карпин. — Сильны, чертяки! Красиво сыграли.
— Да болели мы за вас! — сказал Дзюба, пожимая мне руку.
Я прошел к своему шкафу, услышал пиликнувший телефон, прочел сообщение от Погосяна: «Красавцы!»
Благодаря Рине Мика быстро шел на поправку, удивляя врачей, и у него были все шансы вернуться в большой футбол. Я обернулся, глянул на братьев по сборной, которые радовались так, словно это они только что выиграли.
Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Впереди длинная, возможно, о-очень длинная жизнь, полная забот, опасностей и ответственности. Сколько живут самородки? Никто не знает. Что нас ждет? Тоже вопрос без ответа. В одном я окончательно убедился: надо оставаться человеком, что бы ни случилось. Не изменив своим принципам, я получил все, о чем мечтал, и даже больше.
Я счастлив и уверен, что все у меня только начинается.