Нет, все равно чудно. Там, в Нави, все было таким настоящим, и лес навный, и она, и Венко, и волки, и кот, и кровь из раны Венко лилась самая настоящая, живая и теплая. Зато теперь, после пробуждения, та реальность отодвинулась, заслонилась реальностью явной, настоящей, и если бы кто-то взялся убеждать Вельку, что то, в Нави случившееся, был просто сон, она бы могла и поверить…

Вот Венко — откуда ему было там взяться? Однако взялся же. А кот, в клети лесной живущий, на поляне, где почему-то мышей нет? А можно ли ему уходить с поляны той, бедному? Скучает один без хозяйки, Вельку вот звал к себе жить и хозяйничать. Об этом только и сказать: и приснится же такое!

Полог шатра качнулся, впуская Чаяну. Она бросилась к Вельке, обняла:

— Сестричка милая! Проснулась наконец! Третий день ведь пошел, как спишь. Знахарка велела не будить, вот мы и стоим на месте, ждем. Все ли ладно с тобой?

— Третий?.. — Велька удивилась. — Все, все ладно, что со мной сделается! А Ириней как?

Это было важней всего. Не зря ли она ходила на ту сторону, удалось ли дело?

— Лучше ему! — сестра улыбнулась. — Он тоже спит. Знахарка обещала, что поправится. Может, и он теперь проснется, раз ты проснулась?

Сама сестра исхудала, под глазами легли густые тени — и ей непросто дались эти дни. Вельке, может, не в пример легче пришлось, тем более что с Венко вдвоем.

— Я ведь не хворала, как он, — напомнила Велька, — ему, наверное, дольше придется силы собирать. Но это не страшно.

Венко. Вспомнился он так, словно только что за руку держал — такой, каким был в Нави, в коричневой рубахе, с бусиной в волосах, с поясом не то воеводским, не то княжеским. И как горячо уверял ее, что добровольно не стал бы ничего скрывать, и просил подождать до Карияра.

Все правильно. Взять их с Чаяной братьев, Велеславичей, — разве они могли бы не сдержать обет, любой, даже данный не в святилище? Нельзя, за это боги накажут. Служит Венко кариярскому князю и его волю исполняет. Только почему он не в их обозе едет? И как же именно князю служит? А что не купец — конечно, нет, в этой байке Велька уже точно разуверилась.

А впрочем…

Венко ведь проговорился, что одежда на нем в Нави оказалась не та, что наяву была, то есть не было у него наяву ни бусины, ни пояса такого, и даже меч — хоть его, да дома оставлен. Показала Навь совсем другого Венко — а какого? Истинного, настоящего, или того, что был когда-то, или того, каким он станет? Как правильно толковать в Нави увиденное, и есть ли оно, единственное правильное толкование?

Посоветоваться бы с опытной волхвой, чтобы разъяснила, помогла, а то ведь голова кругом, и только…

— О чем, сестричка, задумалась? — Чаяна тревожно заглядывала ей в лицо.

— Вспомнилось, — Велька улыбнулась, — у меня там помощник был, вот без него бы было плохо.

— Помощник, — вскинулась Чаяна, — уж не сам ли Ириней там был?

— Нет, что ты!

— Велюшка, сестричка, — Чаяна вдруг, всхлипнув, стиснула ее руки, — ты ведь простишь меня? Ты ведь не считаешь, что я со зла тебя извести хотела? Да с чего бы мне?.. Не хотела, видят Боги Светлые, и в голову бы не пришло! Знала бы, что зло такое в том наузе, тотчас бы выбросила! Сказали… только приворожить да отсушить можно. Я только… я думала, просто отсушить… прости. Тяжко мне было видеть, как он с тебя глаз не сводит. Там ведь и без отсушки можно было завязывать, да я… будто разум потеряла! Думала, лишь он тебя позабудет, так сразу меня и полюбит, куда ему деваться? Но чтобы тебя губить… или его… нет! А вышло вот… как же теперь? — Она плакала, слезы катились по щекам, похожие на так любимые ею хрустальные бусинки.

— Ну же, не плачь, сестрица, не надо, — Велька обняла сестру, погладила по волосам, — не плачь, кончилась беда, все хорошо будет. Я знаю, что ты не со зла. Правду сказать? Обидно мне только, что ты про приворот скрыла, мне не поверила. Силу ведь любой приворот тянет, без этого никак! С кого-то живого, или… — Велька испуганно замолчала, сообразив, что чуть не помянула всуе саму бездну, тьму черную…

Оттуда, если умеючи, тоже можно силу тянуть, только не всякому такое дано, и платить за эту силу так приходится… лучше и не думать лишний раз.

— С живого, — повторила она, — а с кого живого ни возьми, за это всегда своя плата положена.

— Поняла я, — закивала княжна, — больше никогда-никогда! И видеть не захочу, и даже думать не стану! Вот приедем в Карияр, пойду сразу в Ладино святилище, молиться буду хоть сколько, пока знака не будет, что прощена я. Жертву принесу большую, да хоть на все мое приданое! Я ведь и перед тобой в долгу, сестричка! Все, что захочешь, скажи только — и будет твое. Мне для тебя ничего не жалко!

— Не надо, что ты! — Велька даже рассмеялась. — Мне, Чаянушка, для тебя тоже ничего не жалко. Светлой Ладе молись, она ведь наверняка тебе счастье припасла, как иначе? Надеюсь, и про меня не забыла…

— Я и за тебя молиться буду, — вытирая глаза, пообещала Чаяна, — сестричка, а как же с Иринеем теперь? Он же мой жених, обручье у меня взял. И что же, любить больше не станет? Может, осталось что от его любви, хоть малая толика?..

— Вот об том мне неведомо, — пробормотала растерянно Велька, — то Лада только знает, и еще Доля, что судьбу пряла. Может, что и осталось…

Велька уверена была, что не ошибались до сих пор Аленьины резы, это и помешало ей сразу сказать как есть: чувства, наведенные ворожбой, исчезают сразу, как развеется ворожба. А ворожбы той нет больше, Велька сама в Нави ее сожгла и видела, как кучка пепла по ветру разлетелась. Но резы ведь сказали, что судьба Чаяны с Иринеем, он ее суженый. Или изменилась отчего-то судьба, и нужно снова рассыпать резы? Неужели этим приворотом испортила Чаяна пряжу, Долей напряденную?

Вот если бы была любовь и до приворота…

А может, просто решит Ириней, что вовсе неплохо ему жениться на княжне Велеславне, а потом и любовь придет, отчего же нет? И вообще, князьям любовь не так сильно и нужна, как поддержка от сильной родни, союзы военные и торговые, свободный путь к Южному морю, куда везут кариярские и лесованские меха и самоцветы, а обратно по той же дороге… да чего только не везут! А Чаяна как невеста всяко дороже Вельки, за ней ведь еще материнская родня стоит. Мимо городов ее деда, князя Стояна, что всем низовьем Верилы владеет, редко какой купец проедет! И на Южном море у него города есть, два из них княгине Дарице в приданое когда-то были отписаны.

— Растрепанная ты какая, давай я сама тебе косу перечешу, хочешь? — предложила Чаяна.

Велька и удивиться не успела, потому что сестра и себе-то косу никогда плести не бралась, не то что кому-то…

Опять качнулся полог, и зашла Любица.

— Вот и боярышня Огнява наша пробудилась, а то ишь, как горазда спать! — весело пропела боярыня. — А тебя, боярышня Белица, старшая наша спрашивала, про княжича говорила…

— Да-да, я иду, — Чаяна вскочила, выбежала из шатра.

А ведь всегда было по-иному: не княжна за боярынями бегала, а сами они приходили, если нужно было чего.

— Поговорили, и ладно, — кивнула Любица, — а уж косу тебе прибирать я без своего надзору не позволю. И ты не позволяй, поняла? Только чтобы я рядом была. Сейчас девок кликну, и переоденешься, и косу переплетем.

— Погоди, Любушка, — Велька поймала ее за подол, — ты слышала нас?

— Уж прости, — усмехнулась боярыня, — говорила же, что ни на шаг теперь от тебя не отойду. Пока, по крайней мере, с женихом тебя не окрутим. Нам оно так спокойнее. А ты против?..

Любица уселась рядом с Велькой, вздохнула.

— Ох, боярышня моя. Счастье-то какое, что вроде обошлось. А воеводы наши с княжичами препирались, решали, что делать. Было, что Мирята Веденич хотел обратно поворачивать, домой вас везти, в Верилог. Дескать, не поздно еще, а сватовство несчастливое. И наш воевода тоже сказал, что ворочаемся, пусть князь наш сам решает. Орали тут, как на торгу. Один из княжичей поддержал, да остальные воспротивились. Горибор особенно, так и сказал, что пока он жив, возвращать вас не даст, и меч достал! Говорит, кариярский князь решать должен, вас в его власть отдали. А поссорятся через вас князья — хорошо будет?