— Кроме тела, у меня еще душа есть, — сказала Велька, — и ты ее не получишь.

— Я никогда не терпел своевольных женщин, — сказал Касмет, — даже недолго. Ты — моя.

Один из оборотней, тот, что отворачивался, подошел и что-то недовольно ему сказал.

— Флат говорит, что богине не нравится, когда бьют женщин, — пояснил Касмет, — что ж, я не стану тебя бить. Будь у нас время, я бы показал тебе, что могу быть хорошим мужем, все мои жены любили меня! А тебе придется поверить на слово. А душу твою я уже получил. Тебе не удастся выйти из-под моей воли, даже не надейся, Огнява, дочь… Чья ты на самом деле дочь?

Велька промолчала, только улыбнулась разбитыми губами. Тут взгляд упал на костер, и она невольно вздрогнула, увидев странное: огненные змеи, маленькие и юркие, извивались там, среди языков пламени, и там же вроде как плясала, тоже извиваясь, тонкая девичья фигурка, тоже сплетенная из огненных сполохов, маленькая, ниже колена, вилась вокруг колен ее широкая рубаха, волосы плескались вокруг стройного стана. Недавно она видала похожее, купальской ночью, но там девка не одна была.

Кто это?..

Огненная девка встретилась с Велькой взглядом, беззвучно рассмеялась, закрутилась, раскинув руки, — не каждая девка человеческая умеет так пройтись в танце.

— Эй! Ты чего? — Касмет щелкнул пальцами перед ее лицом. — Очнись! Поклонись мне!

И Велька поклонилась — шнурок на шее потянул ее вниз, шнурок на поясе заставил согнуться. Оборотень тут же поклонился ответно, и выдернул из-за пояса нож, и шагнул к ней, чиркнул ножом позади ее головы…

Девушка и сообразить не успела, что случилось, как голове стало непривычно легко, а ее длинная толстая коса безвольно повисла в руке Касмета. Велька с ужасом уставилась на свою… теперь уже не свою косу, боясь верить глазам. Отчего-то в самый первый миг потеря косы чуть ли не хуже потери жизни показалась. А в костре вдруг щелкнуло что-то, заискрило. Велька смотрела на огненные языки и не видела больше ни девки, ни змеек, только пламя.

— Ну вот и… — Касмет не спеша принялся обматывать косу вокруг ладони, поглядывая на Вельку, и вдруг…

Кусты затрещали, и черный ураган вылетел на поляну.

Волкобой.

Замер, опираясь на мощные лапы, зарычал…

И сразу Велька про косу свою забыла и про эту несуразную лесованскую свадьбу тоже, потому что ясно же было, что этот дурак мохнатый сейчас бросится на кого-то из этих, и конец ему!

У них мечи. А собака, какая бы она ни была, — всего лишь собака, ее когти и зубы с мечами не равнять…

— Уходи, глупый! Убирайся отсюда! — закричала она. — Глупый, не надо…

Мысль о том, что Волкобой не один и сейчас сюда из леса посыплются кмети с мечами, мелькнула тоже, но тут же ушла куда-то, потому что не поверила ей Велька, какое-то неведомое чувство сказало ей, что нет больше никого в этом лесу.

Тут даже птицы не пели… отчего-то.

Утро ведь, а тихо как!

Волкобой, конечно, бросился на Касмета, сбил его с ног, тот заорал что-то, к ним, выхватив нож, кинулся один из оборотней. Остальные, оторопевшие было, ненадолго задержались, зато успели схватить мечи, а у одного откуда-то в руках взялась сеть. Никто не принял звериный облик — или просто не могли? Может, просто человеческий годился больше.

Вот бы чудо случилось, и Волкобой бы вырвался и убежал, просто убежал!

Его рубили, кололи, пытались опутать сетью, которая с треском рвалась, когда, казалось, уже все было кончено. Их, оборотней, четверо было против одного пса, но они далеко не сразу с ним совладали. Однако это случилось, и на земле остались лежать Волкобой, порубленный и опутанный порванной сетью, и один из оборотней с порванной глоткой — и это был не Касмет, тот каким-то образом увернулся от собачьих зубов. Ранеными или хотя бы поцарапанными и злыми донельзя были все трое живых.

Они обступили убитых, собаку и человека, лужа крови вокруг них была общей.

— У, проклятая тварь! — Касмет в сердцах двинул ногой Волкобоя и нагнулся над телом товарища, осмотрел, а потом протяжно заскулил, запрокинув голову, остальные угрюмо молчали.

Велька тоже плакала, горько, навзрыд, кусая губы и не в силах даже поднять руки к лицу — заговоренные шнурки не позволяли. Смерть Волкобоя была такой… неожиданной и бессмысленной! И кажется, на этом все, осталось только ей самой умереть.

Она сомневалась, настоящий ли он пес или с ним все же что-то не так. Не оборотень?.. А кто тогда? Теперь уже неважно. И то недолгое время, что осталось ей, не стоит тратить на пустые загадки. Если бы можно было подойти, просто побыть рядом немного, погладить в последний раз… Она бы поцеловала его в морду, простилась и пожелала бы его душе доброго пути.

Проклятые оборотни!

Убитого оборотня подняли и положили на плащ, отнесли в сторону. Волхва неслышно подошла, присела рядом с собакой, осмотрела, не прикасаясь.

— Эту падаль тоже бросим в огонь! — сказал Касмет.

— Нет, — твердо возразила волхва, — мне нужны его череп и кости.

— Я сказал, бросим в огонь! — повысил голос оборотень.

Волхва и бровью не повела.

— Тебе же нужна моя помощь? — и ее голос не дрогнул. — Ты хочешь, чтобы я нашла твоему другу легкую дорогу? Этот пес будет ему плохим попутчиком.

— Хорошо, — сразу сдался оборотень, — это сын моей сестры.

— Тем более, — кивнула волхва, — я постараюсь для твоего сестрича. А пса больше не троньте. Его кровь мне тоже нужна.

— Забирай. Можешь засолить его!

— Я решу, что делать. Пусть мне помогут отнести его за избу.

Не в силах сойти с места, Велька видела, как Волкобоя закатили на рогожу и оттащили куда-то за избушку. Потом застучали топоры — как видно, понадобились еще дрова. Готовая крада была большой, но, видно, так называемой жене Касмета и его родичу следовало отправляться в дальний путь не вместе. И настолько невмоготу уже было Вельке стоять и ждать неизбежного, что, когда свет вокруг опять вдруг померк, она даже успела этому порадоваться…

Когда она вновь очнулась, было много светлее — солнце уже взошло и успело подняться. Она лежала на земле возле большой крады, Касмет легонько похлопывал ее по щекам. Отчетливо пахло гарью и еще чем-то, отчего Вельке захотелось не дышать.

— Ну вот, ты готова, — сказал Касмет, — пойдем, уже пора.

Он был бледен, морщины на его лице стали отчетливей, но говорил он так спокойно и мирно, словно действительно провожал жену куда-то ненадолго.

Велька не собиралась никуда идти, это и не требовалось, «муж» поднял ее на руки и по приставной лесенке занес на краду, прислонил спиной к столбу и обвязал веревкой вокруг пояса. Она подчинялась, как тряпичная кукла, сил сопротивляться не было, да и зачем?

— Доброго тебе пути, Огнява, — сказал Касмет. — Мы, наверное, еще увидимся, в ином мире, и ты уже не будешь на меня сердиться. Главное, сделай, что я прошу, и хорошо служи Каре. Тебе э… сейчас не будет больно. Не бойся.

Ей было все равно, что он говорил. Он… не безумец, конечно нет. Но то, во что он так верил, было совсем чуждо Вельке, и она не сомневалась, что никакой помощи от нее из иного мира оборотни не дождутся.

Он спустился вниз, оставил ее — и хорошо, неприятно было, когда он стоял близко.

«Надейся на свою богиню».

Это не ее богиня.

Ее богини — Матушка Макошь, и Лада Светлая, и Леля Прекрасная, которую она так и не покинула, уйдя к Ладе… так и осталась девкой, повоем ей волосы теперь не закрыть, кику не примерить. Девка, да без косы — красы девичьей, этого лиходея лесованского вроде бы жена!

Батюшку ей больше не увидеть, сестру, никого… а увидеть бы их еще хоть раз…

И Чаяне сказала бы, что не сердится…

Она и впрямь не сердилась. Делить им нечего! А если боги не довели до беды неразумные поступки сестры, то и они, значит, не сердятся. И хорошо.

И Венко не увидеть больше — никогда!

И зачем она ему обручье тогда не отдала? Побоялась? Послушная дочка? Вот тебе за это, послушная! Теперь у Касмета-оборотня на руке твое девичье обручье…