— Что было, то уже прошло, значит, и говорить не о чем, — махнула рукой Даруна. — А няньку старую ко мне пришлите. Говорят, век живи — век вразумляйся, вот я и добавлю ей ума.

— Как скажешь, — помедлив, согласился князь.

— Еще вашу княженку оборотни в жертву принесли, на краде живьем сожгли, а выжить ей только материнская кровь помогла. Хотела бы ты чего такого своей дочке, княгиня?

Побледнела Дарица Стояновна.

— Нет…

— Вот и не кори богинь, далеко до них людскому разумению.

Княгиня уж и не рада была, что смела неудовольствие показать. Жива дочка и здорова, в чести да в достатке — и хорошо…

Принесли тут блюдо, и воды в ведерке. Даруна воды в блюдо налила, перстеньки девичьи, у невест взятые, в воду положила. И в самую воду забормотала слова заветные…

— Ну, глядите, — махнула она рукой и отступила.

Про то, что еще накануне разглядела, Даруна говорить не стала: что тяжела уже Ивенева молодая княгиня, и ранней весной срок ей придет родить сына, и ей, стало быть, пошлет Велеслав обещанные жемчуга.

Не все сразу. Придет и для этого час.