Мое тело встало за паллетом в ожидании Константина, который не заставил себя долго ждать. Не ожидая подвоха, он шагнул в прицеп и тут же был свален с ног и лишен большей части своей энергии.

Этот приток силы я уже почувствовал сам.

Шум дороги, рев грузовика, шелест ветра и прочие сопутствующие звуки трассы неожиданно ворвались в белую пустоту, придавая ей хоть какую-то живость.

Тем временем чувства связывали по рукам и ногам Машу и Костю, используя разбросанную одежду.

– Уважаемые! Вы хотя бы штаны наденьте на меня, – крикнул я в пустоту, заметив, что все манипуляции мое тело проделывает ровно в том виде, в котором отключилось.

Ответа не последовало, но Чувства надели на меня джинсы и обули в кроссовки, футболка уже была использована для фиксации потерянных, потому я остался с голым торсом.

Энергии двух носителей не хватало, потому мои чувства явно собирались направиться на дальнейшие поиски энергии. Мне же оставалось просто сидеть и наблюдать за собственными приключениями, никак на них не влияя, впрочем, как это было все последние дни.

Мне удалось быстро привыкнуть к нахождению в этом бесконечно белом мире собственного сознания. Я поместил «окно» горизонтально и лег под ним, положив руки под голову, в общем, расположился максимально комфортно для наблюдения за происходящим снаружи. Тем временем мое тело уже рулило грузовиком по одному из объездных шоссе Москвы.

– Друзья мои, – крикнул я в белую пустоту, – поговорите со мной, посвятите в свои планы.

Рядом со мной материализовалась Ненависть.

– Планов нет, – невесело сообщила она, – нам нужно в сжатые сроки найти еще энергию, чтобы вернуть тебе контроль над телом.

– Вы вроде сами неплохо справляетесь, – я не до конца понимал всю суть этого странного процесса.

– Пока что да, но мы не можем это делать вечно. Если сил будет недостаточно, твое сознание умрет, и мы все вместе с ним.

– Не понимаю, а как же процесс окукливания, механизм же практически тот же, – я пытался вникнуть в проблему, умирать так глупо мне совсем не хотелось.

– При окукливании одно доминирующее чувство, а нас уже пять. Для нашего общего спасения тебе нужно либо вернуть тело, либо четырем чувствам добровольно отдать свои силы пятому, что закончится их смертью, конечно же, – разъяснила Ненависть.

– И четверых добровольцев среди вас, как я понимаю, нет, – мне стала ясна вся проблема.

– Это было бы слишком нелогично. Самопожертвование – самое глупое, что могло изобрести человечество, – раздался голос Страха, который тоже появился рядом.

– Не будем вдаваться в философию, – остановил я его. – Зато мне спокойнее, что вы меня тут не можете бросить, просто завладев моим телом, а то это похуже, чем сидеть взаперти в камере.

– Если б можно было так, – прозвучал слишком искренний вздох Нежности.

– А куда мы тогда едем? – проигнорировал я ее. – Если нашей явной задачей является наполнение меня силой?

– Делаем видимость, что все идет по плану Скуки, – вновь заговорила Ненависть. – Велика вероятность, что он отслеживает передвижение грузовика по спутнику. Сомневаюсь, что он бы в полной мере тебе доверял и не ожидал сюрпризов, на которые ты способен.

– Звучит логично, – было удобно, когда есть кому думать, кроме тебя. Мне бы и в голову не пришла такая мысль. – Но все же это не вариант – кататься до тех пор, пока Скука что-то заподозрит.

– Спасибо за очевидные мысли, – благодарность Ненависти не звучала искренне.

– Всегда пожалуйста, – мой ответ был столь же наигран. – Но я все же предлагаю перейти от взаимных колкостей к конструктиву. Мыслим логически, – я сделал многозначительную пазу. – В прицепе нет туалета, душа, нормальных кроватей, следовательно, предполагались хотя бы кратковременные остановки, не говоря уже о возможных ночевках в придорожных мотелях.

Чувства молчали, видимо, поддерживая мои догадки.

– Вопрос лишь в том, были ли обговорены конкретные места отдыха, – продолжил я развивать мысль. – Где мы вообще сейчас?

– Поворот на Воскресенск проехали, – ответил Страх.

– Тогда едем до Ленинградского шоссе, находим там мотель, бросаем грузовик и добираемся до Лены и Веры, – озвучил я свой план.

И вновь тишина повисла.

– План интересный, – первой высказалась Ненависть, – но тут, во-первых, проблема, нам до нее по объездному шоссе ехать часов шесть, твое сознание столько не протянет, если ты не вернешь контроль над ним, во-вторых, зачем?

– По первому все ясно, будем решать, по второму – что зачем? – ответил я Ненависти.

– Зачем нам ехать к Лене и Вере? – конкретизировала она свой вопрос.

– Потому что я не хочу рисковать их здоровьем и жизнью и не хочу провести всю свою жизнь как батарейка комиссаров.

– И поэтому ты планируешь ворваться на дачу, которая однозначно находится под наблюдением, и выкрасть их? – продолжила мою мысль Ненависть.

– Именно, – с улыбкой подтвердил ее слова.

– Постой, – в разговор вступила Нежность, и ее обращение было направлено к Ненависти, которая уже хотела разразиться шквалом негодования в мой адрес, – дай ему изложить свой план. Нельзя же вот так сразу критиковать человека, не узнав его мыслей.

– Спасибо, конечно, – я был удивлен такой позицией Нежности, – но плана нет. К сожалению, это очередной инвариант, если мы, конечно же, все-таки надеемся быть свободными. У кого бы я, то есть мы, ни искал убежище, будь то совершенные или потерянные, и там и там это будет существование за стенами в течение всей жизни. Да, возможно, меня не будут держать в цепях и черпать мою энергию, но все равно это жизнь взаперти, не говоря уже о том, что в критической ситуации они скорее постараются меня убить, чем отдать комиссарам.

– А твой вариант – всю жизнь бегать от них, таская за собой жену и дочь? – прервала мою речь Ненависть.

– Которые на твоих глазах будут постепенно стареть и умирать, и только ты будешь такой красивый и вечно молодой, – подхватила его мысль Страсть.

– Больше никакой беготни, за каких-то четыре дня это сильно опостылело, – ответил я на критику своих чувств. – Мне главное – быть рядом с Верой и Леной, чтобы комиссары не могли меня ими шантажировать, а свои элитные отряды пусть шлют, разберусь с ними, а потом доберусь и до них самих.

– Все-таки план у тебя есть, – после некоторого молчания заговорил Страх, – и как я понимаю, ты вознамерился вступить в открытый силовой конфликт с комиссарами.

– Как я уже сказал, у меня нет вариантов, – повторил я сказанное ранее.

– Ты же понимаешь, что успех данного мероприятия очень сомнителен, – впервые в диалог вступил Гнев.

– Смотря что ты считаешь успехом, – не согласился я с ним.

– Что бы ты ни считал успехом, это самоубийство, – Страсть совсем не разделяла моего энтузиазма.

– Комиссары до последнего будут пытаться оставить меня в живых, – продолжал я гнуть свою линию, – и это наше главное преимущество.

– Вот тут я с ним согласен, – поддержал меня Страх. – Они скорее потеряют всех носителей, прежде чем решат уничтожить Сосуд.

– Об этом я и говорю. Мы справились с совершенным, когда активными были только Ненависть и Страх, а сейчас вас пятеро. Неужели не сможем противостоять обычным носителям? – мне было радостно слышать, что хоть кто-то из чувств начал разделять мои идеи.

– Какова цель сего действия? – Ненависть все еще скептически относилась к этой идее. – Ты надеешься добраться до комиссаров и убить их? – я молчал, она расценила это как согласие. – Предположим, что ты сможешь каким-то чудом убить всех носителей и комиссаров. Как, кстати, ты быстро отошел от политики пацифизма и уже готов убивать налево и направо, что дальше? – не упустила она возможности упрекнуть меня в лицемерии. – Дальше начнут подтягиваться носители из регионов, наследники и ставленники комиссаров, которые однозначно есть, и они-то будут только рады, если нынешнее руководство погибнет. Даже если носители всей России падут в бою с тобой, ты продолжишь воевать со всем миром?