– Так это все-таки был ты, – с недоумением смотрела она на меня, окончательно узнав.

– Да, – врать уже смысла не было. – Но сейчас нет времени на то, чтобы что-то обсуждать, обвинять или устраивать припадки неадекватности и бешенства, если мы, конечно, хотим выбраться отсюда. У нас меньше пяти минут.

Она встала и вышла из камеры. Я взял ее за руку, от неожиданности она дернула ею, но вырываться не стала.

Мы вышли обратно из комнаты с камерами и пунктом охраны и пошли дальше по коридору, других вариантов у нас не было. Довольно быстро мы пришли к двери, открыв которую увидели лестницу, ведущую из подвала на улицу.

Солнце ударило по глазам. Осмотревшись вокруг, я обнаружил, что мы были на территории какой-то промзоны, нас окружали полуразрушенные склады, трубы и прочие строения.

– Хорошее убежище, – подметила Люда. – Будет что рассказать своим. На данном месте нам лучше разделиться, – посмотрела она на нас с Леной. – В очередной раз нам сорвали все планы, и действовать дальше по инструкции небезопасно. Мы обязательно с тобой свяжемся, но сейчас рекомендую максимально быстро убираться отсюда, – сказав это, она развернулась и побежала, развивая очень неплохую скорость.

– Стоит идти на шум шоссе, – заговорила Ненависть.

– Да это понятно, – ответил я ей вслух, совершенно забыв, что Лена не слышит ее.

– С кем ты сейчас разговариваешь? – резонно спросила бывшая жена.

– Трудно объяснить, все позже, сейчас нам стоит действовать, как наша подруга, – кивнул я вслед Люде и, потянув Лену за руку, быстрым шагом пошел в сторону жужжащего шоссе.

Лена

Двигаясь в сторону дороги, я обнаружил, что промзона была не такая уж заброшенная. Некоторые цеха работали, вокруг них сновали рабочие, бросая на нас подозрительные взгляды, из труб валил густой черный дым.

Погони за нами не было, по крайней мере с оружием и выстрелами, хотя времени прошло достаточно, чтобы английские носители пришли в себя. Но меня больше волновал вопрос «Что же делать дальше?». Я остался совершенно без денег, без какого-либо жилья. А самое страшное, что теперь у меня была Лена, которую нужно было как-то защитить от всего происходящего, и Вера, о которой точно знали комиссары, и уж они-то тоже не побрезгуют разыграть эту карту.

– Смотри, – прервала мои мысли бывшая жена и указала на ворота, через которые проезжал груженый камаз. – Там выход.

Я кивнул, и мы прибавили шаг.

Выйдя за территорию промзоны и пройдя несколько сотен метров по дороге, ведущей от ворот, мы оказались у МКАДа. Все, что у меня было с собой, это пистолет, спрятанный за пояс и прикрытый футболкой. У Лены тоже не наблюдалось сумочки, в которой мог бы лежать кошелек, не говоря о том, что выглядели мы довольно потрепанно, а моя футболка была вся измазана в Мишиной крови. «Так вот почему рабочие так странно на меня смотрели», – промелькнуло у меня в голове.

– Что теперь ? – резонно спросила Лена.

– Не представляю, – честно ответил я. – В такой ситуации мне еще не приходилось бывать.

– Пойдем вдоль МКАДа до ближайшей остановки, попробуем проехать «зайцами» хоть до какого-нибудь метро, – предложила она очень неплохой вариант.

– Хорошее предложение. Пойдем, – поддержал я ее идею.

– Ты только майку сними. Попробуй кровь оттереть с лица. Мужчина с голым торсом летом в автобусе смотрится менее вызывающе, чем мужчина в окровавленной майке, – она держалась молодцом.

Мы шли вдоль пыльной кольцевой дороги молча. Гул от проносящихся мимо автомобилей просто не позволял общаться, да и говорить было не о чем. Краем глаза я смотрел на нее, и в моей голове пролетали воспоминания: наше знакомство, свадьба, рождение Веры. Несмотря на все, что я сотворил с собой и своей семьей, в нашей жизни было много светлых и теплых моментов. И вот сейчас мы вновь шли вместе. Она была рядом, как тогда, раньше, когда любые, пускай и мелкие по нынешним меркам, проблемы мы преодолевали сообща, рука об руку.

Внутри меня что-то встрепенулось, я почувствовал то давно забытое ощущение, которое испытал, впервые увидев ее, впервые поцеловав ее, то, ради чего я жил многие годы, а потом почему-то забыл. Странная улыбка появилась на моем лице.

– Ты чего улыбаешься? – она также краем глаза рассматривала меня и заметила эту неожиданно появившуюся улыбку.

Я остановился, она встала рядом. Мимо нас на бешеной скорости проносились машины, солнце жарило, а пыль накрывала нас волнами с ног до головы. Я взял ее руки и посмотрел в глаза.

– Лен, я только сейчас понял, как я по тебе скучал, – ее губы задрожали, и медленно потекли слезы, но она молчала. – Я не смогу тебе объяснить, что происходит вокруг, даже если очень постараюсь, боюсь, ты мне не поверишь, потому что сам порой до конца не верю во все это.

Она вытерла рукой глаза от слез.

– Последние три года, – она старалась говорить четко, но ее голос дрожал, – были самые ужасные в моей жизни. Мне было очень тяжело жить с тобой, и я верила, что, когда мы разведемся, мне станет легче, но легче не стало. Когда ты погиб в аварии, я подумала, что теперь уже никак тебя не вернуть и совершенно глупо и бессмысленно думать о воссоединении семьи, и вот тогда мне стало легче, понимаешь? – теперь уже она смотрела мне в глаза, и ее слезы градом стекали по пыльным щекам, оставляя влажные дорожки за собой. – Я только подумала, что моя жизнь налаживается, я нашла новую работу, перестала винить себя в твоей смерти, и тут вновь появляешься ты. И главное, я не могу это уложить в своей голове, я видела твое тело, я лично тебя хоронила, я в холодный лоб тебя целовала, перед тем как гроб крышкой накрыли, я на могилу твою ходила, – ее тон повышался, она уже не могла сдерживаться. – И тут ты неожиданно появляешься на улице, притворившись незнакомцем, хотя я сразу что-то подозревала. Меня влекло к тебе, я бы никогда в жизни так не подошла к незнакомому человеку, но что-то екнуло внутри, понимаешь?

– Понимаю, – спокойно ответил я.

– Но не это самое страшное. Потом ты все-таки проявляешь себя, как это было всю нашу совместную жизнь. Ты переворачиваешь все с ног на голову, выставляешь меня виноватой и бросаешь посреди сквера в полном недоумении, мне показалось, что я схожу с ума, – слезы перестали течь, щеки быстро высохли на солнце. – Но недолго мне пришлось все это осознавать. Спустя пять минут меня хватают и грузят в машину. Потом удар по голове, и я прихожу в себя в маленькой камере с кроватью, толчком и без окна. И вот спустя сутки ты появляешься весь в крови, вытаскиваешь из камеры в компании какой-то бабы, а я снова просто иду за тобой. Как это было всю нашу жизнь, просто молча иду за тобой и слышу: «Я так скучал по тебе, Лена», – попыталась она передразнить мой голос и тон. – Знаешь что, Елисей? – она посмотрела на меня так, как никогда не смотрела. Я стоял молча, понимая, что отвечать на вопрос не нужно. – А я не скучала, я просто вычеркнула тебя, когда человек мертв, по нему нет смысла скучать, тем более если этот человек доставил тебе немало боли. Я только жить начала, и снова ты, – ее голос сорвался, слезы снова потекли. – Ненавижу тебя! – прокричала она навзрыд и принялась бить меня руками в грудь. Стресс дал знать о себе. Истерика ее накрыла. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу, – повторяла она и била меня в грудь.

– Нет, – ответил я, не обращая внимания на избиения. – Если бы ты меня ненавидела, я бы почувствовал. У тебя просто истерика, и тебе страшно, – это было ясно по довольному мурчанию Страха в моей голове и небольшому приливу сил. – К сожалению, сейчас у нас совершенно нет времени на все это.

Она перестала колотить меня. Несколько раз глубоко вдохнула и вытерла слезы, окончательно размазав тушь по лицу.

– Хорошо, но мне нужны хоть какие-нибудь объяснения, – все еще дрожащим голосом все-таки потребовала она.

– Я готов их дать, но даже если ты и поймешь что-то, вряд ли поверишь, и в любом случае сейчас нам нужно найти место, где привести себя в порядок.