— Не успела. Приступ случился очень резко и остро.

— Бедняжка моя! Ты так разволновалась из-за их малышки?

Я энергично закивала, утирая набежавшие на глаза слезы.

— Не расстраивайся, моя хорошая! Конечно же, мы им поможем всем, чем только возможно!

— Правда?

— Конечно! Разве можно отворачиваться от беды ребенка и горя родителей?! Я бы и сам пошёл на что угодно, если б такое не дай Бог, случилось с моей дочерью! Надюшка и ты, это все самое дорогое, что есть в моей жизни!

Вадим казался вполне искренним, так, что я даже обняла его из чувства крайней благодарности за отзывчивость.

Даже не думала, что Вике так легко удастся убедить его. Вадим не слепой, он прекрасно видит чья Надюшка генетически, но он никогда меня этим не упрекнул. Ни разу за эти годы. Даже пьяным. А как-то я нечаянно услышала его разговор с матерью:

— Сынок! Ну, когда уж вы своего родите-то? Ну, видно ж все всем! Каждый раз, при родственниках, стыдом горю!

— С чего это? — крайне возмутился мкж. — Ну, черненькая девочка, и что с того? У нас папа блондин, а Аленка наша, ярко-рыжая и что, ты хочешь сказать теперь? — решительно отбрил сынок.

Ничего свекровь не ответила. Видя решительность сына, не рискнула вступать в спор.

— И предупреждаю, не смей говорить нечто подобного Арише и тем более, Наде!

Вадим был крайне зол тогда и тут же забрал нас домой.

Помня это, думала, что он просто взбесится от просьбы Вики, не смотря даже на умирающего ребенка. Но видимо, что-то святое есть и у Гараева.

Выйдя из больницы, мы устроились в открытом кафе, возле набережной.

Я завтра же отвезу Надю на сдачу крови, но не стоит углубляться в подробности с ней. Скажем, что нужно для школы и все.

— Спасибо! — поблагодарила я, с искренней признательностью.

— Это ведь Вика тебе днем писала, а не маникюрша, верно? — спросил муж, не сводя с меня пронзительного взгляда.

Я почувствовала себя под ним, очень неуютно, так, словно голой сижу здесь, при всех.

Щеки мои загорелись, и муж удовлетворённо кивнул:

— Я очень хорошо тебя знаю, Арин. Намного лучше, чем ты думаешь. Ты, конечно, не замечала, не до того тебе было, но я с пятого класса за тобой слежу. Я по взгляду уже давно определяю без озвучки, когда у тебя болит голова, когда месячные пришли. Выспалась ты сегодня или нет.

— А то, что я тебя все эти годы ненавижу, тоже знаешь? — спросила с крайне милой улыбкой.

Ей-богу, само как-то вырвалось, но слово не воробей, а после сказанного, поздно язык прикусывать.

— Конечно, знаю, — моя сладкая! — с такой же сахарной улыбкой кивнул муж. — Ты у меня та еще любительница поиграть в непокорность. Я давно это заметил. Очень давно. Это в тебе и нравится. Умница. Знаешь, как мужика держать!

Мне снова начало остро не хватать воздуха.

Он, что, серьезно сейчас? Он реально всю мою холодность и зажатость воспринимает как игру в непокорную, для разжигания страсти в нем?? Именно поэтому он такой дикий в постели? Я все жду, когда осточертею ему со своей холодностью, но напротив! Только больше этим завожу?

О Боже! Невероятный человек! Просто невероятный! Все и всегда воспринимает только в свете своей выгоды!

— Так, что не смей мне больше врать, Ариш! Никогда и не в чем! — прозвучало откровенно угрожающе. — Я с тобой всю жизнь предельно честен и от тебя хочу того же.

— Я просто растерялась! Очень.

— Понимаю, но пусть это будет в первый и последний раз. Уговор?

Я кивнула, и принялась за еду.

— Я не слышу, Арин! — потребовал муж.

Вечно он давит, что-то требует и командует!

— Уговор! — кивнула раздраженно. — Я больше никогда не буду тебе лгать. Видишь, даже откровенно признаюсь, что ненавижу тебя.

— Все никак не простишь мне ту ночь? — спросил очень тихо.

— Такое невозможно простить, Вадь. Заметь, я снова не лгу.

— А тебе не кажется, что за ту глупость, ты меня уже давно и более чем достаточно наказала? Никогда не забуду нашу свадебную ночь и совсем не по той причине, по которой хотелось бы.

Мужа невольно передернуло и меня вместе с ним. На глаза сами собой навернулись слезы.

— Я не тебя наказала, Вадь. Себя.

Вспоминать самый страшный день своей жизни, я не любила. Не к чему окунаться вновь, в то бездонное отчаянье, что захлестнуло меня перед брачной ночью.

— Я рад, что ты это понимаешь, родная! Не будем к тому возвращаться, — миролюбиво позволил муж, и взял меня за руку. — Очень люблю тебя! Не покорная моя! — муж поднес мою руку к губам, и я, наконец, решила воспользоваться моментом:

— Восстанови меня в родительских правах, пожалуйста. Для меня это очень важно. Психологически.

— А это будет завесить от того, насколько сильно ты меня ненавидишь, моя сладкая.

Вадим.

— А то, что я тебя все эти годы ненавижу, тоже знаешь? — спросила с крайне милой улыбкой, любимая.

Конечно, знаю, родная моя! Конечно! Это ты, похоже, очень отдаленно понимаешь, насколько этим меня заводишь! Вся эта твоя напыщенная холодность и неприступность напоказ, мол, не простила, я тебя еще, засранец ты этакий! Давай, давай! Постарайся еще.

Но тело то ее, давно в моей власти. Как бы она ни старалась, его не обманешь. Соски ее напрягаются, едва прикоснусь. Пиздёнка увлажняется. Стоит только языку коснуться клитора, или дважды шлёпнусь от души, по заднице, всей пятерней. Она, вообще, как и я, любит в сексе пожёстче.

Я уже давно понял — хочешь доставить своей девочке удовольствие поярче, в разгоне, уже перед самым пиком, как следует, сдави ей горло. Как же ее выгибает тогда! Блядь! От одного воспоминания колом встал!

Потом отвернется и слезы утирает, типа я снова больно сделал! А постель под задницей мокрая от смазки!

Только к минету, ее всякий раз, реально принуждать приходится. И делает она его с явной неохотой и недолго. Это немного обидно, но что поделать! Даже такого ее расположения я добивался очень долго.

Потому что в первый раз, был реально груб. Просто, потому что довела, блядь! Уже реально никаких сил терпеть и ждать, не было! Сперма уже давно кипела не только в яйцах, но и в мозгу, и в каждой нервной клетке.

Первый раз взял ее, жестко и быстро вдалбливаясь наполную, с первого толчка. Все закончилось быстро, и естественно мне было мало. Даже не распробовал, ее тело. Не насладился. Голод лишь усилился. Не смотря на ее слезы и сопротивление.

Устав держать ее руки, примотал их скотчем к спинке кровати, кляпом засунул ей в рот ее же трусики, а то, если совсем охрипнет, будет много вопросов завтра.

Глупышка отчаянно дергалась и тем самым быстро себя ослабила.

Чтобы выпустить пар, несколько раз дрочил и кончал ей на груди и живот. Потом аккуратно протирал ее тело влажными салфетками. Уже тогда ее соски были напряжены. Сучке, явно нравилось происходящее. Нравилась игра в насилие.

Еще раз, решил трахнуть пальцами. Трахал долго и упорно, до тех пор, пока вся пиздёнка не намокла, пока почти вся ладонь проходить не начала. Пока лоно не сжалось в мощном оргазме, а она сама не выгнулась дугой.

Вот и все детка! Закончились игры! Моя ты! Моя!

Потом взял ее, перевернув на живот, и снова почувствовал, как лоно ее сжимается.

Потом, со сладострастием вылизывал ее клитор в позе восемьдесят восемь и отчетливо чувствовал, как он трепетал и сжимался.

Ей, черт возьми, было хорошо. Несмотря на все ручьи слез и отчаянное мычание она кончила.

— Вот видишь! Не у одного Игорька твоего хуй имеется! Я тоже могу и умею делать хорошо, детка, — шептал, похлопывая пальцами по еще вздрагивающему клитору.

Она тогда отчаянно мотала головой, мол, нет, нет! Ей нехорошо! Но мы оба знали правду.

Я еще несколько раз жестко брал ее, закинув ноги себе на плечи, не удержался и от анала и вот это было реальной ошибкой. Это реальное оскорбление для многих женщин. Но мне до одури хотелось отыметь ее повсякому! Чтобы вся, полностью была только моя, принадлежала только мне.