— Мы знаем, — многозначительно сказал Батраков.
— Не участвовали, — повторил полковник, внимательно присматриваясь к Батракову. — Хотя и штурмовали Новороссийск. Очень просил бы вас помочь. Выделите опытных десантников и пришлите в наши подразделения для обмена опытом. Нам предстоит дело серьезное. Слышите?
В направлении Керченского полуострова снова грохнуло одновременно несколько взрывов, пронесшихся над степью рокочущими, как горное эхо, волнами.
— Что там происходит? — спросил Букреев. — Мы тоже обратили внимание.
— Готовятся к приему гостей. День и ночь идут взрывные работы. Строят укрепления.
— Вот оно что! — Баштовой повернулся и прислушался. — Там местность позволяет укрепиться с моря.
— Вы там бывали?
— Как же, товарищ полковник… — Баштовой помялся. — Вместе с майором Степановым, если мне память не изменяет. Ведь он там воевал в сорок втором?
— Да, он был там. — Гладышев посмотрел на часы. — Мне пора. Я лично в десанте буду впервые. Приходите, кое-что подскажете. Вы специалисты этого сложного дела.
Букреев, поймав дружеский, но хитроватый взгляд замполита, невольно покраснел.
— Я тоже молодой десантник, товарищ полковник, — признался Букреев.
Полковник приподнял черные, но уже с проседью брови, рассмеялся.
— Впервые? Шутите? Но вы же… — он щелкнул себя по козырьку, — моряк.
— Моряк, так сказать, по призванию, но не по специальности. Я пограничник.
— Пограничники, особенно если с Черного моря, все равно моряки. Одна закваска. Заходите, потолкуем…
Гладышев дружески распростился со всеми, сел в машину. Вскоре брезентовый кузовок его автомобиля скрылся на приозерной дороге.
— Ну как? — спросил Букреев.
— Сказал слепой — побачим, — уклончиво ответил Батраков.
— А вы, Иван Васильевич?
Баштовой помялся. Лицо его было хмуро и совсем невесело.
— Я ничего…
— Тут что-то не так, Баштовой. Чего опечалились?
— Гладышева я не знаю, но вот майора Степанова помню. Неужели к нему попадем?
— А что майор Степанов? — заинтересовался Батраков.
— Знаю я его, к сожалению.
— Знаешь? Давно?
— Давненько. Еще по керченской операции. Не могу похвалить при всем желании.
— Керченская операция сорок второго года, — раздумчиво произнес Букреев. — Наше отступление? В мае?
— Ну, не десант, конечно.
— Как же вел себя майор Степанов во время керченской операции?
— Плохо! — зло выпалил Баштовой. — Попалил людей.
— А он вас знает?
— Меня? — Баштовой рассмеялся. — Еще бы… Напомните ему Камыш-Бурун. Мы с ним столкнулись на переправе. Дело у нас почти до пистолетов дошло.
— Ты парень-кипяток, — сказал Батраков, заминая разговор. — По-моему, пойдемте-ка выполнять приказ и двигать к этой, как ее, фактории…
Глава семнадцатая
Вечером командир полка майор Степанов поджидал Букреева в «фактории». По стенам комнатки ползла грибковая плесень, кое-где штукатурка была оббита и виднелись косые сплетения дранки. В окнах, заколоченных жестью от консервных банок, посвистывал ветер.
На койке лежали соломенный матрац, прикрытый верблюжьим одеялом, и тощая подушка. На столике, сшитом из ящичных досок, возле полевых телефонных аппаратов стояли тарелки.
В углу, возле поставленной торчком мохнатой кабардинской бурки, виднелись два автомата с залосненными ремнями, насыпанные на пол гранаты и с полдесятка крупных таманских арбузов.
Степанов, человек средних лет, худощавый лицом, но округлый в поясе, разговаривал с молоденькой девушкой, дежурной по медчасти сестрой.
— Все же я так и не понял, освободили ли вы южную ферму для медчасти батальона морской пехоты? — спросил майор и окинул печальным взглядом нехитрую снедь, расставленную на столе.
Девушка тряхнула головой, пожала плечами.
— Я спрашиваю, — повторил майор.
— Не можем же мы выгнать своих в степь, чтобы поместить этих… краснофлотских девушек, товарищ майор.
— Что? — Майор сделал строгое лицо.
— Я уже сказала. — Девушка облизнула яркие губы, выпрямилась, опустив руки по швам.
— Выполнить мое приказание, товарищ сержант медицинской службы!
Девушка подбросила руку к пилотке:
— Можно идти, товарищ майор?
— Идите…
Майор, оставшись один, улыбнулся и, подойдя к столу, удобней переставил еду. Потом вынул из кармана перочинный нож, снабженный десятком необходимых в походе принадлежностей, и, отщелкнув вилку, положил нож к одному из приборов:
— Куприенко!
В комнату вошел, пригнувшись в низких дверях, Куприенко, веселый и предприимчивый украинец, вестовой майора.
— Я вас слушаю, товарищ майор.
— У вас больше ничего нет в запасах, Куприенко?
— Ничего нема, товарищ майор.
— Может быть, найдется что-нибудь на полковой кухне. Пригласили гостей, моряков, и вот нате… Вот если ты попадешь к морякам…
— Вобче я в гостях у моряков ни разу не був, товарищ майор, — весело ответил Куприенко, — но насчет кухни… Ячневая каша на угощение — ни то ни се. Да и моряки ее не уважают.
— А ты откуда знаешь?
Куприенко улыбнулся, показав белые, как сахар, зубы:
— Сегодня в обед выдали морякам ячневой каши. Зашумели, товарищ майор.
— Зашумели? Мне никто не докладывал.
— Докладывать и нечего. Просто зашумели, и всё. Начиняют, мол, нас, моряков, шрапнелью. Вроде они к такой пище непривычные.
— Вот оно что! Но ели все же?
— Мало кто, товарищ майор. У них свои харчи. И колбаса в банках, и сало, и печенье. А воду как пьют… Посчитать, бочек десять отвезли им в степь. Действительно моряки, товарищ майор.
— Тебе уж и воды стало жалко, Куприенко, — отечески пожурил майор, — экий ты жадный. Ну, иди, друг, раз у тебя, кроме тары-бары, ничего к столу не припасено.
Куприенко помялся у дверей.
— Ты не договорил всего, Куприенко? А?
— У меня есть банка бекона, товарищ майор. Могу принести.
— Вот видишь, а темнил.
— Мне один морячок подарил, земляк оказался. Он адъютантом у командира батальона. Манжула по фамилии.
— Земляков успел разыскать. Общительный у тебя характер.
— Який от батька достался.
В коридоре послышались голоса, и в комнату вошли Букреев и Манжула.
Майор приветливо потряс руку командиру батальона, предложил раздеваться.
— Батракова почему не прихватили?
— Устраивает ночевку. Как бы дождь не пошел ночью. Да… Путешествовал к вам с опаской. Такая темь! Чего доброго, на мину наскочишь.
— Тут этого добра сколько угодно. Случаи были… В окрестности появились собаки одичавшие. Ну, им, конечно, невдомек, куда люди мин понасовали. Подрывались. Откуда-то черт корову принес приблудную — тоже взлетела на воздух. Ну, та пошла, конечно, на говядину.
Куприенко принес банку бекона и долго раскладывал ломтики на тарелке, изредка лукаво посматривая на застывшего у двери Манжулу.
— Куприенко, вы оформляете, как в «Астории». Хватит вам упражняться…
Куприенко подмигнул Манжуле и увел его за собой. Вскоре за дверью послышались их приглушенные голоса.
Майор пригласил гостя к столу. Сам же, попросив разрешения, снял сапоги и переобулся в домашние туфли.
— Предпочтительней мне, конечно, служить в авиации и, в крайнем случае, в кавалерии, а не в пехоте, — сказал майор. — Мозоли и, очевидно, что-то подагрическое. Был на юге, лимоны уничтожал. Один знаменитый доктор порекомендовал.
— Помогало?
— Ничего себе. Длительное действие лимонной кислоты и прочая чепуха. Ноги я простудил под Туапсе, когда перевалы держали. Вот была кудрявая служба, Букреев! Ну, с первым знакомством! И за успех нашего совместного и, так сказать, дерзкого по замыслу десантного предприятия!
Настороженный намеками Баштового, Букреев с невольным предубеждением отнесся к майору, хотя распоряжения Степанова говорили в его пользу. Полк сразу же пришел к ним на помощь: потеснился в своих мизерных помещениях, снабдил дополнительными плащ-палатками, брезентами, отпустил свежий хлеб. Батальон, лишенный пока своего хозяйства, был огромным бесприютным детищем, потребности которого не так-то легко удовлетворить. Требования ротных старшин иногда встречали противодействие хозяйственников полка. Днем вспыхнуло несколько коротких перепалок. Но последнее, решительное слово осталось за «хозяином», и Степанов всем, чем мог, удовлетворил батальон.