— Банка свиной тушенки?.. — Вопрос Мещерякова застал Звенягина врасплох. — Разные бывают, товарищ адмирал…

— Сразу видно, никогда сами не имели дела с провиантом. Конечно, у вас такими делами занимается кок.

— Нет… почему кок?

— Большие банки не годятся, — сказал Мещеряков, — вскроет парень, сразу не съест, куда ее девать? Там хранить негде — выбросит, а потом зубы на полку… Баштовой, это ваше упущение.

— Я говорил лейтенанту Стрельцу, предупреждал его, товарищ адмирал. Просил обменять на маленькие банки. Разрешите исправить.

— Все уже сделано — обменяли, выдали. Командующий распорядился.

Букреев понял, почему адмирал с ходу, как говорится, затеял разговор о таких мелочах. Мещеряков старался рассеять их дурные мысли.

Пока Шагаев занимался с Батраковым и Линником, адмирал бегло проверил обстановку: число подведенных плавсредств и кораблей поддержки, связь с армейскими частями, как доведена задача до каждого…

На прощание Мещеряков сказал:

— Сообщите морякам, что наши войска, наступающие на Крым между Днепром и побережьем Сиваша, продолжают преследовать отступающего противника. Сейчас маршал по прямому проводу говорил с командующим Четвертым Украинским фронтом. Войска генерала армии Толбухина атакуют Турецкий вал и завязали бои у Армянска. Сегодня ночью Крымский полуостров будет совершенно отрезан, и немецко-румынская группировка в Крыму будет изолирована. Вы начинаете атаку Крыма с востока. Высадиться, вцепиться и держаться! Держаться во что бы то ни стало!.. Понятно, Букреев?

— Понятно, товарищ адмирал.

— Звенягин?..

— Понятно, товарищ адмирал.

— Надеюсь на вас, товарищи. Сегодня к вам обещал приехать сам командующий…

За несколько минут до посадки на суда моряки еще раз проверили свои мешки и карманы, выбросили лишнее, вплоть до белья и писем, и добавили патронов.

Армейские водители автомашин с удивлением наблюдали моряков, разбивающих ящики и расхватывающих боезапасы. Нехватка судов, хорошо известная морякам, почти штормовой ветер и повторный приказ «вцепиться и держаться» усилили жадность к патронам и гранатам.

Командующий, подъехавший незаметно, вышел из машины и направился к причалам. Букреев, извещенный Горбанем, пошел навстречу генералу. Командующий, отставив рапорт, поздоровался с Букреевым и присел на кнехт. Он молчал, как будто прислушиваясь к гудению людей и треску разламываемых ящиков.

— Люди распределены по судам? Задача доведена до каждого?

— Распределены, задача доведена до каждого, товарищ генерал армии.

Командующий устало поднялся:

— Сколько у вас плавсредств, товарищ Букреев?

— Четыре катера «морские охотники», восемь мотоботов, два гребных баркаса и один малый тральщик, товарищ генерал армии.

Узнав о присутствии командующего, к причалу подходили моряки. Они любили генерала. Все тепло именовали его за глаза только по имени и отчеству. Теперь он прибыл к ним в эту бурную ночь, которая для многих, может быть, будет последней.

Командующий не видел лиц людей, но чувствовал движение матросской массы, дыхание, шепот и тревожное ожидание. Он хорошо знал, что предстоит людям, посылаемым им на трудный, жертвенный подвиг.

В этот важный момент, на грани жизни и смерти, нужно было напомнить о целях борьбы, которую вели эти молодые, но зрелые люди, сгрудившиеся возле него и ожидавшие поддержки и оценки их грядущего подвига, для которого создано их боевое товарищество, скрепленное долгом, дисциплиной и совместно пролитой кровью.

— Матросы и офицеры десанта! — сказал генерал своим хрипловатым голосом. — Мы должны очистить наши земли от врагов. Мы — радетели русской земли. Нам довелось… нам довелось… — Он поднял голос, махнул плотно сжатым кулаком туда, в сторону Крыма. — Наступило время, когда мы придем к их границам! Дорога в их разбойничьи государства лежит для нас, черноморцев, через Крым, через Севастополь. Для нас обходных путей нет, ребята! Нет! Мы появимся на их границах! Мы перейдем их — и ворвемся к ним! Надо наказать преступное их войско! Сегодня ночью вы начинаете новый поход. Надо сломить заслоны! Сломить во что бы то ни стало! Потомки будут вспоминать нас со славой. Желаю успеха, орлы! Вперед на врага, букреевцы!

Он еще раз взмахнул кулаком, постоял, опустив голову, а затем, попрощавшись с Букреевым, Батраковым, расцеловав Звенягина, быстро пошел к своей машине.

По тому, как моряки двинулись за ним, окружили машину, было понятно все. И прежде всего это понял сам командующий.

— До свиданья, ребятки! — попрощался он.

Вот тут-то и крикнули матросы: «Ур-р-ра!», перекрывая шум вспененного моря.

— Тише… тише… Еще услышит… — сказал растроганный командующий. — Вот наломаем ему рога, тогда и покричим…

Он обратил внимание на стоявшего перед ним Кондратенко. Ничем не отличался этот моряк от других: та же одежда и обувь, то же оружие и диски в брезентовых чехлах, висевшие вокруг пояса, как круглые пироги, но надпись на бескозырке, освещенная светом включенных фар, остановила его взор.

— «Беспощадный»?

— Так точно, товарищ генерал армии.

— За всех!

Он обнял Кондратенко, троекратно, по-русски, расцеловал его и, еле сдерживая волнение, скрылся в машине. Фары отбросили два тонких светлых уса, машина фыркнула и медленно тронулась, провожаемая множеством приветливо машущих рук.

— Иду на сторожевике, товарищ капитан, — сказал Баштовой Букрееву. — Двое суток глаз не сомкнул, хоть часочка два вздремну до того берега. Вот и доктор составит компанию.

Фуркасов, широкий и короткий (ватное обмундирование, сумки, повязанные накрест), неумело подтягивал снаряжение на переводчике Шапсе, только вчера прикомандированном к десанту от политуправления.

— Чувствуете, товарищ капитан, как идеально относится начальник штаба к своему здоровью?.. — пыхтя возле Шапса, говорил доктор. — Ну, повернитесь, товарищ старший лейтенант… Так, хорошо. Автомат можете пока снять с загривка — неудобно. Пристройте его на плече, вот так, как я… Теперь отлично. Никто не поверит, что вы впервые идете в десант… — Доктор вынул платок, вспорхнувший в его руках, как голубь, вначале у лба, затем у затылка. — Держусь начальника штаба. Верю в его звезду…

— Правильно, доктор. Начальник штаба в подобных переделках проверенный, не то что комбат, — пошутил Букреев.

Батальон выстраивался. Люди почти сливались с темными, словно срезанными огромной лопатой высокими стенами обрыва. Сочная волна выносилась на берег, пробегала по песку и уходила, накрытая белыми шапками пены, потом другая, третья… Волны возникали из темноты, шумели, обрушивались холодом и брызгами, хрипели, запутавшись в сваях причалов.

Звенягин прошел на пирс в сопровождении трех моряков, одетых в кожаные регланы и зюйдвестки.

— На катерах посадить народ в трюмные отсеки, — говорил на ходу Звенягин. — А то набьются на палубах… Попал — не попал снаряд, а месиво.

Каблуки застучали по свеженастланным доскам причала. Шум моря поглотил еще какие-то приказания командира дивизиона. Подъехал грузовик, осторожно нащупывая дорогу. Из кабинки высунул голову водитель:

— Хлопцы, патроны винтовочные! Кто принимает?

— Давай сюда! — крикнул Баштовой, направляясь к машине. — Стоп! Тут ямка…

Мотор заворчал на малых оборотах. По приказанию начальника штаба, стрелки второй роты быстро расхватали ящики и понесли к тральщику.

Грузовик мягко, но сильно сдал задним ходом. Баштовой инструктировал Плескачева, как лучше предохранить рации при высадке, и сверял позывные пехотных частей и своих рот, занесенные в аккуратно разграфленную записную книжку.

Шагаев подъехал на вездеходе и, выйдя из машины, направился к Букрееву. Рядом с Шагаевым очутились Батраков и Курилов. Они казались очень маленькими в сравнении с начальником политотдела. Шагаев поздоровался, и Букреев ощутил его полную, немного вспотевшую руку.