Матросы бросили свои стеганки на дно траншеи, и Зубковский лежал на них, прикрыв глаза, бледный от потери крови, с руками, сжатыми в кулаки, в изорванном чуть ли не на ленточки обмундировании. Бескозырку с потускневшим названием корабля держал в руках дядя Петро, с состраданием смотревший, как неопытные руки Шулика и Брызгалова перевязывали Зубковского. Тут же с самодельными носилками, присев на корточки, поджидали краснофлотцы. Батраков приблизился к раненому и, наклонившись над ним, что-то тихо сказал. Краснофлотцы возле носилок прислушались, но ничего не расслышали. Батраков поднялся и кивком головы приказал нести. Дядя Петро бережно опустил бескозырку на грудь раненого и снял шапку.

— Чего прощаешься? — строго сказал Шулик. — Жив будет. Героя небось заработал…

Зубковского подняли и бережно понесли четыре человека. Процессии уступали дорогу, прижимаясь к стенкам, и везде по траншее с уважением и товарищеской гордостью повторяли имя героя.

…Четвертую атаку погасили штурмовики, налетевшие с Тамани. Один из самолетов сбросил вымпел адмирала: «Доложить обстановку и непременно держаться до подхода резервов». Горбань снова побежал на КП дивизии.

Батраков вызвал к себе Линника и Курилова, чтобы выяснить, как держатся моряки на остальных участках. Линник сообщил, что моряки сражаются храбро.

— Сказать о нашем моряке, что он сражается храбро, это все равно что сказать о человеке, что у него две ноги, — сказал Батраков, несколько смущаясь, так как сам вычитал где-то подобное изречение.

— Держатся, — добавил Линник.

— Продержатся до вечера?

— До вечера? — Линник поднял глаза на замполита, потом перевел их на солнце, стоявшее в зените. — До вечера удержатся. А вообще будут стоять до смерти.

— Понятно… — раздумчиво произнес Батраков. — А тебе, Курилов, придется принимать штаб. Баштового, сам знаешь, нет, Плескачева нет. Тут кое-каких связистов с катера сняли — собери. Ночью чтобы были телефоны, а то без проволоки как без рук. Гоняю Сашку — скоро ноги парень отмотает.

— Есть, товарищ капитан.

— Если к ночи отобьемся — а отбиться должны, — такой приказ: устраивай компункт и орудуй.

— Здесь, что ли? — Курилов осмотрелся вокруг невеселыми глазами.

— Вижу, неопытный ты человек, — ласково укорил Батраков. — По-моему, надо будет обосноваться пока у маяка. Там, Сашка говорил, имеются подвалы, домишки и строения из камня. Займись погребением убитых. Обязательно нужно убитых хоронить и могилы замечать. Составь такую памятку себе. Раненых из окопов переведешь. А то здесь они только мешают и настроение портят. Доктор, кажется, утонул, так что свяжешься с армейцами, помогут. Сестры почти все на том берегу… В общем, действуй и обживай крымскую землю.

Линник и Курилов ушли. Немцы обстреливали плацдарм по всей площади. Стреляли дальнобойные батареи от крепости и горы Митридат.

Моряки вскрывали консервы, обедали. Воду приносили из колодца. Вода была горько-соленая и плохо утоляла жажду. Немцы пристреляли колодцы. Обживать плацдарм приходилось не так-то легко. Батраков погрыз сухарь, припасенный в полевой сумке, и, прикрыв глаза, принялся восстанавливать в памяти подробности высадки.

Мотобот, на котором он шел вместе с лейтенантом Стонским, был прибуксирован почти к самому берегу. Отцепленный мотобот на своих моторах первым пристал к пляжу высадки. Но волна вернулась в шипении и грохоте камней и отбросила суденышко обратно в море. Если бы Батраков ждал, пока мотобот своим ходом снова подобьется к берегу, прошло бы столько времени, сколько нужно врагу для того, чтобы утонить судно. Сейчас Батраков с внутренним удовлетворением вспомнил, как он первым прыгнул в студеную воду и как его вынесло прибоем. А потом уже появились Горбань и лейтенант Стонский, собиравший штурмовую группу.

Моряки залегли на прибрежной гальке, накрытые прицельным огнем. Надо было немедленно поднимать людей в атаку. Батраков овладел собой, перескочил проволочные заграждения и перебежал минное поле. Его пример увлек других. Они отштурмовали прибрежные доты и с налету подавили батарею, стрелявшую по кораблям.

Итак, он первым перебежал минное поле, проложил дорогу к прибрежной укрепленной возвышенности и помог внезапно атаковать врага. Личный пример много стоит. Но не будь его, так бы поступил кто-нибудь другой — тот же Горбань, или Стонский, или любой десантник, овладевший собой раньше других…

Только на рассвете Батраков узнал от Курилова о подвиге командира роты пэтээр Ярового. Мина взорвалась у его ног. Тяжело раненный, с перебитыми ногами, Яровой приказал положить себя на плащ-палатку и нести вперед. Истекающий кровью, он лежал на плащ-палатке, стрелял из автомата и кричал: «Ребята, за мной!» Он увлек людей, и они выбили гитлеровцев из их укреплений.

Самым тяжелым было известие о том, что Букреева и Рыбалко нет. Они не высадились. Положение сразу же осложнилось. Размеченная линия берега атаковывалась разновременно небольшими группами. Такие атаки могли в общей сложности и не принести успеха. Помня беседы с Букреевым и его образное выражение о ртути, батраков старался теперь «собрать капельки ртутного шарика, чтобы сжать его в кулаке удара».

Горбань помог ему связаться с группами высадки. К Батракову, возглавившему батальон, сходились моряки, прорубаясь гранатами и кинжалами. К нему подошел Цибин, занявший с автоматчиками южную окраину рыбачьего поселка и курганы. Затем, выйдя на шум боя, они обнаружили моряков второй роты, прорвавшихся до высот за поселком и до противотанкового рва.

Сам Батраков, непосредственно командуя центральной группой, к рассвету отштурмовал северную окраину поселка, а к восьми часам захватил артиллерийскую батарею, прожекторную станцию и два склада с инженерным имуществом. Выйдя правым флангом к морю, Батраков увидел при свете солнца в низине между озером и морем болото, залитое водой, и поднимающиеся словно в тумане постройки второго рыбачьего поселка, дамбу, откуда палили немецкие батареи.

Закрепив стык с армейской пехотой, Батраков выполнил первую часть задачи, поставленной командованием перед десантным батальоном.

Ночная высадка, несмотря на потери и путаницу, принесла свои результаты. Противник, получивший неожиданный удар и смело атакованный, не знал о силе десанта.

Десант, то есть совместная операция морских и сухопутных сил с переброской войск морем и высадкой их на занятый противником участок побережья, был совершен. Кончился период скрытого сосредоточения, ночных маршей, военных хитростей.

Две силы: одна — наступающая и другая — обороняющаяся, встретились в открытой схватке. Немецкие генералы, ожидавшие десанта отовсюду, теперь увидели его.

Позади немцев лежали обширные просторы Крыма, аэродромы, автомобильные дороги, удобные для переброски к угрожаемым местам солдат и военной техники. Восточный берег Керченского полуострова был заблаговременно укреплен и насыщен войсками.

Позади десантников протянулся широкий пролив, соединявший два моря. Далеко синели возвышенности Тамани.

Казалось, в неравных условиях началась атака Крыма.

Германские и румынские генералы, собравшиеся в тот же день на совещание близ Керчи, как рассказывали потом пленные, были несколько встревожены, но рассчитывали на свое превосходство. Не предвидели эти генералы, что именно отсюда пойдут корабли черноморцев к Измаилу, к Констанце, к «дунайским столицам» — Будапешту и Вене. Отсюда началось наступление южного фланга советских войск.

Летняя кампания 1943 года принесла дальнейшие успехи советскому оружию. Наши войска изгнали врага с Левобережной Украины, из Донбасса, Орловщины, Смоленщины, переправились через Днепр и вступили в Правобережную Украину и Белоруссию.